До четырех

Мэтт отодвигает пакеты с мусором к чужой двери - туда, где им, собственно, и следует быть. Сосед слева иногда оставляет такие вот "сюрпризы": тазик с водой, пустые бутылки, полный кошачий лоток... Развлекается. А может быть, пытается воспитать. Обычно все заканчивается громыханием и скачками стекляшек по пролетам - спасаются от тяжелой шипованной обуви Мелло. У сигарет нет даже запаха - словно обычной травой набили. И это не сейчас накрыло, после двух бессонных ночей и дешевого кофе - от воды из-под крана разве что цветом отличается. Мэтт не чувствует разницы уже около месяца, но, как всегда, слишком поздно об этом вспоминает, чтобы остановиться. В квартире так ничего и не прибавилось - только бинты в ванной и сумка с комплектующими для ПК. Домом не назовешь, да он и не помнит уже, как это, когда личное пространство расстилается вокруг коврами и занавесками, а не липнет к телу скафандром одежды и дыма, и не стремится дать пинка при первом же удобном случае. Вечерами Мэлло матерится сквозь зубы, накладывая мазь от ожогов на лицо и руку. Получается пошло и однообразно - Мэтт скусывает всю щеку, только бы не смеяться и заранее прячет Xbox на случай, если сорвется. Сидеть внутри, когда программы работают сами, а все игры пройдены больше десяти раз, - скучно. Ждать - вообще, занятие мало приятное. А уж ждать Мэлло... В первый раз Мэтт приходит сам. Все примеривался, ждал удобного момента. Выбирал причины и отмазки, строил цветастые фразы и ветвистые предложения... А получилось неожиданно для себя самого - ранним утром: банки еще не работали, Мэлло уже не спал. Из цветов - только синева, кривой ромашкой выступившая под глазом. Высокий IQ и умение взломать любую охранную систему в переулках Гарлема не спасают. Правда, Мэлло смотрелся и того хуже. А прятал только кружку с молоком - шрамов немец не стыдился. Пожалуй, в этом они особенно схожи (еще Роджер заметил) - очки у Мэтта поверх взгляда. И гематомы тут ни при чем. Слова - это тоже трава: замечаешь, только если вымахают до самого горла - приходится стричь и утрамбовывать. Сгоряча хакер срубает все, и сколько потом ни ищет нужное в ссохшейся зелени - все не то. - Кости целы? - найденный проворно запирает двери, наградив кружкой и хмурым, исподлобья, взглядом. - Даже ноут отбил. Об отбитых почках Мэтт старается не вспоминать. Мэлло уходит повторно следующим же утром. Дживас успевает заметить светлое каре в конце улицы и только потом вспоминает, что несостоявшийся напарник и раньше-то редко бродил в открытую, тут уж куда вероятнее, что он скрылся вот под тем хиджабом - слишком уж приметная теперь внешность. К вечеру Мэтт знает квартиру до трещин в подлокотниках дивана и пятнышек на линялом ковре. Его накрывает де-жавю: обстановка похожа на стартовый ролик какого-нибудь шутера с постаппокалиптическим сюжетом. У Мэлло нет фотографий, а всех, кто мог бы на них оказаться, немец носит внутри. Но так его не столь гениальный друг нервничает даже больше: сквозь стекло рамок мог бы посмотреть на их лица - врага нужно знать в лицо. Майл пьет прокисшее молоко и клянет все эти меры предосторожности, обязывающие прятаться от своих и чужих. Мэлло не проболтается ни во сне, ни по-пьяни - это Мэтт знает наверняка. Мэтт трижды ловит себя на тихой ненависти, едва поджаренный гений переступает порог и, чертыхаясь, валится на диван, прогромыхав ботинками по ногам гостя. Тот злится, не удержавшись от подхваченного где-то в сети: "Карма!" Мэтт с мокрой головой и куском пиццы в зубах, без рубашки и - что гораздо хуже - без очков. Он понимает, что обида - это глупость, роскошь и посылка из детства, которого так толком и не случилось в их жизни. Но хозяйские тапки с выцветшими от стирки лисьими мордочками взывают о мщении. Мэлло сосредоточенно грызет шоколад, и Мэтту как-то не кстати думается, что эта его странная прическа у русских зовется "под горшок". Хорошо бы и вправду напялить ему упомянутую посудину, постучать сверху ложкой! - Нужно идти к Ниа. Новость падает между обтянутых кожей колен вместе с черными сладкими крошками. "Его сожгло изнутри тоже", - отмечает Мэтт и не замечает за собой сочувствия. Впрочем, он уже ничего не замечает, и никаких поэтических сравнений не идет на ум, вроде сквозных ранений, пустот и черных дыр. Последние в его жизни намечались только в карманах, где шуршали лишь счета за интернет-услуги, да в электронных почтовых ящиках, очищенных от всех без исключения писем - безопасность. - Зато ты с группой поддержки, - рот открывается сам, слова летят в напарника со скатанным в шар полотенцем. К черным шоколадным россыпям на полу добавляются белые крошки хлеба и тонкие нити сыра, скользящие между пальцев Мэтта. И у Мэлло - такого вспыльчивого и эмоционального Мэлло! - лицо кирпичной стены, когда он оборачивается. Они целуются в четвертый раз, когда рыжий умелым движением выбивает из пачки сигарету, а из наследника L'а - хандру едва ли случайным касанием колена... А потом Мэтт сбивается со счета. Мэтт садится в кресло с Xbox и твердым намерением дождаться чуть не ставшего барбекю товарища. Зомби на экране машут топорами и остатками рук, зомби за стенкой уже собираются на работу, хоть за окном пустеет так же стремительно, как и в стакане. Молоко оседает на стенках и за фонарным светом, в обнаженной тучами синеве. Только Мэлло никак не проецируется в соседнее кресло... А просыпается - и солнце бьет в глаза. Из-за двери слышатся все те же однообразные ругательства, и Мэтт не может не улыбаться. Сквозь грохот удается разобрать только отдельные слова, но он привык иметь дело с обрывками информации, так что довольно быстро расшифровывает случившееся: сосед сегодня расщедрился на гирю в шестнадцать килограмм.