pick your cherries

— Тоджи, — скулит Сатору, бессовестно толкая рюкзак на заднем сиденье своего собственного Range Rover, который он даже не может водить. — Слушай, я же сексуальный. Такой сексуальный. Почему ты не обращаешь на меня внимания? Тоджи пытается следить за долбанной дорогой и следить за тем, чтобы не разбить машину, в которой он даже не застрахован. — Я веду. Нужно сосредоточиться и все такое, — ворчит он, оглядываясь через плечо, чтобы сменить полосу движения. Он мельком видит голую задницу Сатору, потому что ласкать себя пальцами среди белого дня — очевидно, его следующая лучшая идея, чтобы Тоджи взглянул на него. — Не смей, черт возьми, кончать на кожу, засранец, — предупреждает Тоджи, потому что это именно то, что Сатору сделал в прошлый раз, когда они трахались на заднем сиденье, и Тоджи часами его чистил. — Я серьезно, Сатору. Сатору фыркает, но вытаскивает сухие пальцы из своей гладкой задницы и снова натягивает джинсы. — Я думал о тебе весь день, — усмехается Сатору. Тоджи снова оглядывается и замечает прищуренные голубые глаза. — Думал о тебе и твоем толстом члене, и то, как ты трахаешь меня в позе собачки прямо здесь, дёргая меня за волосы и все такое, пока я не заплачу. Тоджи не дает Сатору реакции, что, по мнению Сатору, означает, что мальчик должен попытаться снова. — Я был даже хорош и проснулся очень рано, — продолжает Сатору, и это правда. Тоджи даже не нужно было тащиться к себе в комнату, чтобы разбудить его. — Я очень хорошо помылся и налил столько смазки внутрь, что я протек полностью, и теперь я весь гладкий и мокрый. Как хочешь, папочка, обещаю. И это.. это немного заинтересовало Тоджи. — Да? — спрашивает он, потакая Сатору. — Твоя киска для меня такая нежная и розовая? Сатору мычит, и Тоджи слышит шелест ткани, которую толкают вниз, знает, что Сатору, вероятно, прямо сейчас трогает себя ладонью. — И мокрая, — подчеркивает мальчик. — Ты можешь трахнуть меня прямо сейчас, я могу просто перелезть и сесть на твой член. Я буду держать его в тепле, буду твоим хорошим мальчиком. Иисус. Тоджи должен сознательно напоминать себе, что так намного труднее спрятать Сатору на своем члене. (У кого-то явные склонности к эксгибиционизму.) А потом еще взрослые заботы. Обвинения в непристойности, страховка и все такое. — Бьюсь об заклад, ты бы мог, — говорит Тоджи, вместо согласия, которое застыло на кончике его языка. — Но я хочу правильно обращаться с моей принцессой, знаешь ли. Положить тебя на мягкую кровать и целовать. Сатору издает яркий, счастливый звук, словно он что-то понял. Невероятно озабоченный момент. — Тоджи, это так романтично! Ты такой умный, — воркует Сатору. — О, мы можем сыграть в новую игру сегодня? Пожалуйста? Я могу быть чистой, красивой принцессой, а ты можешь лопнуть мою вишенку! Руки Тоджи чуть сильнее сжимают руль. - Конечно, детка, — говорит Тоджи, потому что он действительно хотел бы вернуть их домой целыми, и он боится того, что выйдет из большого рта Сатору и, впоследствии, того, что он сделает, если мальчик продолжит говорить.

***

— Принцесса, — напевает Тоджи, скручивая пальцы и всовывая их еще глубже в задницу мальчика. — Твоя дырка такая тугая, малыш. Я буду у тебя первым? Сатору, такой грязный маленький мальчик, всхлипывает и кивает, неуклюже пытаясь оттрахать себя рукой Тоджи. Он встал на колени над бедрами Тоджи, широко расставив ноги, чтобы вместить в себя размеры мужчины. — Ммм, — скулит он, напирая вниз, как будто пытается вместить в себя весь кулак Тоджи. Тугая дырочка трепещет вокруг суставов Тоджи. — Я-я должен был беречь себя для, эм. Слова мальчика затихают, когда Тоджи трется о что-то приятное внутри, его ресницы трепещут, а глаза закатываются. — Ох, да? — говорит Тоджи, массируя это сладкое место тремя массивными пальцами. — Давай, дорогой. Сатору, однако, не отвечает, слишком сосредоточенный на том, чтобы кататься на пальцах и гоняться за кайфом, в котором Тоджи отказывал ему в течение нескольких часов. Он никогда не кончал без прикосновения к члену, но, возможно, это будет впервые. Тоджи знает, что Сатору может чувствовать каждую его мозоль, каждый из его шрамов, и он знает, что Сатору это нравится. Мальчик — мазохист, всегда умоляющий Тоджи укусить чуть сильнее, чуть сильнее ударить его. — Ой, ой! — Сатору вскрикивает, когда Тоджи проводит своими тупыми ногтями по его внутренностям. — Папочка, это больно! Тоджи на самом деле не так уж и жаль, но он немного посасывает розовый сосок Сатору, чтобы успокоить его. Он поднимает взгляд и видит, что в глазах Сатору выросла туманность. Это хорошо, он не может позволить мальчику жаловаться на то, что он изменился, или на то, что Тоджи недостаточно старается. — Ты знаешь, это грубо игнорировать кого-то, когда они разговаривают с тобой, — бормочет Тоджи, проводя зубами по фарфоровой поверхности груди Сатору. Он вводит еще один палец, и дыра Сатору проглатывает его легко, жадно и свободно. — Ответь мне, малыш. Почему я первый трахнул эту сладкую киску, когда ты такой красивый, а? От комплимента Сатору покраснел розовыми пятнами по всей шее. Он извивается на пальцах Тоджи, сжимая их, будто стесняется. — Прости, папа. Я больше не буду этого делать… — бормочет Сатору, убедительно изображая образ «хорошего мальчика». Это заставляет хотеть Тоджи поцеловать мальчика из-за его вежливости, даже такой фальшивой. — Я должен был сохранить себя на день своей свадьбы, — шепчет Сатору после их расставания. Он бросает свой взгляд между ними, как будто ему стыдно. — Мои родители сказали, что заниматься со мной любовью должен только муж, иначе я буду грязным. Господи Иисусе, парень слишком сильно усердствует. Тем не менее, Тоджи не может отрицать, как его член дергается о бедро, когда он видит слезы в голубых глазах Сатору. Чистый, невинный диалог — это всего лишь часть той дурацкой фантазии, которую, вероятно, придумал Сатору, когда ему следовало делать домашнее задание, но идея, по общему признанию, более привлекательна, чем была сначала. Это дает Тоджи причудливое чувство власти, воображая, что он первым схватит Сатору, развращая этого невинного маленького мальчика, который вдвое моложе. Однако он знает, что это далеко от истины. Сатору трахался лучше, чем некоторые из прошлых жен Тоджи, когда он встретил мальчика несколько месяцев назад. — О, дорогой, — вздыхает Тоджи, слизывая медленно капающие слезы по щекам Сатору — Ты не грязный. Не плачь, принцесса. Тоджи обнаруживает, что впадает в притворную игру Сатору, искреннее тепло расцветает в его груди, когда Сатору скулит и отзывается на его прикосновения. Странно находиться в заднице Сатору на четыре пальца вот так, поэтому Тоджи вытаскивает руку и вытирает ее о простыни. Он наклоняет голову, очищая остальную часть лица Сатору. Сатору хихикает, устраиваясь на коленях Тоджи. — Плевать, что говорят твои родители, куколка. Это не имеет значения, — бормочет Тоджи, обхватив тонкую талию Сатору руками. У мальчика нет изгибов, но Тоджи не возражает. Так ему легче обнимать его руками, почти полностью соприкасаясь большими пальцами. — Правда? — Сатору задыхается, моргая широко раскрытыми глазами. Его взгляд трепещет, как будто все его мировоззрение меняется с каждым словом, которое сходит с губ Тоджи. — Правда, — подтверждает Тоджи, привыкая к этой странной роли, в которую его затолкнул Сатору. Он чувствует себя хорошо, когда начинает видеть в Сатору свою принцессу, а не паршивца с толстым кошельком. — Я твой папочка, дорогой. Никто другой, кроме меня, не имеет значения. Он использует свою хватку, чтобы раскачивать Сатору взад и вперед на его набухшем члене, протекающая головка время от времени цеплялась за его ободок. Тоджи внимательно наблюдает, как глаза Сатору немного тускнеют с каждым повторяющимся движением, как Сатору тает о его грудь и становится безвольным, как тряпичная кукла. — Никто не имеет значения, кроме тебя, — вздыхает Сатору, повторяя слова Тоджи. — Только… только ты, папа. Сатору, кажется, чувствует себя хорошо и по-настоящему в том долбанном пространстве, о котором он всегда умоляет. Тоджи не всегда говорит «да», потому что это требует много гребаной работы, а потом мальчику нужно много внимания, но он начинает думать, что сейчас это того стоит. Тоджи должен признать, что Сатору выглядит очень хорошо вот так, выебанный, хотя еще даже не набитый членом, сладкий и послушный, каким он обычно никогда не бывает. Однако он снова начал двигаться, короткими небольшими толчками, как будто он пытается втиснуть Тоджи внутрь себя, но не может понять, как ему двигать бедрами. — Верно, ангел. Только я, — говорит Тоджи, слишком нежно. — Не беспокой свою милую головку этим. Просто посиди немного для папы, хорошо? Он прижимает Сатору к своему члену и сгибает бедра, чтобы хоть немного отодвинуться, трахая его так, пока напряжение его внутренностей не отступает, и Тоджи может скользнуть внутрь. Когда Сатору дергается вокруг него, из груди Тоджи вырывается животный звук. Убедившись, что полностью внутри, он смотрит на Сатору сверху вниз и видит расфокусированные глаза и мокрое от слюны лицо. — Папочка, папа, — бормочет Сатору, хватая руку Тоджи и кладя ее себе на живот. Он с трудом встает на колени и неуклюже начинает скакать на Тоджи изо всех сил. — Я чувствую тебя здесь. глубоко. Так хорошо. И, черт возьми, как будто эго Тоджи еще недостаточно погладили. — Да? — Он возвращает свои руки к талии Сатору, чтобы помочь мальчику расслабиться вялыми движениями. — Ты чувствуешь меня в животике, малыш? Сатору ошеломленно кивает, и его голова откидывается на плечи, когда он стонет, без сомнения, подавленный полнотой. Тоджи знает, что на самом деле это невозможно, но он воображает, что плоский живот Сатору немного выпячивается. — Это хорошо, — тихо говорит Тоджи. Теперь он подкидывает Сатору на своем члене, трахая его как следует. — Я рад что ты хорошо ко мне относишься, принцесса. Разве ты не рад, что я твой первый? То, как румяный член Сатору выплевывает еще больше слизи на его гладкий, безволосый живот, и то, как его дырочка трепещет вокруг талии Тоджи, — этого достаточно. Тоджи не первый Сатору. Тоджи даже не уверен, где именно он разместил выемки на спинке кровати Сатору, но прямо сейчас… Он чувствует себя первым, самым важным, единственным, кто имеет значение. К черту всех остальных. Он тот, в кого сейчас вонзились ногти Сатору. Они слабо впиваются в его плечо, возвращая Тоджи в этот момент. — Можно мне кончить? — умоляет Сатору. Его стеклянные глаза снова наполнились слезами. Тоджи моргает и смотрит вниз, видит сперму, которая уже прилипла к его члену, знает, что уже слишком поздно. — Я собираюсь… собираюсь, папочка! Голос Сатору прерывается, когда он кончает без разрешения, и брызгает на грудь себе и Тоджи жемчужными струями. Это первый раз, когда Сатору кончает нетронутым, и это должно быть адский опыт, потому что он дрожит и плачет так сильно, что Тоджи ворчит от того, насколько сильно он сжимается вокруг него. — Бля, детка, — стонет Тоджи, вонзаясь в дрожащее тело Сатору. Сатору всхлипывает еще громче, и от этого узел в животе Тоджи только крепнет. — Ты чертова мечта, такой чертовски идеальный. Мой малыш, мой мальчик. К тому времени, когда он заканчивает говорить, Тоджи тихонько рычит, когда наконец кончает, разливая тепло в Сатору. Он впивается зубами в бледное плечо мальчика и чувствует новый всплеск тепла в его сердце, когда Сатору отрывисто скулит. После этого Тоджи тяжело дышит и трясется, а Сатору не намного лучше. Он полностью расслаблен в объятиях Тоджи, и мужчина не уверен, что он все еще в сознании. — Сатору? — Нет ответа. — Малыш? Это вызывает слабое трепетание ресниц и тихое хныканье. Что-то успокаивается в груди Тоджи. Это случается не слишком часто, но Тоджи смутно помнит, как справлялся с этим в прошлый раз. Он ложится на спину, осторожно передвигая Сатору так, чтобы ему было удобно устроиться на груди. Сатору снова всхлипнул, и Тоджи успокаивающе шикнул, проводя теплой рукой по его спине. В прошлый раз Сатору что-то бормотал о давлении и тепле, Тоджи все еще не совсем ясно понимает это, но он обвивает все свои конечности вокруг стройного тела Сатору и пытается удержать его таким образом, который, надеется, безопасный, а не удушающий. Тоджи засовывает голову Сатору под подбородок и гладит руками каждый дюйм кожи, до которого может дотянуться, все время покачиваясь из стороны в сторону медленными перекатами. Как будто он физически не может убрать руки от Сатору, но похоже, что Сатору чувствует то же самое, потому что он, наконец, снова двигается, вздыхая и уткнувшись носом под челюсть Тоджи. Это мило, как Сатору все еще цепляется, словно ему нужно быть еще ближе к Тоджи. Может быть, Тоджи тоже нужно чувствовать себя рядом, может быть, ему нужно, чтобы их игра продлилась немного дольше. Тоджи не думает об этом слишком много. Вместо этого он шепчет мягкие похвалы и нежные обещания, крепче прижимая Сатору.