—
Ему было девять, когда умер его дедушка. Вот, просто, был и нету. Из-за Орочимару. После горьких похорон Третьего Хокаге, он был потерян, опустошен. Размазывал по своему детскому, смазливому лицу слёзы вперемешку с соплями. Она была рядом, даже тогда. Села на перила его дома, сжимая прутья под собой и смотрела с пониманием, но никак не с жалостью. Она видела, что он может быть сильным и что, возможно, когда-нибудь он превзойдёт её. Когда-нибудь. А пока она будет его обучать, раз этот день ещё не настал. И смотреть в его синие, окружённые тёмной дымкой горечи, глаза. Улыбаться, помогая идти дальше. Так по родному, по-Узумаковски. Ещё не забудет взъерошить его и без того лохматые волосы. — Всё будет хорошо, даттебайо! Вот увидишь! — согревая его душу, она улыбнулась и обняла. Сердце пропустило удар. А он, так безрассудно и глупо поверил, что всё будет хорошо. Этот ведь она сказала.—
Тогда же некая Цунаде — одна из великих трёх саннинов — стала Пятым Хокаге. Он мало знал о ней, лишь то, что она была сильная и пугающая. Но она восхищалась новой Каге Конохагакуре и почти не боялась — сама рассказывала ему. Поэтому решил восхищаться и он. И когда он рвался на войну, вместе с ней, часто получал от Цунаде. И вот, очередное наказание, старые вопросы — старые причины, стыд со стороны учителя и усталые выдохи Хокаге и Ируки-сенсея. Тогда он впервые ответил не на вопрос, а сказал то, что думает. — Я хочу быть седьмым Хокаге, в будущем! — на него направились не понимающие взгляды взрослых, а Цунаде-сама спросила: — Седьмым? А кто будет шестым? — без доли насмешки, серьёзным голосом спросила Сенджу, а он подпрыгнул, сжимая кулаки. — Шестым Хокаге станет старшая сестрица Наруто! — и улыбнулся, как она. Ируке и Цунаде лишь оставалось удивлённо посмотреть на него, открывая рты — никогда ещё те, кто хочет стать Хокаге, не давали возможности перепрыгнуть другим. Но он решил, что, пусть сначала она станет Хокаге, а он подождёт, наберётся опыта.—
Ему было двенадцать, когда он официально стал Шиноби Конохагакуре, выпустившись из Академии. Она привычно прижала его к себе, обнимая и поздравляя, в своей задорной манере и с гордостью. Он был рад. А на следующий же день она исчезла, без слуха, без духа. Она рвалась вернуть в Конохагакуре своего темноволосого друга, Учиху Саске, насколько знал он. Когда к нему приходило осознание того, что его учитель уделяет больше времени своему другу (что, в общем-то, не мудрено), в груди зарождался неприятный, липкий ком, поднимающийся к глотке и не дающий возможность вздохнуть воздухом, которым дышит и она, хоть раз. Да, возможно, он был слегка одержим ею, оно и понятно — она была словно Богиня для него. Она была его наставником. Именно его, не какого-нибудь «внука третьего Хокаге». Нет, он любил своего дедушку, но всё это лицемерие надоедает, а она — нет. — Наруто онэ-сан! Научи меня технике расенгана! — перед тем, как она ушла, выкрикнул он, с неким рвением и обидой. — Раз уж ты так хочешь, даттебайо! — оттопырив большой палец и обнажив зубы в белоснежной улыбке, она откликнулась и, взаправду, стала его учить технике. Да, много пота и воды утекло, но, он научился. И вновь она ушла.—
Ему было пятнадцать, когда после войны объявили о её помолвке с тихим, но сильным Шиноби — Хината Хьюга. Он и рядом с ним не стоял, даже слишком далеко. Этот человек — отпрыск клана Хьюга, который по силе уступал лишь клану Учиха. Он поначалу удивился: этот Хината слишком нежный и мягкотелый, совсем не как она. Правильно говорят, противоположности притягиваются. Да так, что за две недели решают вступить в брак. Он был рад за неё и Хината, очень даже. Но при этом в глотке появлялся уже ставший ему родным ком. Она была слишком счастливой, большой, светлой и энергичной. Она была словно солнце. Не его солнце. И даже не удивительно, что, когда большинство людей ненавидели её, Хьюга оставался восхищаться ею, желая стать как она — сильная, помогающая всем, идущая по своим законам и не обязанная не перед кем, свободная и светлая. Даже когда на её пальце оказалось обручальное кольцо, она не стала сдерживать саму себя в оковах. Наоборот, она стала ещё ярче и сильнее — и он не смог позволить себе разрушить её счастье. — Поздравляю тебя с помолвкой, онэ-сан! Глядишь, и перестанешь добиваться поста Хокаге, коре? — после празднества, придя с ней в Ичираку Рамен, он весело рассмеялся, наматывая на палочки лапшу и разливая бульон туда-сюда. — Ха! — задорно крикнула она, хомяча рамен, от чего полоски забавно плыли на её щеках. Брови были слегка сдвинуты к переносице, рот был забит, но, тем не менее, сверкал улыбкой. — Не дождешься, ттебайо! Я стану Хокаге! — кольцо сверкнуло на безымянном пальце. — Эй, — угрюмо проворчал он, когда жирные капли рамена с чужой тарелки попали на его лицо. — Ешь аккуратнее, онэ-сан! — Бе, бе, бе.—
Годом позже у неё родился первенец. Боруто Узумаки был точной копией матери во всех смыслах — блондинистые, торчащие во все стороны волосы, голубые задорные глаза, хулиганистый и энергичный характер. Но также было между ними какое-то незаметное, но ощутимое отличие. Какое? Он не понял. — Коно… Хама… Ко-но-ха-ма-ру они-чан! — с улыбкой как у матери, во все тридцать два, залился радостью и захлопал пухлыми ладошками Боруто. Он держал мальчика на руках, сдерживая слёзы радости. Брат? Он? Это не сон? Тогда она положила свою ладонь ему на плечо и улыбнулась: — Теперь ты его старший братец, даттебайо! Ты ведь его сбережёшь? — словно беря клятву, необычно-серьёзно спросила она, прикрывая глаза. Её короткие, по затылок, волосы торчали и там, и здесь. — Я… Обязательно сберегу его, Наруто онэ-сан. — он неосознанно дал клятву. А тем временем Кьюби в её сознании понял суть вопроса и тихо зарычал на Джинчурики.—
Ему было восемнадцать, когда в семье Узумаки-Хьюга родилась младшая дочь — Химавари Узумаки. Она была похожа на своего отца: тёмные волосы, смазливая мордашка, светлый оттенок кожи. От матери у неё были по две полоски на каждой щеке, голубые глаза, громкий голос и через чур огромный энтузиазм. Доброту. Она очень любила брата, мать и отца. Уважала и его. Он был частью их семьи — она считала его своим вспыльчивым, но способным младшим братиком, хоть Хината и смотрел на него странно, словно знал всё о его чувствах. — Конохамару, я тебя уважаю и ценю, как близкого человека для Наруто-чан, но пожалуйста, не делай ничего из рук вон выходящего. На твоём лице всё написано лучше, чем задания на свитках. — а, оказалось, и правда знал. Он ослепительно, как она, улыбнулся. — Конечно, Хината. Я не собираюсь ломать её жизнь.—
Ему было двадцать один, когда она наконец стала Хокаге. Правда, в тот день он заменил её, перевоплотившись. Вот правда — как можно опаздывать на собственную церемонию? Ну, конечно, она бы не была собой, если бы пришла вовремя. Ощущать себя в женском теле он привык, да вот только… Быть ею непривычно. Как-то по сладкому и тягостному приятно. И не приторно. Правда, всё равно было неловко обманывать деревню в которой живёшь и её жителей. Но пофигистичный вид Шикамару и спокойный Шестого Хокаге вынудили его успокоиться и попытаться сделать то, что сделала бы она. — Спасибо! Спасибо вам, дат.. даттебайо! — перебинтованая рука поднялась, помахивая в стороны. Все кричали, радовались, поздравляли. «Извини, Наруто онэ-сан» — в мыслях проговорил он, явно нервничая, что выдавал его дёргающийся глаз.—
Ему было двадцать семь, когда её сын поступил в Академию. Когда назвали его имя на перекличке, Боруто не откликнулся. Он пересёкся с нею взглядами — она слегка улыбнулась, хотя на её лбе появилась испарина. Боруто, такой же озорной, желающий внимания вечно отсутствующей матери, направил вагон поезда прямо на каменное лицо Седьмой Хокаге. Она тогда чуть в обморок не упала, с дёргающимся глазом и с вставшими дыбом волосами. Шино так вообще стал бледнее мела до корней волос. — Узумаки Боруто на месте! — с фирменной улыбочкой и смехом Узумаки, он развернулся к находящимся в шоке ученикам и учителям, где заметил свою мать, но не его. Потому что он тут же поднялся на скалу и решил потащить Боруто к ней. Даже все его атаки он блокировал, в конце концов взяв в захват. Боруто лишь раздражённо выдохнул, повиснув в воздухе. — Ладно-ладно, я всё понял! Отпусти, нии-чан, — гаденько сказал мальчик, барахтаясь и смотря в злые синие глаза за спиной. — Теперь я твой учитель. И называй меня соответственно, — проворчал он, не давая спуску. — Ха?! — задорно закричал, как мать, и фыркнул. — Ещё чего, Конохамару нии-чан! — явно провоцируя парня, Боруто насмехался. — И-извините… Боруто, всё нормально? — из вагона вышел мальчик, которого еле можно было разглядеть в пыли. — Ты ещё кого-то втянул в это? — хватка усилилась. — Ай, яй, яй, ай! Отпусти! — брыкался ногами Узумаки, недовольно фырча. Он посмотрел на неё, а она, всё ещё находясь в шоке, вздохнула и покачала головой, — отпускай. Он послушался. — Не расстраивай свою мать, — выдохнул он напоследок, спускаясь к упомянутой.—
Ему было тридцать один и уже на следующий день должен был праздник, но что-то пошло не так. Конечно, чёрт возьми, что-то не так, иначе бы… Иначе лежало бы её окровавленное тело перед ним? Конохагакуре в руинах. Благодаря Хокаге, все живы, некоторые лишь пострадали. А сама Хокаге лежала хладным трупом у него на руках. Он плакал. Впервые, после становления Шиноби, ревел словно дитя прижимая к себе её тело. Позади него стояли её родные и близкие: Узумаки Хината, Боруто, Каваки, Химавари, Учиха Саске, Сакура, Сарада, Хатаке Какаши, Нара Шикамару, Сенджу Цунаде, Сабаку Но Гаара, Яманака Ино, Сай, Киллер Би. И он сам. Он считал, это конец. Впрочем, правильно считал. Пока сердце под жёсткой тканью и грудной клеткой слабо не забилось. Сухие губы слегка приоткрылись и чтобы расслышать её, он наклонился. Она приблизилась к его уху губами.Последний выдох сопровождался последней улыбкой.
—
Ему тридцать два. Он сидит у её надгробия.— С днём рождения, Конохамару. Позаботься о себе и моих детях. Стань великим Хокаге.
Ему плохо.