***
В обеденный перерыв загадочный сверток куда-то подевался. Не то чтобы это заботило Тину по-настоящему, но стажер Уильямс, чьи ярко-алые губы хранили следы шоколадного крема, вполне ожидаемо навела Голдштейн на мысль, что они с Куинни - не единственные сладкоежки в Конгрессе. Это и рассмешило, и рассердило ее одновременно. А потом она и вовсе позабыла об этом. До следующего понедельника.***
А в следующий понедельник на столе Тины возник новый сверток, еще более ароматный и притягательный. Вот только на сей раз рядом с ним стоял еще стаканчик ее любимого карамельного латте, а аккурат между ними лежала небольшая записка без подписи или инициалов. Каллиграфический почерк позволил Голдштейн мгновенно осмыслить ее содержание: "Хорошей рабочей недели и бодрого настроения на весь день!" Тина озабоченно прикусила губу и побарабанила пальцами по столу. Но искушение оказалось слишком велико. И позже Голдштейн не пожалела, что поддалась ему. Круассан с шоколадной начинкой заставил ее прикрыть глаза от удовольствия с первого же укуса, а латте оказался настолько совершенным, что его привкус еще долго мешал Тине всецело сконцентрироваться на недописанном отчете. - По крайней мере, умру хотя бы не голодной, - мрачновато пошутила она вполголоса. К счастью, самочувствие Тины в тот день изменилось только к лучшему.***
Вскоре это стало своего рода маленькой константой в ее офисной жизни, но Тина была слишком загружена, чтобы искать того, кто внес столь приятное разнообразие в ее рацион. Вероятнее всего, это была волшебница Куинни. Но милая заботливая Куинни не любила, когда ее маленькие секреты раскрывались. Поэтому Голдштейн-старшая так и не поговорила с ней об этом.***
Однажды, придя на работу на полчаса раньше, дабы исправить пару недочетов в бумагах, Тина буквально остолбенела... а затем почти машинально нырнула в одну из глубоких ниш, откуда можно было вполне безопасно наблюдать. Наблюдать, как Персиваль Грейвс, ее строгий, холодный, язвительный и замкнутый начальник, бережно размещает на столе Тины завернутый в бумагу круассан, стаканчик с кофе и белый прямоугольничек бумаги с добрыми пожеланиями. Когда Голдштейн слегка подавилась воздухом, Персиваль резко обернулся и выдохнул. - А, это вы, Тина, - абсолютно невозмутимо протянул он, делая небольшой шаг в сторону. - Доброе утро, сэр... А что вы здесь... То есть я хочу спросить... - Голдштейн от неловкости момента никак не могла обрести дар разумной речи, и это слегка позабавило ее руководителя. (Уж он-то смущен точно не был! С чего бы вдруг?) - Работать, Голдштейн, - с неумолимой суровостью распорядился Грейвс и чеканным шагом направился к своему кабинету. Что он бормотал себе под нос, когда тяжелая дверь из темного дерева закрылась за ним, остается тайной, покрытой мраком.***
- Ты нравишься ему, - безапелляционно заявила Куинни, с которой Тина отчасти разделила свой удивительный сладкий завтрак. - Прекрати нести всякую чушь, - давясь выпечкой, пробормотала Тина. Куинни пожала плечами и вытерла с собственных губ остатки вкуснейшего крема. - Ну ты и глупышка, - простодушно укорила она старшую сестру. Тина тотчас же вспыхнула и поспешила вернуться в свой отдел. Ей не хотелось больше это обсуждать. Ей определенно нужно было собраться с мыслями.***
Когда Голдштейн заглянула в кабинет Персиваля, чтобы оставить одну из старательно заполненных и подшитых папок, ее посетило неожиданное острое желание как-то высказаться по поводу сложившейся ситуации. - Это было очень вкусно, сэр, - сказала она с нервной усмешкой, избегая его проницательного взгляда. - Но позвольте спросить... Почему именно я? - Я сам задаю себе этот вопрос каждое утро. И каждый вечер. И не только в понедельник, - откликнулся Грейвс совершенно спокойно. - Может быть, вы примете нечто, ммм, неподвластное логике и контролю так же, как это принял я? Тина все же перехватила его взгляд, и привычная кофейная горечь его глаз вдруг на мгновение почудилась ей темно-коричневым сладким кремом. - Может быть, - прошелестела она, совершенно пассивно наблюдая как бы со стороны, как Персиваль встает из-за стола и медленным шагом подходит к ней критически, катастрофически близко. Их осторожный первый поцелуй имел вкус лучшего молочного шоколада. Похоже, не только девушки без ума от сладостей, подумала Тина немного заторможено. Теперь она была более чем уверена, что сегодня утром Персиваль завтракал так же, как и Голдштейн. Обладать этой маленькой тайной было безумно приятно. Но еще приятнее было признавать, что ее милая ветреная сестрица на этот раз все-таки оказалась права.