Все женщины делают это

      Я не даю ему сбежать, застываю у двери, прижимаюсь к ней спиной и складываю руки на груди. Альбус такой смешной, когда злится: взъерошенный, покрасневший, из-за чего голубые глаза сверкают еще сильнее обычного. Но я только усмехаюсь в ответ на его агрессивную позу.       — Ты сам предложил это пари, — напоминаю я ему.       — Но, Геллерт, переодеться в женщину? Это же… — он отводит взгляд в сторону. Конечно, сложно признаваться в собственном поражении. Мне ли не знать. Я любуюсь, как краснеют его скулы, как сжимаются пальцы в кулаки. Но вот грудная клетка рвано двигается — несколько глубоких вдохов, и передо мной уже тот самый Альбус — собранный и серьезный. Слишком серьезный для своих лет, серьезный, даже если речь идет о самых сумасшедших выходках, которые он мог бы себе представить.       — Давай. Будет весело. Пройтись по дорожкам парка, держаться за руки, целоваться в беседке, касаться колена ладонью и залезть тебе под юбку. Нас могут увидеть, нас могут раскрыть, но разве это важно?.. — с каждым словом я делаю очередной шаг навстречу Альбусу. Подкрадываюсь, пытаюсь зацепить взглядом его взгляд, поймать его, заставить сдаться.       «Ну же! Ты тоже этого хочешь!» — я не произношу ничего вслух, но эта моя мысль бесконечно долгая и повторяющаяся. Альбус мелко дрожит, но все еще не решился. Я поднимаю руки, обозначая объятия, но не завершаю их. Не касаюсь плеч, не скольжу ладонями по его спине, не сжимаю его тело так, что даже мне бы стало тяжело дышать. Я замираю в считанные мгновения от Альбуса и жду.       Я жду, когда же он сдастся. Признает свое поражение и свою нужду в том, что я с ним творю, в том, что мы делаем друг с другом. И тогда он качнется в мою сторону.       «Мы же оба знаем, что будет по-моему», — я не произношу ни слова, но хватает и взгляда, чтобы Альбус меня понял и нахмурился. Все-таки мы слишком хорошо друг друга знаем.       Сжимаются губы — такие мягкие, горячие, стоит только их распробовать. Упрямо дергается подбородок, слишком дерзко, настолько, что мне хочется впиться укусом в него, сильно, до темных отметин, а потом провести поверх них языком, успокаивая кожу. Возможно, останется след, возможно, Альбус попробует отомстить. И как всегда он будет слишком благороден, чтобы завершить свою месть. Иногда мне даже хочется сделать что-то такое… Сломать его… зайти за край, чтобы этого благородства не хватило. Но пока всего лишь пари. Всего лишь свидание.       — Никто даже не догадается. Ты будешь самой красивой леди… — выкладываю я свою последний козырь. — Никакого риска.       — Это не в твоей манере, — я слышу смешок, а выдох Альбуса оседает на моей щеке. Я почти физически чувствую, как натягиваются невидимые нити между нами, как растет напряжение. Но сделать шаг вперед не в моих интересах. Не я буду первым. Не я признаюсь.       Альбус молчит долго, но потом все-таки двигается, правда, не вперед, а чуть в сторону, вокруг меня. Не сбегает, но и не соглашается. Дразнит.       — Я найду, чем себя развлечь, — отвечаю я, но не поворачиваюсь вслед за ним. Лишь слегка наклоняю голову.       — За мой счет? — фыркает он.       — Ты никогда не жаловался, — напоминаю я. — И всегда давал свое согласие.       — Думаешь, в этот раз тоже дам? — в его голосе слышится толика негодования, отдаленная гроза. Я чувствую его взгляд, будто нацеленную палочку с готовым сорваться заклинанием. Да, Альбус умеет злиться, только хорошо это прячет. Он упрям и решителен, а еще слишком честен, и это несмотря на то, что мы почти одного возраста. Зря. Я вот смог изжить этот недостаток.       — В этот раз ты проиграл, — повторяю я и тут же с шуточным удивлением спрашиваю: — Неужели такие долги выше тебя? А как же честь?       — Честь надеть женскую одежду?! — он почти мгновенно оказывается напротив меня, хотя до этого, кажется, стоял за спиной. И это невыносимо, смотреть на пылающее лицо Альбуса, быть объектом его гневных взглядов и не сметь касаться. Впрочем, я достаточно держу себя в руках, чтобы наклониться к самым его губам и удержаться от поцелуя:       — Нет, — выдыхаю я в эти изогнутые в гневе губы. — Я сам надену это на тебя. Я все сделаю сам.       Альбус на мгновение замирает, становится статуей, даже дыхания не слышно, а потом медленно, будто завороженный кивает. И демонстративно закусывает нижнюю губу, как всегда это делает, когда готов поддаться собственным искушениям. Мелькают зубы и розовый язык, пламенеют пятна на щеках, блестят влажные губы. И я не удерживаюсь, подаюсь вперед и впиваюсь в этот слегка приоткрытый рот — жадно, глубоко, горячо. В висках бьет набатом пульс, внутри все кипит от ярости. Да, кажется, я выиграл, кажется, Альбус уступил. Но вместе с тем он все равно показал свою власть надо мной, заставил сделать этот шаг, поманил на свой свет.       Благородный и правильный, как же! В один миг он меняется и уже вцепляется пальцами в мои плечи, шире открывает рот, впуская мой язык, и приглушенно стонет. Это мой Альбус.       — Тогда доверюсь твоим рукам, — говорит мне «мой Альбус» и дергает узел шейного платка. Но я отстраняю его. Сказал же «сам»!       Я раздевал его множество раз, но никогда еще не одевал, и это по-своему возбуждает. Костюм уже готов — от чулок и тонкой нижней рубашки до плотного платья. Все ровно того размера, что и нужно. Есть даже парик и шляпа. Альбус, видя все это богатство, многозначительно косит на меня взглядом, но отказываться уже поздно. О чем бы мы ни договаривались, мы всегда доводим это до конца.       — Мне неуютно, — говорит он, намекая, что стоять голым посреди комнаты действительно не самое приятное. Лето в этом году не настолько жаркое, и в доме прохладно. Кожа покрывается мелкими мурашками. Эта беззащитность как картина, которой нужно обрамление. И я прижимаю Альбуса спиной к груди. Он сначала облегченно вздыхает, я-то одет и объятия сулят подобие тепла. Но когда мои ладони ложатся на его ребра, Альбус вскрикивает, обожженный холодом.       — Твои руки… они снова холодные, — он не пытается вырваться, только предупреждает. — Как ты собрался меня одевать?..       — Так согрей их, — я произношу эти слова уже не в первый раз. И мы оба знаем, к чему это ведет. Заклинания здесь не помогут. Но теплом можно поделиться. Альбус прекрасно понимает как: сжать мои ладони между бедер, прижать их к своей коже, отогревать их распаленным прерывающимся дыханием. Но я выбираю более быстрый способ и погружаю пальцы правой руки в гостеприимно распахнутый рот. Горячо и мягко. Мои пальцы долго скользят по языку, я двигаю ими неспешно, упираюсь кончиками то в одну щеку, то в другую, касаюсь губ и неба.       Мы покачиваемся. Его голая спина и ягодицы трутся о мою одежду медленно, размеренно. Альбус в какой-то момент откидывает голову мне на плечо, убаюканный движениями, и чуть прикусывает снующие в его рту беспардонные пальцы. Наглец!       Мои губы сами по себе разъезжаются в ухмылке: и как же хорошо, что он этого не видит. Мои руки больше не холодные, а может, это Альбус слишком горячий. За укусы я наказываю его щипком за ягодицы. Он тут же вскидывается, будто возвращается в реальность. Поворачивает голову, смотрит недовольно, но в следующее мгновение снова зажмуривается, потому что я скольжу кончиками пальцев по его напряженному животу. Да, вот так. Я сам не могу оторвать взгляда от того, как выглядит моя рука на мягкой рыжей поросли волос внизу живота. Белое на рыжем — красиво…       Я вынимаю правую руку из его рта, горячие влажные пальцы опускаются Альбусу на шею, крепко сжимаются над кадыком… Что я делаю? Что хочу сделать?       — Может, обойдемся без этих переодеваний? — едва слышно произносит Альбус, кажется, его губы — покрасневшие, влажные, чуть припухшие — даже не шевелятся. Я засматриваюсь на этот рот, он может принять не только мои пальцы, а и член.       Я почти делаю шаг к кровати, готовый сбросить тряпье, которое там лежит на полу, и повалить туда желанное тело, а потом вспоминаю, ради чего мы здесь.       — Надо быть с тобой осторожнее, — усмехаюсь я, поворачиваю Альбуса к себе, обхватываю его лицо ладонями и чуть ли не шиплю. — Манипулятор.       — Все может быть, — он улыбается лукаво и смотрит на меня чуть исподлобья.— Попробовать стоило. Не вышло?       — Не вышло, — качаю я головой. Он невыносим. Кажется, что он мягкий, податливый, но нет, это всего лишь обман. Оттого мне так сложно остановиться и больше не играть с ним.       — Если нет, то с чего начнем? — и только пятна румянца намекают, что он говорит вовсе не об изучении очередного заклинания. Он сам тянется к вещам, но не берет их, так, проводит пальцами по ткани чулка и с явным замешательством поднимает двумя пальцами корсет.       — С ванны, конечно, — подмигиваю я и увлекаю его за талию в соседнюю комнату.       — Таз с водой, табурет и бритва, — комментирует увиденное Альбус, подгибая от холода пальцы ног, плитка на полу здесь и вовсе ледяная. — Ты хочешь пустить мне кровь?       — Тогда бы я сделал это быстро и пару минут назад, когда ты так доверчиво подставлял шею под мою ладонь, — парирую я и жестом предлагаю сесть на табурет. Правда, перед этим бросаю на сверху первое, что попалось под руку, — старую мантию.       Альбус устраивается осторожно, ерзает голыми ягодицами по плотной ткани. В составе шерсть, так что голую кожу, конечно же, покалывает, но Альбус упрямо молчит.       — И что это будет? — ему все нужно знать, он не выносит неизвестности, хотя сам любит делать загадочный вид. Позер! Но стоит мне стать перед ним на одно колено, как Альбус замирает. Я ставлю его ноги в таз и кратко взмахивают палочкой. Горячий пар взвивается в воздух, Альбус едва слышно шипит: вода слишком горячая для замерзших ступней. Но я не даю выдернуть ноги из таза, обхватываю руками одну ступню, потом другую, растираю, проминаю пальцами. Альбус кривится, кусает губу и ерзает по мантии. Мой взгляд скользит по длинным ногам к его паху. Он готов развести колени для меня, но планы… планы у меня совершенно другие.       — Ну что, начнем, — я подмигиваю и в два счета покрываю его правую голень пеной для бритья. Альбус на мгновение непонимающе хмурится, а потом возмущенно дергает ногой. Но нет, я крепко держу его за лодыжку, а потом и вовсе ставлю его ногу себе на колено, так будет удобнее брить.       — У приличной леди не бывает таких волос на ногах, — говорю я и провожу первую линию. Там, где скользнуло лезвие, появилась полоска светлой беззащитной кожи. Занимательное зрелище. Волнующее. Одно неловкое движение — и кровь ручейками закапает в воду.       — Ну-у, леди мне точно не стать, — Альбус многозначительно ерзает и чуть разводит колени, демонстрируя мне то, из-за чего его действительно сложно назвать леди. Я хмыкаю, но не отрываюсь от своего занятия. Оказывается, это так быстро… а скользить губами и языком по мягкой голой коже так приятно. Я награждаю Альбуса за терпение жадным поцелуем в колено, оставляю красную отметину и перехожу к левой ноге. Он не сопротивляется и даже закрыл глаза. Так он показывает, что доверяет мне… Но Альбус настолько же непредсказуем, насколько открыт.       — А дальше?.. — спрашивает он, когда я откладываю бритву в сторону и глажу теперь бесстыдно голые ноги. Колени, конечно, не женские, нет, в Альбусе нет ничего женского, но теперь он кажется беззащитнее, а следы на коже… те следы, которые оставляют мои пальцы, виднее. А если покрыть засосами и укусами икры, то…       — Дальше! — требовательно тянет меня за воротник Альбус к себе, к своему лицу. Его язык по-кошачьи касается моих губ — шершавые, жалящие движения. Он дразнит меня, затягивает в свои объятья — и я шагаю на коленях вперед к нему, так явно предлагающему себя. Нежная кожа бритых ног трется о жесткую ткань моей одежды, и Альбус морщится, но тут же постанывает. Я все-таки кусаю этот дерзкий подбородок и впиваюсь губами не в жадный рот, а ниже, туда, где бьется пульс на шее. Это больно, но я не сдерживаю себя.       Мы не сдерживаем себя. Альбус хватает меня за волосы, дергает так, сильно, что я готов взвыть, но лишь усмехаюсь. Это знак, что нужно быть нежнее. Например, зализать, зацеловать оставленные отметины, пройтись поцелуями от ключиц вдоль ребер до впалого шелковистого живота.       — Да-а, здесь, — вскрикивает Альбус, когда мое дыхание останавливается ниже его пупка.       — Здесь тоже? — уточняю я и как бы невзначай отвлекаю его, проводя с силой пальцами по расставленным бедрам.       — Да-а, — он не знает, о чем просит, а когда понимает, сосредотачивается, то уже поздно. Я наношу крем для бритья ему на пах.       — Геллерт?.. — надо же, я слышу свое имя, это значит, что Альбус не уверен в происходящем. Но остановиться сейчас? Нет, это невозможно, я уже все решил.       — Представь, как это будет — мягкий безволосый пах и мои губы… — искушаю я. — Тонкий шелк панталон, скользящий здесь…       Я провожу бритвой очень осторожно. Альбус мелко дрожит от напряжения, закусил губу, но оторвать взгляд от того, что происходит между его ног, не может. Одно мое неловкое движение слишком дорогого ему будет стоить.       — Ты с ума сошел! — Альбус гневно сверкает глазами, но даже не пытается дернуться.       — Я? Или ты? Или мы вместе? — я забиваю его голову вопросами, чтобы он на время задумался, оценил происходящее со всех сторон — так, как он любит это делать. — Ну же, не останавливаться же на полпути…       Останавливаться он тоже не любит, так что уже сам придерживает для меня разведенные ноги. Правда, приходится трансфигурировать табурет, чтобы Альбусу было удобнее раскрыться для меня — полностью и добровольно. Я не спешу касаться бритвой, какое-то время просто любуюсь этой его позой, глажу напряженные мышцы ягодиц и бедер, согреваю дыханием пах.       — Да, вот так, — я успокаиваю его, как опасное магическое животное, готовое вспорхнуть в следующий миг и покинуть меня. Бритва оголяет еще немного кожи, здесь мне требуется гораздо больше времени и осторожности. Внимания. Кажется, еще никогда я так не сосредоточен, чем в этот момент — скользя предельно медленно бритвой по чувствительным местам.       Альбус сдавленно ахает — мои прикосновения, дыхание, внимание возбуждают его, но он терпит, даже не ерзает. Но как бы долго ни длилось мое занятие, а всему приходит конец. Напоследок я протираю кожу от остатков волос и пены и отстраняюсь, чтобы полюбоваться результатом своих стараний.       — Идеально, — говорю я, поднимая глаза на Альбуса. Он снова некрасиво, но так манящее краснеет пятнами. В подтверждение своих слов я прихватываю губами кожу на лобке. Здесь совсем не хочется быть грубым, ощущение и правда странное, будто я прикоснулся к нежным лепесткам розы. И на долгие минуты я забываюсь: дразню Альбуса влажными поцелуями и мазками языка, скольжу губами и трусь щекой.       — Сделай это, — Альбус не просит, он требует. Его глаза потемневшие, переполненные желанием пытаются меня подчинить.       — Что «это»? — я усмехаюсь и снова опускаюсь губами к его лобку. Передо мной дилемма: впустить его член в рот или самому воспользоваться предложением — разведенными коленями? Но тогда придется изменить свой план, Альбус вряд ли даст одеть себя после… Значит, выбор очевиден. Я не люблю, когда мне приходится менять то, что я задумал.       Альбус выгибается, стоит мне погрузить его член в рот, пустить до горла, сразу, глубоко. Я не ощущаю ни смущения, ни сомнений. Мне приятна эта беспомощность, с которой меня хватают за волосы дрожащие пальцы. Я упиваюсь его стонами сквозь закушенную губу и вскоре уже откровенно сам постанываю, особенно, когда Альбус неожиданно высоко и уже в полный голос кричит. Я отдаюсь этому занятию полностью — до удушья и звона в ушах. Весь спектр моих чувств сужается до ощущения того, как движется член у меня во рту.       Кончая, Альбус сильнее вцепляется мне в волосы, прижимает мою голову к паху так близко, что я чувствую запах пены для бритья с легкой примесью запаха самого Альбуса. Воздуха стремительно не хватает, но я не сопротивляюсь, глотаю все. Потом можно будет отомстить, все потом. Но пока мне хватает прозрачной пелены, которая застилает голубые глаза после разрядки, и мелких спазмов, сотрясающих его тело. Теперь он будет еще более податливым.       Я отстраняюсь, облизываю губы, сплевываю остатки слюны и спермы на пол и поднимаю Альбуса на ноги. Он, конечно же, повисает на мне, но приходит в себя быстро. Жаль. Мне бы хотелось и дольше смотреть в затуманенные глаза, терзать послушное податливое тело так, как мне хочется…       В следующий раз нужно напоить его. Может, виски, а может, и каким-нибудь зельем… Может, что-то щадящее, но путающее сознание? Хотя нет, зелья он распознает. Возможно, природное возбуждающее? Афродизиак? Интересная задача. Картина ничего не соображающего возбужденного Альбуса ярко вспыхивает перед моими глазами. Это тоже будет весело…       Но в комнату Альбус возвращается уже более упругим шагом и самостоятельно. Что мне нравится в нем, так это как быстро он ориентируется в изменившихся событиях. Он не испытывает смущения по поводу того, что произошло, и даже с любопытством ощупывает себя. Отношения с Альбусом это игра как в волшебные шахматы. Каждый мой шаг должен быть просчитан, иначе проигрыш может стоить дорогого.       Я сразу же направляюсь к одежде и первым делом откидываю в сторону тонкие панталоны. Неприлично короткие, шелковистые на ощупь. Но, нет, я передумал их на него надевать.       — Руки, — требую я, и Альбус с усмешкой поддается.       Тонкая, почти невесомая нижняя рубашка на бретелях скользит по его коже, и я расправляю складки, приглаживаю край подола к бедрам. Великолепно, размер подходит идеально! Я готов любоваться на это часами. Но время ограничено, и я усаживаю Альбуса на кровать, чтобы надеть чулки, хлопковые с затейливой вышивкой. К ним прилагаются подвязки. Оказывается, это не так просто и занимает у меня несколько больше времени. А заскучавший Альбус отвлекает, назло мне смеется и дергается, ему щекотно. Он замирает только, когда я заканчиваю с подвязками и кусаю его за бедро чуть выше чулок.       — Хватит, — я быстро обуваю его в туфли — невысокий каблук. Точнее, совсем без каблука. Альбус и так высок. А потом поднимаю его на ноги.       — Неужели это и правда твое желание? — хмурится Альбус. — Может, хватит?       — Не выдумывай!       Он всхлипывает, когда кости корсета сжимают его ребра, формируя подобие талии. Я без жалости затягиваю шнурки и теперь просто любуюсь, как проступают над краем темные пятна сосков через тонкую, почти прозрачную ткань нижней рубашки. Сжать бедра Альбуса руками, чтобы он не дернулся, и прикусить, потянуть… Эта мысль приходит как вспышка — и я тут же исполняю задуманное. Альбус шипит, извивается от боли и моей бесцеремонности, но это только первые несколько мгновений. Ведь мои руки задирают нижнюю рубашку, а пальцы то оставляют следы на его ягодицах, то нежно поглаживают истерзанную кожу. И я слышу стон — гортанный, сдавленный, просочившийся сквозь сжатые зубы. Смогу ли я когда-нибудь насытиться этими стонами?       — Зачем ты так?.. Можно было воспользоваться оборотным… — хмурится он, посматривая на себя в зеркало на стене. Оно слишком маленькое, чтобы увидеть полностью, но даже части хватает.       Я гневно кривлюсь. Вот еще! Это всего лишь суррогат, подделка, временная и нелепая. Нет уж, я получу именно то, что хотел. И тут же подвязываю небольшой тюрнюр сзади, так чтобы уж точно никто не распознал в фигуре мужскую.       Платье, которое я выбрал, элегантное, недешевое, но скромное и полностью закрытое. Кружева высокого воротника и вышивка должны скрыть кадык. Альбус вступает внутрь него без возражений, вытягивает руки, давая себя облачить в рукава, и замирает в ожидании продолжения. А я застегиваю пуговицы, очень долгий ряд пуговиц. От скуки меня отвлекает только шея и плечи Альбуса. И за несколько пуговиц до того, как скрыть это манящее место под тканью, я притягиваю его за талию к себе и впиваюсь зубами в загривок.       Он охает и шипит, пронзительно, гневно, как большая змея, но не вырывается. Понятное дело, ведь тогда я сцарапаю зубами кожу. Всего три удара сердца — и я разжимаю хватку зубов. Мое собственное возбуждение уже чрезмерное, болезненное, ткань на брюках непристойно натянулась, но я не готов прерваться. Все должно идти по плану.       — Теперь все? — Альбус смотрит на меня из-под длинных ресниц. Они такие же рыжеватые, вот только легкие, совершенно невинные чары — небольшие кратковременные изменения — и мужские черты становятся неопределенными. Подбородок уже, нос тоньше, а глаза крупнее. Если бы у Альбуса была сестра-близнец, она выглядела именно так. Вот только я совершенно четко понимаю, кто передо мной. Творение моих рук. Платье застегнуто и обтянуло ладную фигуру, скрыв неточности и настоящий пол, накладные каштановые, рыжеватые волосы дополнили женственный образ.       — Почти все, — хрипло отвечаю я и протягиваю ему раскрытую коробочку с бежево-розовым содержимым.       — Помада? — он недовольно хмурится, закатывает глаза, но все-таки вымазывает кончик пальца в краске и неуклюже проводит по губам. Выходит не совсем аккуратно, но я помогаю с этим, платком оттираю лишнее, а потом и остатки с пальца.       — Вот так? — Альбус улыбается лукаво и наигранно посматривает на меня. Этот взгляд кружит мне голову. — Как меня зовут? Альба, Альбина?       — Как хочешь, — хрипло отвечаю я и заставляю себя оторваться от созданного моими же руками шедевра. Мне тоже нужно привести себя в порядок, благо, очистить брюки и ботинки можно за пару движений палочкой. Альбус тем временем надевает перчатки и превращает цветы на шляпке в более соответствующие наряду. Но как только я хочу повязать шейный платок, он оказывается рядом и убирает мои руки.       — Я помогу… Все женщины делают это, — шепчет он. — Так что ты планировал дальше? Завести меня в уединенную беседку и задрать платье мне на голову? Входить до предела, бить так быстро, чтобы я давился криками, чтобы слышали прохожие? Или усадить на себя и заставить долго и медленно покачиваться, делать вид, что ничего непристойного не происходит? Или поставить на колени, уткнуть меня вот этими яркими губами себе в пах?..       Каждое его слово бьет словно стрела — образ, который зависает перед глазами. Хочу ли я? Да, конечно, именно так! Слышать смущение и стыд в его стонах, видеть то, как он прячет лицо в ладонях и не знает, куда себя деть, как краснеют его щеки и шея. Кусать дрожащие в панике губы. Залезать под юбку ладонями… И целовать у всех на виду. Так все и будет. Я обхватываю ладонь Альбуса и с силой опускаю ее в область своего паха.       — Да, я вижу, как ты хочешь, — он трется об меня через слои ткани, бесцеремонно расстегивает мне брюки и пытается добраться до кожи и моего возбуждения. От прикосновения гладкой, даже прохладной ткани перчаток к члену у меня плывет перед глазами, и я толкаюсь в эту наглую руку. Запачкать спермой платье, перчатки, лицо Альбуса с четкими накрашенными губами?.. Да!       Я хватаю его за плечо, нажимом указываю на то, что хочу сейчас от него. Пусть станет на колени!.. Но Альбус вдруг выворачивается из моей хватки, взмахивает густыми ресницами, округляет рот как деревенская дурочка и вскрикивает:       — Мы с вами не обручены, мистер Гриндевальд. Я все-все расскажу своему старшему брату!       Голубые глаза насмешливо и вызывающе сверкают из-под рыжеватой челки волос. Короткий взмах палочки — и на месте Альбуса остается лишь пустота. Слова не сразу приходят ко мне. В паху ломит от неудовлетворения, так что я довожу себя до края в несколько движений руки, кончив на цветы на забытой Альбусом шляпке. И только потом позволяю себе разбить взмахом палочки зеркало и рассмеяться.