***
Неизвестная планета. - Гаршау, нам донесли, сведения подтвердились… На Апофиза напал Селкет, он жив. – Сказал мужчина обращаясь к женщине. - Невозможно. – Ответила Высшая Консул Совета Ток’Ра. – Ра должен был убить его. Откуда пришли сведения. - Апофиз уверен, что недавнее нападение на Чулак совершил как раз Селкет, нападающие вывесили над его дворцом большое полотнище с изображением хвоста скорпиона на нем, до этого у одного из слуг Апофиза пропал корабль, да и сам слуга пропал вместе со своим гарнизоном, не наше ни расследование Апофиза не дало ничего. Также недавно исчезли еще два корабля, которые патрулировали границы его владений. Они уничтожены с использованием термоядерных боеголовок. - Хм, это имеет смысл… Но это точно Селкет, а не тот кто решил прикрыться именем мертвеца? – Спросила вновь лидер Ток’Ра. - Должен сказать… Что тебе не кажется, что Ра умер слишком вовремя. По сути кто-то реализовал наш план, могущественный Системный Лорд пал, он больше не взойдет. Его армию разобрали слуги и в галактике установилась постоянная война. Ведь он как раз также действовал. - Что говорят наши старейшины, что говорит Селмак? – Все же Гаршау ценила мнения настолько прославленных героев Восстания. - Он сказал, что Эгерия всегда боялась Селкета, такое чувство что его не интересовало ничего в этом мире, он не особенно ценил власть над землями, он ценил власть над историей. Ему нравилось, когда мановением его руки, и одним убийством менялись целые истории. Потом целое тысячелетие вычищали его убийц, ему нравилось устанавливать в сознания жертв различные приказы на уровне сознания и при условном сигнале даже самый верный выполнял свою задачу. Зетарки это упрощенный версия того что он делал, Зетарки программируют только на убийство. Но то что творил Селкет было по-настоящему страшно. Две личности, живущие в одном сознании никак не связанные друг с другом, они бы смогли пройти любые проверки, даже наш сканер зетарков, воспоминания не затерялись бы… А… Мы знаем весь процесс крайне фрагментарно, мы не представляем, как вылечить зетарка так как живые они не сдаются, а с куда совершенным промыванием мозгов мы еще не встречались. Угроза реальна. - В таком случае мы должны сосредоточится на поиске Селкет, а в случае чего донести до остальных Системных Лордов информацию о том что он вернулся и поводка в лице Ра у него нет, думаю они помнят как он убивал их коллег по приказу Ра. Его боялся Апофиз, а это о чем-то да говорит. - Думаю тогда сила Апофиза не так были сильны, а вот то что Селкет не особенно любил Сокар за пять неудачных покушений это верное. Слишком личные счеты, Сокар будет искать его, перевернет галактику. Так как и у Селкет есть к нему много счетов. - Но пока он сосредоточился на Апофизе. – Сказала Гаршау. - Не думаю, что это существенно. Он привлекает вниманием, мне не до конца понятны его планы и стремления… Если честно вообще не понятны. Но это из-за недостатка информации по факту у нас только истории многотысячелетеней давности и одно свидетельство возращения древнего Лорда Систем. Может это мистификация и интрига кого-то из Системных Лордов, того же Баст. - Это вполне возможно, однако у меня плохие предчувствия, очень плохие. - В таком случае нужно найти убийц Ра, что бы подробно их расспросить об этом. Возможно мы сможем выйти на след Селкета, или того, кто притворяется Селкетом. - Убийца Ра — это полковник Джек О’Нилл, он с Тау’Ри. – Сразу же ответил помощник. – Есть сведения что он пытается убить Апофиза, за то, что в жену его друга доктора Джексона, используют как хозяина Амунет. На его сторону перешел и Первый Воин Апофиза – Тилк с Чулака, в их отряде есть еще и женщина по имени Саманта Картер, но она пока ничем не выделяется. Разве что она член команды, которая уже несколько раз столкнулась с войсками Апофизом и нанесла ему колоссальный урон. - В таком случае мы должны их найти. - Приказ будет исполнен.***
Концентрационный лагерь. Скелет под номером шестьсот восемь медленно приподнял голову и открыл глаза. Он не понимал, забытье это или просто сон. Здесь между ними особой разницы не было. И то, и другое означало погружение в глубинные трясины, из которых, казалось, уже ни за что не выбраться наверх: голод и изнеможение давно уже сделали свое дело. Шестьсот восьмой лежал и настороженно прислушивался. Это было старое лагерное правило; никто не мог знать, с какой стороны надвигается опасность, но пока ты замер, всегда есть шанс, что тебя не заметят или примут за мертвого. Простой закон природы, по которому живет любая букашка. Он не услышал ничего подозрительного. Перед ним — полусонные охранники на башнях с пулеметами, сзади него — тоже все спокойно. Он осторожно повернул голову и оглянулся. Концлагерь Берхерн мирно дремал под солнцем. Большой плац для переклички, который эсэсовцы в шутку называли «танцплощадкой», был пуст. Только на мощных деревянных сваях-крестах висели четверо с завязанными за спиной вывернутыми руками. Их так высоко подвесили на веревках, что ноги не касались земли. Два кочегара крематория забавлялись, кидая в них из окна кусочками угля. Но ни один из четырех вот уже полчаса не подавал признаков жизни. Бараки трудового лагеря выглядели безлюдными. Внешние коммандос еще не вернулись. По улице сновало только несколько дневальных. Слева, у больших входных ворот, перед бункером для штрафников сидел, потягивая кофе, шарфюрер СС Бройер. Ему специально поставили на солнце круглый столик и плетеное кресло. Весной 1945 года хороший кофе в зернах был редкостью. Только что Бройер удушил двух евреев, которых шесть недель гноили в бункере. Пожилой еврей его просто раздражал, а тот, что помоложе, оказался упорнее — он еще довольно долго брыкался и кряхтел. Бройер посчитал свой поступок филантропическим деянием, заслуживающим компенсации. Дежурный передал ему к кофе еще тарелку с пирожными «баба». Бройер ел медленно, с удовольствием. Больше всего он любил изюм без косточек, которым обильно было нашпиговано тесто. Вяло усмехнувшись, Бройер прислушался к угасавшим звукам лагерного оркестра, который репетировал за садами. Звучали «Розы с юга», любимый вальс коменданта лагеря оберштурмбанфюрера Нойбауэра. Шестьсот восьмой находился на противоположной стороне лагеря, у деревянных бараков — от большого трудового лагеря их отделял забор из колючей проволоки. Эти бараки называли Малым лагерем. Здесь держали узников, которые настолько ослабели, что не могли больше работать. Они попадали туда, чтобы умереть. Поэтому бараки всегда были переполнены. Нередко умирающие лежали друг на друге даже в коридорах или же издыхали под открытым небом. В концлагере Берхерн не было газовых камер, что являлось предметом особой гордости коменданта. Он с радостью подчеркивал, что в Берхерне люди умирают естественной смертью. Официально Малый лагерь назывался щадящим отделением. Однако лишь немногие узники находили в себе силы, чтобы продержаться в этом «щадящем» режиме более одной-двух недель. Такая немногочисленная, но упорная группа обитала в двадцать втором бараке. С некоторой долей мрачного юмора они называли себя ветеранами. Шестьсот восьмой был в их числе. Четыре месяца назад его доставили в Малый лагерь, и ему самому казалось чудом, что он все еще жив. Черный дым тянулся над крематорием. Ветер гнал его в направлении лагеря, и клубы медленно опускались над бараками. Они пахли чем-то жирным и сладковатым, вызывая тошноту. Даже после десяти лет пребывания в лагере Шестьсот восьмой так и не сумел привыкнуть к этому запаху. Сегодня в этих клубах дыма среди прочих был и прах двух ветеранов — часовщика Яна Сибельского и университетского профессора Йоеля Буксбаума. Оба умерли в двадцать втором бараке. У Буксбаума не было трех пальцев на руке, семнадцати зубов, ногтей пальцев на ногах и части полового члена. Всего этого он лишился в ходе «перевоспитания в полезного человека». На культурных вечерах в казарме СС идея насчет полового члена вызывала дикий хохот. Она пришла в голову недавно прибывшему в лагерь шарфюреру Гюнтеру Штейнбреннеру. Просто, как все великие затеи, укол высокопроцентной соляной кислотой — вот и все. В результате Штейнбреннер сразу снискал себе уважение коллег. Мартовский послеобеденный час оказался мягким, пригревало ласковое солнышко, но Шестьсот восьмой никак не мог согреться, хотя кроме собственных на нем были вещи трех других — куртка Йозефа Бухера, пальто старьевщика Лебенталя и драный свитер Йоеля Буксбаума, который удалось перехватить в бараке, прежде чем забрали труп. Но когда рост метр семьдесят восемь, а вес — менее семидесяти фунтов, не согревают и самые теплые меха. Шестьсот восьмой имел право полежать под солнцем еще полчаса. Потом надо вернуться в барак, чтобы уступить взятые «напрокат» вещи вместе с собственной курткой тому, кто дожидался своей очереди. Такая была договоренность между ветеранами. С окончанием холодов некоторые в этом больше не нуждались. Они были настолько измождены, что после страданий зимой желали только одного — спокойно умереть в бараках. Но старший по команде Бергер следил за тем, чтобы теперь каждый, кто еще мог ползать, хоть некоторое время провел на свежем воздухе. Следующим шел Вестгоф, за ним — Бухер. Лебенталь отказался; у него было более важное дело. Шестьсот восьмой снова посмотрел назад. Лагерь находился на возвышенности, поэтому сквозь колючую проволоку сейчас видно весь город. Это был древний город со многими храмами и валами, с липовыми аллеями и извилистыми переулками, над лабиринтом крыш возвышались колокольни церквей. На севере расположилась новая часть с более широкими улицами, центральным вокзалом, густонаселенными домами, фабриками, меде— и железоплавильными заводами, на которых работали лагерные коммандос. Дугой извивалась река с отражавшимися в ней мостами и облаками. Шестьсот восьмой опустил голову. Даже мгновение было тяжело держать ее высоко. Вид дымящихся фабричных труб в долине только обострял чувство голода. Причем не только в желудке, но и в голове. Желудок на протяжении многих лет был приучен к этому постоянному ощущению, утратив любое другое, кроме непреходящего глухого желания поесть. Голод в мозгу еще страшнее. Он никогда не смягчался, вызывал галлюцинации, терзал человека даже во сне. Так Шестьсот Восьмому потребовалось целых три зимних месяца, чтобы изгнать воспоминание о жареной картошке. Он везде ощущал ее запах, даже в вонючем бараке-сортире. Теперь его преследовали сало и глазунья на сале. Он бросил взгляд на никелевые часы, которые лежали рядом с ним на земле. Их одолжил Лебенталь. Они были ценным достоянием барака. Поляк Юлий Зельбер, который давно умер, несколько лет тому назад нелегально пронес их в лагерь. Шестьсот восьмому оставалось еще десять минут. Но он решил ползти обратно в барак. Ему не хотелось больше дремать: никогда не знаешь, проснешься или нет. Он еще раз внимательно осмотрел лагерную улицу. Но и теперь ничего не бросилось в глаза, что могло предвещать опасность. Впрочем, он и не думал о ней. Осторожность была скорее привычкой старого лагерного «волка», нежели проявлением настоящего страха. Из-за вспышки дизентерии в Малом лагере был объявлен не очень строгий карантин, поэтому эсэсовцы появлялись здесь довольно редко. В последнее время был значительно ослаблен контроль. Война все больше давала о себе знать, поэтому части войск СС, которые героически пытали и уничтожали беззащитных узников, были отправлены на фронт. Сейчас, весной 1945 года, в лагере оставалась лишь треть прежней численности войск СС. Внутреннее управление давно почти полностью осуществлялось самими заключенными. В каждом бараке были староста блока и несколько старших по помещениям. Рабочие коммандос подчинялись бригадирам и мастерам, а весь лагерь — лагерным старостам. Причем все они были из числа заключенных. Их действия контролировались начальником лагеря, начальниками блоков и начальниками отрядов. Это были обязательно эсэсовцы. Поначалу в лагере держали только политических заключенных. Потом с годами из провинции и переполненных тюрем города стали привозить немало уголовных преступников. Эти группы отличались друг от друга цветом матерчатых треугольников, которые кроме номеров нашивались на одежду всех узников. Матерчатые уголки политических заключенных были красного цвета, уголовников — зеленого. Евреи носили еще желтый уголок, поэтому оба треугольника образовывали звезду Давида. Шестьсот восьмой натянул на спину пальто Лебенталя и куртку Йозефа Бухера и пополз к бараку. Он ощутил большую усталость, чем обычно. Силы его были на исходе, казалось, земля под ним пошла ходуном. Он замер, закрыл глаза и набрал в легкие воздуха, чтобы чуточку передохнуть. В этот момент в городе завыли сирены. Поначалу их было только две. А вскоре уже гудел весь расположенный внизу город. Сирены выли с крыш и улиц, с башен и фабрик. Город распластался под солнцем, как парализованный зверь, который видит свою надвигающуюся смерть, но не способен от нее убежать. Сирены и паровые свистки пронзали небо, в котором все было тихо. Шестьсот восьмой мгновенно прижался к земле. При объявлении воздушной тревоги запрещалось выходить из бараков. Он мог бы вскочить и побежать, но для этого требовались силы, а их-то у него не было. К тому же до барака было достаточно далеко, да и какой-нибудь новенький нервный охранник мог открыть по нему огонь. Шестьсот восьмой был похож на человека, замертво рухнувшего на месте. Такое случалось нередко и никого не удивляло. Воздушная тревога ведь продлится недолго. За последние месяцы ее объявляли в городе чуть ли не через день, причем ничего особенного не происходило. Самолеты пролетали мимо: их целью были Ганновер и Берлин. Завыли и лагерные сирены. Некоторое время спустя — повторная воздушная тревога. Завывание то нарастало, то затихало, словно на гигантских граммофонах со скрежетом раскручивались бракованные пластинки. К городу приближались самолеты. Шестьсот восьмому и это было знакомо, но происходящее по ту сторону колючей проволоки его не касалось. Непосредственным противником был ближайший к нему пулеметчик, который в любой момент мог заметить, что Шестьсот восьмой жив. Он мучительно вздохнул. Спертый воздух под пальто казался ему черной ватой. Он лежал в очень неглубокой лощине, как в могиле, и постепенно уверовал в то, что это действительно его могила и что он никогда уже не сможет из нее выбраться, что это уже конец, и он останется здесь лежать и умрет наконец-то во власти последней слабости, с которой так долго боролся. Он попробовал было сопротивляться, но все бесполезно; он еще острее ощутил странное смиренное предчувствие, которое распространялось в нем и вне его, словно все вдруг застыло в ожидании —и город, и воздух, и даже свет. Это как в первый момент солнечного затмения, когда в красках угадываются тускнеющий налет свинца и смутное представление о лишенном солнца мертвом мире — пустота, бездыханное ожидание: еще раз пройдет смерть мимо или нет. А ведь ему была уготована другая судьба, на самом деле он был не человеком, а гоа’улдом, что однажды очнулся в этом теле… Видимо хозяин давно уже смирился со своей судьбой, и его личность банально самоуничтожилась оставив обрывки воспоминаний и образов. Он даже по какой-то причине не мог прейти в другого носителя, это его стало еще больше угнетать, видимо он был самым невезучим из своего рода. Он не может покинуть носителя не понимает почему он оказался тут и… В чем он провинился? Зачем эти люди издеваются над ним… Или же над его хозяином? Эсесовцы говорят, что он еврей, значит недостоин жизни… Для гоа’улда подобные различия были дикими. Эти люди были идиотами. Самыми последними клиническими идиотами… И что самое паршивое, в эсесовцах он видел себя и свой народ. Многие из них также издевались над людьми, пытали их сгнаивая их на наквадаховых рудниках, заставляли биться гладиаторами, отдавали приказ расстреливать джаффа. Раньше он видел эти воспоминания, окрашенные гордостью, за то, что гоа’улды творят с людьми… Сейчас же в нем господствует печаль и стыд. И его самым большим желанием было убить… Убить этих эссесовцев, но даже гоа’улдовская регенерация не позволит ему нанести им хоть какой-то урон, все его силы выпил этот концлагерь, да и он просто боялся смерти. Не просто так он прожил так долго, в этом был смысл… Скоро подойдут войска американцев или англичан, они может быть освободят их… И он сможет жить… Удар был несильным, но неожиданным. Он последовал с той стороны, которая по сравнению с любыми другими казалась ему наименее вероятной. Шестьсот восьмой ощутил этот удар как толчок прямо в живот глубоко из-под земли. Одновременно на завывание извне наложился высокий металлический стремительно нараставший свист. Он напоминал звуки сирен и вместе с тем резко отличался от них. Шестьсот восьмой не мог понять, что было раньше — удар из-под земли или свист с последующим разрывом. Но он точно знал, что ни того, ни другого раньше при авианалетах не было. Когда же это повторилось еще ближе и сильнее, над и под ним, ему сразу стало ясно, что это такое: самолеты впервые не пролетели мимо. Они бомбили город. Вновь задрожала земля. Шестьсот восьмому показалось, что подземные резиновые дубинки обрушили на него всю свою мощь. Вдруг он полностью сбросил с себя оцепенение. Смертельная усталость развеялась, как дым в порыве ветра. Каждый толчок из-под земли отзывался в голове. Некоторое время он еще лежал неподвижно, затем приподнял пальто настолько, что смог разглядеть распластавшийся в долине город. Там, внизу, медленно и игриво представал его взору словно устремленный ввысь вокзал. Он казался почти изящным, его золотой купол парил над деревьями городского парка и растворялся в их тени. Мощные взрывы, казалось, не имели к этому никакого отношения — все развивалось слишком медленно, и грохот зенитки растворялся в этом, как тявканье терьера в раскатистом лае огромного дога. При очередном мощном толчке закачалась одна из колоколен церкви Св. Катарины. Она падала очень плавно, медленно раскалываясь на несколько кусков — словно все происходило в замедленной съемке. Теперь между домами, как грибы, вздымались фонтаны черного дыма. Шестьсот восьмой все еще не воспринимал, что вокруг творится разрушение. Ему казалось, что там, под ним, резвятся невидимые великаны. В незатронутых бомбами кварталах города, как и прежде, мирно поднимался дым из труб. В реке, как и прежде, отражались облака, а облачка от зенитных залпов окаймляли небо словно подушку, которая лопалась по всем швам, выбрасывая светло-серые пушистые хлопья. Одна бомба упала далеко за городской чертой в луга, примыкавшие к лагерю. До сознания Шестисот восьмого все еще не доходило чувство страха. Ведь все происходило слишком далеко от того узкого мира, известного только ему одному. Страх можно было испытывать тогда, когда горящей сигаретой прижигают глаза или мошонку; когда тебя неделями морят голодом в бункере, своего рода каменном гробу, в котором нельзя ни стоять, ни лежать; когда тебе отбивают почки на «кобыле»; когда попадаешь в застенок для пыток, что в левом крыле около ворот; когда предстаешь перед Штейнбреннером, Бройером или перед начальником лагеря Вебером. Но даже это все блекнет по сравнению с Малым лагерем, в который он попал. Надо было спешно все забыть, чтобы найти в себе силы для продолжения жизни. Кроме того, за десять лет существования концлагеря Берхерн пытки превратились в несколько утомительную рутину — даже молодому идеалистически настроенному эсэсовцу со временем становилось скучно мучить скелеты. Когда поступали крепкие, способные на страдания новички, вспыхивал порой старый патриотический дух. Тогда по ночам снова доносилось знакомое завывание, а команды СС были чуточку оживленнее, как после сытного жаркого из свинины с картошкой и краснокочанной капустой. Внешне все лагеря на территории Германии в военные годы производили вполне гуманное впечатление. В основном в них умерщвляли людей газом, забивали насмерть и расстреливали или заставляли работать до изнеможения, до голодной смерти. То, что в крематории иногда сжигали и живых, объяснялось не столько злым умыслом, сколько переутомлением и тем, что некоторые скелеты уже давно утратили подвижность. Такое случалось и тогда, когда массовая ликвидация помогала быстро подготовить место для новых транспортов. Даже обречение неспособных работать на голодную смерть практиковалось в Берхерне без особых крайностей. В Малом лагере все еще было что есть, и ветераны, такие, как Шестьсот восьмой, даже устанавливали «рекорды» долгожития. Бомбардировка вдруг закончилась. Только зенитка продолжала стрелять. Шестьсот восьмой выше приподнял пальто, чтобы видеть ближайшую сторожевую башню с пулеметом. На ней никого не было. Он посмотрел направо, потом налево. Но и там на башнях охранников не было видно. Команды СС спрятались в укрытии. Рядом с казармами у них были крепкие бомбоубежища. Шестьсот восьмой отбросил пальто и пополз в сторону колючей проволоки. Опираясь на локти, он стал разглядывать распластавшуюся долину. Город горел со всех сторон. То, что прежде производило умилительное впечатление, сейчас превратилось в жуткую реальность: огонь и разрушение. Желтый и черный дым, как огромный моллюск уничтожения, поселился на улицах, пожирая дома. Город пронзали языки пламени. Мощный столб искр взметнулся у вокзала. По разрушенной колокольне церкви Св. Катарины, как серые молнии, взбегали огненные языки. А позади, как ни в чем не бывало, во всем своем золотом величии возвышалось солнце. Таинственным казалось, что, как и прежде, в голубизне и белизне светило яркое солнце и что вокруг спокойно и безучастно в его мягком свете грелись леса и поля, словно неведомая темная кара проклятия коснулась только этого города. Шестьсот восьмой, забыв все правила предосторожности, смотрел вниз. До сих пор он видел город только через колючую проволоку и никогда в нем не был. Но за лагерных десять лет город стал для него чем-то большим. Поначалу город был для него почти символом невыносимой утраты свободы. День за днем Шестьсот восьмой взирал сверху вниз на город с его беззаботной жизнью, когда сам, в результате особого обращения начальника лагеря Вебера, едва мог ползать; он разглядывал город с его церквами и домами, когда сам, с вывернутыми руками, раскачивался на кресте; он видел город с его белыми баржами на реке и мчавшимися навстречу весне автомобилями, в то время как сам из-за отбитых почек мочился кровью. Когда он рассматривал город, ему жгло глаза: было пыткой все это видеть из-за проволоки, пыткой, которая добавлялась ко всем прочим в лагере. И тогда он возненавидел этот город. Время шло, но там ничего не менялось, несмотря на все происходившее здесь, наверху. Изо дня в день поднимался дымок из кухонных печей, обладателей которых нисколько не интересовал дым печей крематориев. На спортивных площадках и в парках города царило радостное возбуждение, в то время как сотни загнанных до смерти людей испускали последний вздох на лагерной «танцплощадке». Толпы радостных в предчувствии отдыха людей каждое лето отправлялись из города в леса, в то время как колонны, заключенных тащили на себе из каменоломен тела умерших и убитых. Он ненавидел этот город, ибо считал, что он и другие узники навсегда забыты им. Как эти люди, забыли заветы своего Бога превратившись в зверей, которые напрочь забыли или даже исказили понятия гуманности что сами же и придумали. Если быть честным он ненавидел этот народ что отвернулась от человека чей отец и защищал его на полях Великой Войны (Приметка Автора. Первая Мировая). А этот жалкий народ отплатил его сыну лагерем… Они как заведенные автоматроны слушали этого усатого хрена, который уничтожил их страну… Правда перед этим возродив. Гоа’улд не знал как к этому относится… Он возможно умрет здесь и все его философские размышления никому не интересны… Но если бы он мог прожить жизнь еще раз, с этими знаниями… Эх… Наконец стала угасать и эта ненависть. Борьба за корку хлеба заслонила все остальное, в том числе и осознание того, что ненависть и воспоминания в той же мере, что и боль, способны разрушить надломленное «я». Шестьсот восьмой научился замыкаться в себе, забываться и ни о чем больше не думать, кроме как просто о выживании. Равнодушный неизменный образ города обернулся лишь мрачным символом неизменности и его собственной судьбы. Теперь этот город горел. Он чувствовал, как у него дрожали руки. Он пытался подавить это ощущение, но не смог. Оно даже усилилось. Вдруг все в нем стало аморфным и бессвязным. От боли раскалывалась голова. Казалось, что она полая и кто-то изо всех сил колотит по ней изнутри. Он закрыл глаза. Он не хотел этого. Он не хотел в себе новых ощущений. Он растоптал и похоронил все надежды. Его руки скользнули на землю, и он опустил лицо на ладони. Город его больше не интересовал. Ему хотелось, чтобы солнечные лучи спокойно падали на грязный пергамент кожи, который обтягивал его череп. Он хотел дышать, давить вшей и ни о чем не думать — как уже давно делал это прежде. Но он никак не мог с собой совладать. Дрожь не проходила. Он перевернулся на спину и вытянулся. Над ним распростерлось небо с облачками от зениток. Они быстро рассеивались, и ветер разгонял их. Некоторое время он пролежал в таком состоянии, но потом и эта поза стала ему невмоготу. Небо превратилось в бело-голубую пропасть, в которую, казалось, он норовил слететь. Он повернулся и приподнялся. Он не смотрел больше на город, а смотрел на лагерь. Он впервые разглядывал его, словно ждал оттуда помощи. Бараки, как и прежде, дремали под солнцем. На «танцплощадке» все еще раскачивались четверо на крестах. Шарфюрер Бройер исчез, но из трубы крематория продолжал валить дым. Правда, не такой густой, как раньше. Наверное, сжигали детей или дали команду прекратить работу. Гоаулды раса канибалов, но во все времена те же люди, табуировали убийство детей, для них это было худшим видом преступлений. Но эти… существа превратились в зверей… Они мнили себя сверхлюдьми, размышляли об Одине, в особенности те кто ударился в скандинавскую историю… Знали бы как к ним бы относились азграды не были бы такими уверенными. Азгарды бы их не просто презирали, они скорее всего их просто поместили бы в карантин, всю планету за те чудовищные зверства что устроили эти… сверхлюди. Шестьсот восьмой заставил себя внимательно наблюдать за всем происходящим. Это был его мир. Этот мир неумолимо продолжал существовать и без остатка владеть им. Происходившее там, по ту сторону колючей проволоки, Шестьсот восьмого нисколько не касалось. В этот момент умолкла зенитка. Ему показалось, что лопнула покрышка и из нее с шумом вырвался воздух. На мгновение померещилось, что все было, как во сне, и только теперь все происходит наяву. Резким движением он повернулся. Нет, ничего не пригрезилось. Город оставался на своем месте и горел. Вокруг были черный дым и разрушения, и все это имело к нему некоторое отношение. Он не мог больше разобрать, куда попала бомба. Он видел только дым и огонь, все остальное расплылось — впрочем, какое это имело значение: ведь город горел, город, который казался неизменным, неизменным и несокрушимым, как лагерь. Шестьсот восьмой вздрогнул. Вдруг почудилось, что сзади на него направлены все пулеметы со всех сторожевых вышек лагеря. Но ничего не произошло. На башнях пусто. Безлюдно и на улицах лагеря. От этого ему не стало спокойнее — дикий страх вцепился в него мертвой хваткой и резко встряхнул. Он не хотел умирать! Теперь! Именно теперь! Он торопливо схватил свои одежки и пополз обратно. Завернув себя в пальто Лебенталя, он стонал и ругался. Протаскивая пальто из-под своих коленей, Шестьсот восьмой продолжал ползти к бараку — торопливо, в каком-то возбужденном замешательстве, словно старался убежать еще от чего-то, кроме смерти. В двадцать втором бараке было два крыла, и в каждом по старосте. Ветераны ютились во второй секции второго крыла. Это была самая узкая и сырая часть, но их это совсем не волновало. Главным было то, что они здесь все вместе. Это придавало каждому силы. Смерть считалась такой же инфекцией, как тиф, а в одиночку при всеобщем море, хочешь того или нет, и подыхать легче. Вместе проще было сопротивляться невзгодам: если у кого-то опускались руки, товарищи помогали ему выстоять. Ветераны в Малом лагере жили дольше потому, что у них было больше еды, они продолжали жить, так как сумели сохранить отчаянную толику сопротивляемости. В «ветеранском» углу сейчас жило сто тридцать четыре скелета, хотя площадь была рассчитана на сорок. Кровати из досок, по четыре яруса в высоту, голые или со старой гнилой подстилкой. Было лишь несколько грязных одеял, за которые, когда умирал их обладатель, разгоралась ожесточенная борьба. На каждой кровати лежало не меньше трех-четырех человек. Даже для скелетов это было слишком тесно, ибо плечевые и тазовые кости не усыхали. Даже с регенерацией гоа’улда тут было сложно выжить, а все реакции извращаются. Спать приходилось лежа на боку как сельде в бочке, а «счастливчик» у которого умирал сосед мог одну ночь провести нормально выспавшись, лежа на спине, до того момента как не придёт пополнение. Извращенное даже для гоа’улдов мировоззрение, извращенное до такой степени что иногда не понимаешь человек ты или нет. Хотя именно тут гоа’улд испытал то чего, наверное, не испытывал бы никогда за всю свою жизнь гоа’улда – товарищество. Товарищество, когда даже умирающий думает о тебе, когда предлагает вырвать свою золотую коронку что б вы смогли купить немного еды. Это поможет продержаться еще немного… И одновременная полная опустошённость человека, моральная и физическая. Он уже ничему не удивлялся… Тут пробираясь к бараку он увидел на земле пистолет… И забытое уже когда-то давно чувство удивление подняло свою голову… Немцы не были никогда разгильдяями они методично записывали все свое снаряжение, да что там если у человека была при приеме в лагерь была зафиксирована золотая коронка, то когда его обирают перед сжиганием она должна у него быть в противном случае на целый барак накладывается штраф пока эта коронка не будет найдена… А тут пистолет, это не может быть, вообще не может быть. Трясущимися пальцами Шестьсот восьмой взял указанный предмет, руки тряслись так как никогда от возбуждения… Но тяжесть пистолета подтверждала что это действительно пистолет. Оружие убийство, изобретенное человечеством, не такое эффетивное как посохи джаффа или зеты, но все же эффективное… Даже в чем-то желанное, мечта что б тебя расстреляли, была одной из самых приоритетных в лагере. Он вынул магазин и проверил есть ли там патроны… Были. До затуманенного мозга начало доходить что это шанс… Шанс непонятно на что… Еще несколько минут назад он мечтал о выживании, но теперь у него в руках было оружие. Вряд ли он сможет убить много… Одного может двух, но тогда в таком случае всех в его бараке казнят. Возможно перед этим запытав, но так он покажет, что люди здесь не сдались… Отомстить за испорченную жизнь, за десять лет Ада, по сравнению с которой Нету, это просто курорт. На Нету, ты хотя бы достаточно быстро умрешь, а тут постоянное существование на грани, это настоящая пытка. Он мог бы застрелится… Да, стоит оставить один патрон для себя, потому что если он выживет после покушения на какого-то немца, то ему покажут, что такое ад. - Карл, скорее я должен проверить свою семью! – Крикнул голос который Шестьсот Восьмой узнал бы откуда-то угодно – комендант лагеря. Его водитель готовил машину что б ехать в город. Кажется, сама судьба дает ему шанс, его друзья и знакомые погибнут скорее всего, но они и так в Малом Лагере, и жить им остается не так много. Так что это имело очень мало значения. Нужно просто пересилить себя и просто решиться. Что гоа’улд и сделал. Он передёрнул затвор и снял пистолет с предохранителя. Теперь пути назад нет. Лучше уж достойная смерть чем такое существование… Невольно гоа’улд задумался о том как бы поступили джаффа на его месте. Он знал, что у Баала есть рудники где держат пленных джаффа что не захотели предавать своих хозяев, и что они мрут там как мухи… Как бы сейчас джаффа поступил на его месте? Пф… Ответ очевиден, джаффа не трусы. Тщательно прицелившись гоа’улд нажал на спусковой крючок. Бах! Произошел выстрел, отдача чуть не выбила из ослабевших рук пистолет, гильза вылетела и послышался звон стекла а также вскрик коменданта, когда голова его водителя разлетелась на фрагменты. Собирая последние силы, он кинулся к машине. Он видел расширившиеся в ужасе глаза коменданта. - Сдохни тварь!!! – Он всадил в голову коменданта несколько пуль… Он уже слышал, как ревела тревога в ответ на выстрелы, и как сюда бежали несколько солдат. Пара эсесовцев в него прицелились, но в этом уже не было нужды. Он приставил пистолет под подбородок и нажал спусковой крючок. Бахнул выстрел это было последнее что он почувствовал. Наконец-то забвение. - И долго ты будешь лежать? – Задал кто-то вопрос. Шестьсот восьмой так этому удивился что открыл глаза и уставился на человека что сидел над ним. Оглянувшись затравленным взглядом он не увидел ничего кроме белой комнаты, полностью белой комнаты. - Ты бог? – Спросил гоа’улд. - Нет. - Дьявол? - Нет. Я Михаил. - Архангел? Мужчина отрицательно помахал головой. - Я твой сородич. Я гоа’улд. У шестьсот восьмого все похоледело, он знал насколько его сородичи могут быть жестоки. Но стоп, было что-то необычное в нем. - Я не чувствую тебя. - Конечно, ведь я нахожусь вообще в другой части комплекса. – Мужчина усмехнулся искренней улыбкой, которую он часто видел у своих товарищей, которые даже в лагере находили что-то смешное. – Все это время ты провел в симуляции, что призвана перевоспитать гоа’улда. И сделать из него нормального разумного, пережитый тобой опыт взят у выжившего в этом лагере человека. Финальное испытание было спроектировано специально что б проверить что ты выберешь, оно несколько топорное, но эффективное. Поздравляю тебя… Ты его прошел. Слова сородича доносились как сквозь вату… И когда спустя пять минут он понял, что ему сказали. - Я УБЬЮ ТЕБЯ! – Шестьсот восьмой кинулся на него, но между ними возникло стекло об которое стукнулся узник концлагеря. - Ты такой же гоа’улд как я… Я вижу потенциал в моем виде, но они должны пройти через перековку, в противном случае они будут истреблены. Вспомни все воспоминания что у тебя есть, младший, скажи… Чем ты отличался от коменданта что убил? И попробуй ответить на вопрос… Кто ты? Майкл щелкнул пальцами, и он оказался в очень комфортабельном доме, о котором даже не смел мечтать, Системные Лорды конечно покривят носом от недостаточного убранства, но ему было в самый раз. Из другой комнаты раздался плач… Шестсот восьмой пошел туда и обнаружил женщину что плакала, услышав его шаги она подняла глаза и посмотрела на него. - Кто ты? Ты тот Демон что принял новый облик? - Нет… Я тоже… - Он даже не знал как это сказать, вся жизнь в лагере была симуляцией, все его друзья были тенью прошлого, вся его боль, боль его друзей тоже были лишь тенью прошлого и он не знал как на это назвать. - А…. Понятно… Значит я не одна такая… Похоже ты мой брат, помнишь, как кто-то нас оглушил когда мы были еще в бассейне? Похоже нас много, и это просто симуляция для нас… - Да… - Это было логично, но ему было трудно говорить, очень трудно, все же все это шокирует. Вся жизнь была обманом, и вот он в очередной симуляции. - Вряд ли бы это сработало со старшими. – Продолжала говорить девушка. – Но мы никогда не были в контакте с человеком, поэтому приняли иллюзию за реальность, приняли боль за реальность, приняли людей за реальность. Боже, я помню как мою дочь расстреляли у меня на глазах… То есть… Дочь хозяйки, но боль была такой же… Будь ты проклят Чудовище!!!! Похоже у девушки была истерика, он такое часто видел, и даже не знал как поступить в таких случаях… Ведь весь его опыт говорил об том что нужно дать такому человеку по зубам, однако… в этот раз перед ним девушка, и хоть он осознавал что это такой же гоа’улд как и он сам просто с внешностью человеческой женщины, ничего не мог поделать со своими приобретенными правилами. - Я не знаю… Честно… Я буквально минут десять назад убил эсесовца, думая, что совершаю единственное доброе дело в жизни, а потом застрелился… А потом все что составляло мой мир рухнуло. И кажется во мне не осталось даже ненависти.***
Я смотрел на этих дураков и искреннее смеялся, в особенности над предположением Джексона, хотя это не помешало мне отправить кодированный сигнал на Землю, с информацией что присутствие гоа’улдов на планете раскрыто, поэтому стоит увеличить степень осторожности. Стоит написать какой-то гоа’улдоский вирус и поместить такое же передающиее устройство в Агентство Информации полезно будет, заодно и контролировать расследование. Это будет очень ироничным. - Вот чем предстоит научится человечеству – вере в собственные силы. – Сказал я Цире, которая стояла у меня за спиной и тоже смотрела видео. – Ведь истина лежит в том, что его предположения ложны, и он просто боится принять ответственность за свою власть. За свои достижения что обеспеичили ему определенное место. А ведь он гениальный ученый, однако скованный страхом. Они желают, что б их контролировали, но и не желают этого парадокс. - А что им еще думать, ты для них как божество, они не понимают ни твоих мотивов, ни твоих целей, ты существо без истории, а это пугает… Всех. - Но ты же… Ты не понимаешь, как я тебя нашел, откуда узнал о ПрокларушТаонас, но отношение не поменяла. Почему? - Потому что мы давно победили страх неизведанного. – Ответила Цира. – Мы верим в познания мира через логику и эксперимент. Понять кто ты я могу со временем, и мне незачем делать поспешных выводов. - Ха-ха-ха. – Смеялся я искренне и несколько нервно. – Знаешь, у землян точнее у англичан есть отличная игра вокруг которой родилась книжная вселенная называется Вархаммер 40 тысяч. В ней события идут в 40 тысячелетии и как человечество противостоит всем ужасам вселенной. Одними из самых противоречивых участников Вечной Войны являются Легионеры 20-го Легиона Космодесанта – Альфа-Легионеры. Их путь — это путь скрытности, и диверсий. Даже они сами не знают кому верны. В одних случаях они могут служить Империуму в других его врагам. Это не переменчивая верность, это план который рассчитан на тысячелетия. Все мы короли и все мы пешки. Это так иронично. Тайны, скрытые за другими тайнами, постоянный обман ожиданий и так далее, я предусмотрел что кто-то обнаружит что Сет был гоаулдом, но не ожидал что это сделает археолог. Но даю руку на отсечение хватит парочку словестных намеков, и он усомнится в себе, и припишет это моему «плану», а не своим блестящим аналитическим навыкам… Это так… Печально. - Что ты будешь делать с гоа’улдами, они тебя ненавидят. – Решила сменить тему Девушка. - А ты к этому не причем? – С иронией спрашиваю её. – Именно ты нас отговорила от идеи где сценарий предполагал взаимодействие личности хозяина и симбионта признав её слабореализуемой, а также сама дала характеристику какая из личностей выдержит какой уровень стресса? Что же до того что они ненавидят меня… Ненависть — это слишком сложная и комплексная эмоция, она еще не успела сформировать в отношении меня. К немцам в концлагерях – да, ко мне нет… Это гнев, в большей степени гнев, чем ненависть. Так как большинство из них стали апатичными и им нужно вновь почувствовать вкус жизни. - И почему не стоило сначала дать почувствовать вкус жизни, а уже потом… - Цира, ну это уже скотство, плюс я руку даю на отсечение что во время «вкуса» жизни гоаулд совершил бы что-то предосудительное и соответственно не мог быть невиновным, на момент посадки в лагерь. А тут, чистые параллели – наказание невиновных, боль невиновных и так далее. Впрочем, у нас же были не только сценарии лагеря, но и войны. Эх сколько у нас было сценариев, мне иногда самому страшно становится от того что я делаю. Но на медленное изменение мировозрения целой расы может уйти много времени, а шоковая терапия самая лучшая. В противном случае мне придется уничтожить целую расу, а Ток'Ра не обладают королевой которая могла бы научить новые поколения эмпатии. - Значит проблема в королевах? - И да и нет, одновременно и да и нет, скорее в биологических механизмах передачи информации, а также их фрагментации и распределения. В общем достаточно сложностей. - Кстати, тут тебе одно заявление пришло, я его прочитала и нашла достаточно интересным. – Вновь сменила неприятную тему Древняя, показывая мне большую такую папку, с напечатанным текстом. – Твой подчиненный предлагает создать заповедник размером с планету, где с помощью клонирования возродить множество видов флоры и фауны Земли, и возможно даже из разных эпох, а также создания полноценной тераформиционной базы, где будут хранится образцы для воспроизводства всего что мы найдем. - Одобряю. – Коротко сказал я. – Нам нужно заботиться о животных и растениях. Как только появится больше ресурсов то стоит воплотить этот проект в реальность. Заодно и курорт можно построить, однако не классический, а куда более уединенный. Без слишком большого количества баров. Заодно можно и музеи поставить, хотя, по-моему, неразумно пихать все яйца в одну корзину, но с другой стороны хороший культурный досуг весьма важен. Но заповеднику точно быть, а то человечество скоро доведет свою природу до безумия, но стоит выбрать планету с особенной тщательностью, ведь частично она должна повторять Землю, с её разными климатическими зонами, где можно будет поселить животных и растения. Кстати, можно тебя попросить взять на себе кураторство всех ботаников? Сама понимаешь есть куча растений что можно использовать в медицине или же кормовых культур, а я в этом разбераюсь примерно так же как собака в симфонической музыке. Конечно проект медицинских нанитов должен исключить лекарства, но я считаю, что стоит финансировать исследования в этом вопросе. - Без проблем. Учитывая, что я уже достаточно хорошо выучила английский. И земной вариант нашего языка. - Хорошо. – Я начал размышлять над следующими тактическими действиями, первое что стоит сделать или же совместить так это захват Системного Лорда Ниррти, а также обучение уруна войне, в самой высшем его проявлении. Помогут воспоминания ветеранов Второй Мировой, а также сами же этим ветераны, которые могут пообщаться с мальцом. Захватив Ниррти и результаты её трудов я смогу значительно продвинуться в генной инженерии, в частности в модификации человеческого тела для шпионажа, и получу еще целый комплекс технологий по этому поводу. Но самое важное мозги гоаулда, сейчас несколько людей уже потрошат память пленных гоа’улдов, что б потом заменить их на сцене галактической политики, эти люди были тщательно подобраны, и все согласились принять в себя симбионта, а также жить под чужими именами, в обществе очень сложном… Все бывшие офицеры разведок, разведчики-нелегалы. Только такие смогут составить достойную конкуренцию Системным Лордам. Кстати, Осирисом я решил сделать женщину, что б подчеркивать некоторую шутку… А также целый комплекс иронии, вы не представляете сколько за этим будет стоять, этим я буду выполнять несколько тактических и стратегических целей. Кстати я принял решение воскресить Мардука. У него слишком сильная репутация грозного полководца – если он служит кому-то значит этот кто-то гораздо страшнее чем он сам. А если этому кому-то служат Осирис, Мардук, Изида, Хатор, Сехмет… Хе-хе-хе. Возвращения старой гвардии, под чьим-то командованием существ, что доказали, что они очень гордые существа. Это будет пугать, возможно Системные Лорды заподозрят что Ра не умер, а взял тактическую паузу. Чем больше они будут путаться, тем лучше. Создание сотен фантомов, что б за этими фантомами гонялись, хорошая стратегия. Я даже не знаю сколько ресурсов уйдет у бедных американцев что б найти меня, наверное, они даже свернут все операция на других планетах, и сосредоточатся на поимке моих агентов. Тем временем я создам свою систему агентов по всей галактике, агент гоа’улд бывает куда более выгодным вложением чем обычный агент. Также, гоа’улды-солдаты, бывают очень полезные, новое поколение ашраков, на основе опыта САС, Дельты и ГРУ, элитный спецназ который может выполнять малым количествам тактические задачи на весьма высоком уровне. Убийство командиров врага, уничтожения инфраструктуры и так далее. Учитывая, что гоаулд в состоянии учиться в разы быстрее чем обычный человек, вплоть до того, что при некоторых настройках гоа’улд в состоянии повторять подвиги из Марвел, в частности подвиг – Таскмастера, то есть копирование стиля борьбы того или иного человека, правда гоа’улдам-ашракам подойдет больше не классический армейский бой, а что-то из индийских техник борьбы, где упор делается на «не навреди если в этом нет необходимости». А то в классическом варианте армейского рукопашного боя – оторвал голову и пошел дальше, возможны случаи того что человек банально потеряет адекватность. Формирование полноценных оперативных военных контингентов, которые, потом будут развернуты в более крупные силы. По типу того же легиона, в которые вольются в последствии джаффа, а также другие люди, которые захотят бороться против гоа’улдов. Заодно, в армии им привьют «Имперские Истины» что поможет стабилизации будущей Империи. Все же когда ты сражался и проливал свою кровь за государство… Это не способствуют сепаратизму, точнее это одно из пунктов все же там очень много намешанно. В строительстве государства. Для начала, наверное, стоит сформировать правительство, хотя, пожалуй, наверное, для этого равно нужно хотя бы три-четыре планеты с уровнем развития Земля+, что б начать формировать то самое правительство, и кучей дипломатических проволочек по формированию целых общих институтов власти. - Нам нужно больше союзников, так что я санкционирую уничтожения гоа’улда Белуса и Саргона. – Сказал я. – Стоит передать Хатор, что б она готовилась, ведь Саргон раньше служил Хатор. - Знаешь, когда тебя зовут по имени твоего альтер-эго это раздражает, ведь она просто выполняет роль Хатор. - Имя — это очень важно, но одновременно и нет. Так, что пусть привыкает что её будут звать Хатор. Дело в том что очень легко выдать себя если ты не будешь откликаться на имя, и не так реагировать. Ты знаешь, как готовят оперативников полиции для внедрения в банды? О это то еще действо, полное знание сленга умение вживаться в роль, определенная история, татуировки, привычки и даже запах. Все ради того что б собрать доказательства. Если честно неблагодарная работа, и психологически трудная. Когда ты долго под прикрытием у тебя появляются друзья и знакомые. И их ты должен отправить под суд, людей что были готовы за тебя пулю поймать. Эта непостоянная человеческая душа… Грани серости. Поэтому я не люблю разведку и контрразведку. Тут Цира впала в ступор и долго не могла прийти в себя…. Потом попыталась сфокусировать свой взгляд на мне, а я же насмешливо на неё смотрел. - Но ты же Селкет, можно сказать само воплощение войны с помощью разведки и контрразведки… То есть если бы ты это не любил… - Цира, ты знаешь, как служанка убивает пауков? - Что? - Если хозяйка скажет служанке убить пауков в комнате та придумает тысячу и одну причину что бы этого не делать, но если все же она начнет это делать, то она сделает это так что б её никогда больше об этом не просили. Теперь ты понимаешь? Я хорош в том что ненавижу…***
Только что я убил больше 4 тысяч человек… Я стоял за спиной Ниррти, которая с удовольствием комментировала то что теперь от Тау’Ри не будет проблем. Она опасалась что столь опасные люди могут найти её лабораторию с исследованиями или понять, что с местным населением что-то не так и предпочла зачистить проект, и подкинуть бомбу внутри Кассандры на ТауРи, что б были уничтожены любые свидетельства того что с этой планетой было что-то не так. Мы в невидимом челноке проникли на планету и вышли в космос, когда же Ниррти отправила глайдеры для атаки ЗВ-1, я проник на её корабль, и вот теперь стою буквально за её спиной. Я не рискнул стрелять из чего-то поэтому кинул в неё метательный нож. - Ах! – Нападение было для неё полностью неожиданным. Два других ножа полетели в джаффа что были на мостике. Нож застрял у Ниррти в плече она слетела со своего трона, и активировала Кара Кеш. Я же вышел из невидимости. - Слишком просто Ниррти. – С улыбкой сказал я. – На твоем корабле, даже нет датчиков что реагируют на изменения веса на полу. Стоит сказать я ожидал от тебя большего, а ты такое же ничтожество, как и все остальные. - Кто ты? – Спросила Ниррти держась за плече, яд что был в метательном ноже начал распространяться, и она борется с ним. - Селкет. – Коротко отвечаю я. – Приятно познакомится. Нажимаю кнопку на своем ленточном устройстве и её пробирает разряд, от чего она падает на пол без чувств. Все же я решил проверить насколько хорошо Ниррти себя охраняет, вокруг трона мог быть постоянно активируемый барьер, так что моя атака энергетическим оружием могла провалится, поэтому использовал нож, яд был так на всякий случай, если нож не сможет остаться в теле, хотя он специально был сделан зубчатым. Вместе с устройством для обезвреживания врага. Все прошло без сучка и задоринки. Поэтому можно блокировать корабль, и откачивать воздух из отсеков, но не так что б убить. Джаффа пригодиться, в данный момент у меня есть возможность для создания вполне себе комфортабельного лагеря для военнопленных. А также первичной перевербовки. И да если честно меня очень волнуют системы безопасности на гоаулдовских кораблях, до такой степени что страшно становится. Нет конечно есть датчики биосигналов, от которых невидимость не спасает… Но против этих датчиков есть наркотик, И вот и все проникновение… Не то что бы это скучно и обыденно, но как-то… Глупо. С другой стороны, я гулял по самой защищенной базе ВВС США, и установил в зале для брифингов следящую систему, а гоа’улды вообще феодалы с технологиями которыми мало что понимают в нормальной безопасности. Но в этой вселенной из-за смешености технологий различных рас это возможно. Сняв ленточное устройство с Ниррти и связав её понадежнее, я связался с базой. - Отправляйтесь. Дело сделано. – Сразу же после этого были набран адрес врат, и через врата проехало десяток машин, которые были улучшены для войны в условиях химического и бактериологического заражения. Мы похороним всех людей, и вывезем лабораторные исследования Ниррти, саму же её я извлеку из тела носителя. После чего начну захват власти в её владениях. Они кстати не особенно большие. Также все доступные ей корабли подвергнуться модернизации на основе Крота. Так у нас появится флот, достаточной силы, чтобы противостоять Системным Лордам, хотя бы в плане обороны. Возможно если эта девушка согласится, то она примет роль Ниррти. Хорошо, что Ниррти могла долго отсутствовать, переложив всю работу по поддержанию своего государства на Первого воина. Захват власти пройдет очень быстро. Но на это могут обратить внимание, те же Ток’Ра или же просто агентура других Системных Лордов, поэтому желательно что б эта женщина что является носителем согласилась, в противном случае кому-то продеться пойти на пластическую операцию. Но самое главное все наработки Ниррти оказались у меня в руках, остаётся узнать где она могла найти преобразователь ДНК, очень полезная вещь, она не имела генетического шаблона Древних из-за этого буквально шла наугад, а вот он у меня есть. В случаи нахождения проектом «Абстерго» тела куда более развитого Древнего удастся приблизится практически к состоянию предвознесшегося существа. Ну а если найти Мерлина, все станет еще проще, тело на последней стадии перед Вознесения… Вкусно. В таком теле, я даже возможно обману Вознесшихся с их ограничениями. Хотя, фиг поймет их законы, учитывая, что те же земляне могли получить оружие что сделали по чертежам Орлина. С другой стороны, она могла найти секвестор ДНК позже, ведь он может ускорить длительные испытания, а на этой планете как раз шли они. Генетическое преобразование человека с помощью тех или иных вирусов, по-своему гениально, Ниррти видимо решила сделать свою версию «мидихлориан», однако не может решить проблему с выработкой энергии для их питания. Я открыл компьютер на хаттаке, как всегда незапароленный, что начинает меня уже раздражать, и открыл вкладку которая относилась к расположению всех сил Ниррти в галактике. Все её секретные базы, все военные гарнизоны и все доступные ресурсы. Как я говорил раньше – это флагман, значит тут есть даже средства управления другими кораблями, позволяющие убить всех предателей. Обычная ушербная параноя гоа'улдов… Нет есть разумная паранойя, но это за гранью любой логики.***
- Итак, вы можете задать свои вопросы, только пожалуйста не кричите на меня и не пытайтесь набить мне морду. Я просто психолог, если у вас есть претензии, то когда выйдете из виртуальной реальности Майкл будет к вашим услугам. – Сказал психолог, когда вокруг него сидело десять мужчин и женщин, которые просто так отображались в виртуальной реальности на самом деле они были гоа’улдами. - И зачем нам психолог? Сначала ломаете нашу психику, а потом хотите восстановить? – Сказал один из них. - Вообще-то по медицинской классификации все гоа’улды в той или иной мере мегаломаньяки, так что это было лечение. - Ах ты! – Женщина вскочила на ноги. - Успокойтесь. – Голос психолога стал очень холодным и стальным. – Гоа’улды это враги человечества, которые совершали в отношении моего вида все те преступления что вы ощутили на себе. И какого это быть жертвами, а сволочи? Что родились повелителями вселенной, а тут вас избивают и держат за скот. Знаете, что… Мне вас нихрена не жаль, что считаете себя невиновными так как ничего плохого не сделали… Ну что же, большинство из вас так бы и ничего не сделало, потому что вас бы просто утилизировали… А что ваши матери не говорили вам что большинство из вас нужно только что б поддерживать джаффа, а выживает не более процента. А некоторых из вас вообще съедают. Майкл захотел вам дать жизнь, так как не хочет отказываться от своей расы. Но вы должны были получить достаточный заряд эмпатии, разговоры о добре и пони никак бы вам не помогли вы бы считали Майкла слабаком… А вот когда сапог эсесовца разбивает тебе лицо, не за какое-то преступление, а потому что ты еврей… Это гораздо лучше мотивирует чем что-то еще. - А что если бы мы сошли с ума? – Спросил тот же мужчина. – В моем бараке человек начал считать себя немецкой овчаркой. Что если бы так же сошли с ума, или же все же кто-то сошел и таких в выбраковку как Системные Лорды? - Не все из вас были помещены в виртуальную реальность лагеря смерти, другие были на войне, третьи просто жили под оккупацией, четвертые участвовали в партизанских отрядах и в Сопротивлении. Для каждого симбионта был подобран свой собственный сценарий, ориентированный на то что бы он понял… важные вещи, но не сошел с ума. Так что у нас практически стопроцентный результат… Кстати, заполните формуляры предпочитаете вы разделить разум с человеком, просто захватить и так далее. Уточнение по полу тоже стоит написать. - Вы что считаете, что мы будем на вас работать? - Похоже вы научились в концлагере свободомыслию… Удивительно. Давайте скажем так… Вам нужно тело и работа. Мы её вам предоставляем так в чем проблема? Или вас волнует что сейчас вы полностью во власти Майкла? В таком случае, почему вас не волновало, что были полностью во власти Апофиза? Вы увидели чем считает Майкл Империю Гоа’улдов, и он хочет снести её… Только вам решать, хотите ли вы стать новой элитой Империи. Вы на собственной шкуре ощутили все что делают гоа’улды с покоренными народами, и позволит ли вам ваша совесть — это игнорировать? А совесть у вас есть, как раз её наличие было одним из условием окончание теста. Так что давайте пойдем по гораздо более практическому пути… Кто кем работать хочет?***
- Молодые люди имеют тенденцию романтизировать войну, но в войне нет никакой романтики, это горе, боль и разбитые надежды. – Сказал я обращаясь к уруну. – Считает, что войны двигатель прогресса, я разделяю другую точку зрения, что подобные фразы ущербна в своей сути так как кто знает, что бы изобрели погибшие. Недаром в литературе есть подобный термин – Потерянное Поколение. Поколение, ушедшее на войну из которого вернулись крайне мало людей. Война должна становится крайним случаем, когда больше нет других способов. Часто под благозвучные предлоги лидеры отправляют безусых юнцов сражаться за их цели… Но сами они не готовы сражаться. Помни всегда, если кто-то отправляет детей других на войну, а своего ребенка прячет, это никчемный лидер. - Но ведь сам лидер не должен быть на поле боя. – Сказал мальчик. – Ведь он может быть просто толковым администратором как Франклин Рузвельт. Или же вы это сказали основываясь на Сталине, который все же отправил двоих своих сыновей на войну. - Троих. – Поправил его я. – У него был еще приемный сын. Толковый администратор… Интересное утверждение. Я считаю, что лидер государства должен быть достоин своих солдат. В противном случае не может существовать сильной армии. Но может возникнуть закономерный вопрос – как может быть сильная армия у демократического государства? Они вкладывают верность лидеру, которую ты наблюдаешь сейчас в Ордене, в верность идее. Причем довольно понятной идее. Конечно и авторитарные правительства пробуют комбинировать это… Но выходит у них крайне плохо. Конечно они остаются в истории примерами стойкости и героизма, но… Как проигравшие. Героизм сам по себе хорош, но в нем есть и фатальный недостаток. Героизм солдата — это ошибка его командира. Разберем последнюю операцию, я взял в плен Системного Лорда Ниррти. Узнав, что КЗВ основало базу на одной из планет где Ниррти проводит генетический эксперимент я полностью просчитал её реакцию – страх. Ниррти существует в условиях ограниченной информации. Земляне убили Ра, и конфликтуют с Апофизом. Самый логичный вывод – они сильны. С сильными Ниррти привыкла разбираться с хитростью. Она поняла, что земляне сентиментальны, поэтому убила всех в том поселении вживив иммунитет одной девочке в которую имплантировала биологическое взрывное устройство. Она уже так поступала с Апофизом. Разрушение Звездных Врат привело бы к тому что её эксперименты остались в секрете. Учитывая, что земляне брали кровь на анализ у местных, поэтому Ниррти нужно было спешить. Из-за этого она стала очень предсказуемой. Я использовал невидимость корабля и выждал нужный момент, когда она снимет щиты с корабля для того что б выпустить глайдеры. План был очень хорош, но опять же тебе стоит научиться не держаться за план как слепой за стену, это неправильно. У меня были десятки вариантов на случай различных неожиданностей, кроме того важно умение импровизировать. Импровизация — это важный фактор для командира. - Но зачем вы лично пошли на такую операцию? Не было других? - Почему же были, тот же Джон, однако ты должен понимать, что я гоа’улд, и хоть я стараюсь передать как можно больше знаний своим людям, многое придет только с опытом. Эти знания у меня уже есть в готовом виде. У Джона обширный опыт, однако он практически не работал в таких условиях. И тут встретились два риска. Риск потери старшего командира и риск провала задания. Учитывая, что я командир я могу приказать им заткнуться, учитывая, что я военный лидер, то моя охрана не имеет большой власти надо мной. - А что в отношении той деревни? Разве справедливо жертвовать 4 тысячами людей? - Нет в этом нет не справедливости ни чести. Просто это ограниченные возможности. – Печально сказал я. – Всегда стоит думать над тем сколько у тебя возможностей и чего ты хочешь. Если хочешь счастья для всех и без крови… Тогда ты должен быть божеством. Я таким не являюсь. Также несправедливо отправлять солдат на заведомо провальное задание… Да они могут знать об этом, но разница в согласии на мой взгляд несущественна.