Все остальное, каким-то образом, тоже ты

Чу Ваньнин проснулся от собственного стона, с колотящимся сердцем и весь в поту. Этот сон опять пришел. Во сне Чу Ваньнин не мог контролировать себя, не мог ничего сделать, только подчиняться рукам Мо Жаня, которые лепили из его холодного и старого тела какое-то новое: гибкое, чувственное, дарящее наслаждение, нужное. Чу Ваньнин заворочался на циновке, но даже она, наполненная соломой заботливыми руками Мо Жаня, вызывала сейчас раздражение. “Это все солнце, морок”, — решил Чу Ваньнин. Они весь день провели в поле, солнце было повсюду: палило сверху, слепило глаза тысячей маленьких отражений в воде, покрывающей рисовое поле. Блестело в капельках пота на широкой обнаженной спине Мо Жаня. Чу Ваньнин со злостью откинул покрывало, встал и, не подумав даже накинуть что-нибудь поверх тонкого халата, вышел из дома. Ночная прохлада тут же вцепилась в разгоряченное тело, жаля тысячей иголок, пробираясь внутрь, захватывая и гася искры возбуждения, вызванные сном. Чу Ваньнин поежился, но даже и не подумал возвращаться за верхним одеянием. Никто ему не встретится, все спят после тяжёлого дня. Озноб и объятия холодного ветра это то, что Чу Ваньнин заслужил своими недостойными мыслями об ученике. Чу Ваньнин дрожа пошел вперед к полю, на котором они днем работали. Не зная даже зачем, пока босых ног не коснулась ледяная, не прогретая солнцем вода. Да, то, что нужно. После того инцидента, когда Мо Жань застал его голого и возбужденного, Чу Ваньнин больше не решался прибегать к такому способу снять напряжение. Чу Ваньнин ступил вперёд. Стоять неподвижно казалось почему-то глупым. Если он шел, то можно было бы отговориться, случись кому-то ночью пройти мимо и увидеть старейшину Юйхэна, тем, что у него есть дело и Чу Ваньнин знает, куда идёт. Холод, поначалу помогавший, со временем начал терять эффективность. В голову опять полезли те видения, которые мучили его во время работы в поле рядом с Мо Жанем. — Расслабься немного… не сжимай меня внутри так сильно… Чу Ваньнин яростно замотал головой, пытаясь избавиться от этого воспоминания. И тут же его нога поехала, опору на скользкой земле негде было найти, и Чу Ваньнин непременно бы упал, если бы сильные руки не удержали его за талию. — Учитель, осторожнее, — голос Мо Жаня низкий, хриплый так близко и его руки горячие на замёрзшей коже Чу Ваньнина. — Учитель, осторожнее. Этого достопочтенного не было несколько недель, если ты насадишься разом, как любишь, то можешь навредить себе. Этот достопочтенный в разлуке все время думал о своей Чу Фэй и теперь не намерен выпускать учителя из покоев целую неделю. Чу Ваньнин задрожал в руках Мо Жаня. От холода, от того, как сон переплелся с явью, от усилий, которые нужны, чтобы не прижаться ближе, в поисках тепла. Мо Жань всё ещё не отпускал его, и Чу Ваньнин из-за темноты ли, или из-за недостатка сна не пытался вырваться. — Учитель, — в который раз позвал Мо Жань, и в голосе его слышна была легкая тревога. Наверное он думает, что Чу Ваньнин сошел с ума, раз пошел гулять ночью по рисовому полю. И Чу Ваньнин не может сказать правду. Не может сказать: "Мне приснилось, как ты берешь меня на ложе. Но это был не ты. Тот Мо Жань жестокий и сломленный. Должно быть, мой разум показывает мне, что только такого я заслуживаю, если осмеливаюсь любить своего ученика". Чу Ваньнин не смог придумать отговорки. Он просто шагнул вперед и пальцы Мо Жаня на его талии разжались, отпуская. Чу Ваньнин повернулся, и взгляд ученика тут же уперся ему в грудь. Только сейчас он вспомнил, что на нём всего лишь тонкое ночное одеяние, и сквозь него просвечивают вставшие от холода соски. Хорошо ещё, что член от того же холода опал, и унижение Чу Ваньнина не полное. Ему хочется сжаться — Не прячься от меня, учитель, — но это будет выглядеть недостойно старейшины Юйхэна. Чу Ваньнин выпрямился и бросил как можно надменнее: — Мне послышался странный звук, я вышел проверить, но тут ничего нет. И уходит так быстро, как только можно идти, не переходя на бег. Чу Ваньнин возвращается обратно в свой дом. В комнате ничего не изменилось, все те же смятые простыни и сброшенное одеяло. Только сейчас он задумывается, что же Мо Жань делал на рисовом поле. “Скорее всего шел на свидание к девушке”, — решает Чу Ваньнин. В конце концов та певунья, Лин-эр, так и липла к его ученику. Чу Ваньнин ложится, не надеясь на сон. И сон не приходит. Его просто утягивает в пучину чего-то непонятного, на грани странного. Из этого нет выхода, ведь если не спишь, то тебе и не проснуться. Внутри этого морока горит несколько свечей, придавая коже мужчины, лежащего на постели, золотое сияние. Чу Ваньнин сидит на бедрах Мо Жаня, не пытаясь двигаться. Он действительно отвык от этой длины, но Мо Жань так медленно опускал его, что Чу Ваньнин почти не чувствует боли. — Моя Чу Фэй такая послушная, — мурлычет Мо Жань. Чу Ваньнин уже не пытается отвернуться, знает, что бесполезно, и в награду получает слабый толчок члена внутри себя. Настроение у Мо Жаня какое-то странное сегодня. Чу Ваньнин не знает, чем вызвана эта нежность. Обычно ласка достается Чу Ваньнину под утро, когда Мо Жань его окончательно ломает и сил не остаётся ни на что. — Ну же, учитель, двигайся. — Этот достопочтенный так надолго оставил свою Чу Фэй. — Учитель должно быть скучал без члена этого достопочтенного. Чу Ваньнин с каждой грязной фразой, вылетавшей изо рта Мо Жаня, двигался все быстрее, в надежде ускорить действо. Мо Жань никогда не замолкал, ему слишком сильно нравилось смотреть на румянец стыда, заливающий лицо Чу Ваньнина. Но рано или поздно он всё-таки срывался, подминал под себя тело Чу Ваньнина и начинал безжалостно вбиваться. Тогда он почти не говорил, только рычал как голодный пес. Это трудно. Сегодня он не ждал Мо Жаня, да и во дворце никто не ждал возвращения императора так скоро. Чу Ваньнин не опьянен афродизиаками и не может списать на них свою реакцию. Это все Мо Жань. Кругом один Мо Жань. Его член настолько большой, что Чу Ваньнину не нужно искать правильный угол. С каждым движением его бедер, член Мо Жаня трется внутри, посылая удовольствие во все части тела Чу Ваньнина. Мо Жань же ничего не делает, просто лежит. Сцена, которую они представляют сейчас собой, как будто вышла из сборника весенних картинок: Император вернулся, уставший из тяжёлой поездки, и позволяет любимой наложнице ублажать себя. В груди от этой мысли стало больно и горячо, и Чу Ваньнин задвигался ещё быстрее, надеясь жестким ритмом выбить из головы все нелепые мысли. Но его бедра, широко разведённые, чтобы оседлать мускулистые бедра Мо Жаня, все сильнее дрожали от напряжения. После минуты такого бешеного темпа Чу Ваньнин не выдержал и с тихим рыданием упал, не в силах больше продолжать. Мо Жань, как будто только этого и ждал, обхватив обессиленного Чу Ваньнина руками, сдернул с себя и перевернул, укладывая на живот. Чу Ваньнин весь сжался от того, как бедра и плечи Мо Жаня придавили его к кровати, как будто ограждая от внешнего мира. Мо Жань просунул руку под живот Чу Ваньнина и обхватил его член. Он прижимал учителя всем телом, поэтому даже не мог двигать рукой. Просто сжал в кулаке, двигая своими бедрами. От каждого такого движения член Чу Ваньнина толкался в руку Мо Жаня, приближая разрядку. — Сегодня я награжу учителя, учитель дождался меня. Ты единственный дождался, — голос Мо Жаня выдернул Чу Ваньнина из дымки наслаждения, туманящей разум. — Что? — Этот достопочтенный вернулся из долгого путешествия. А его министры спят, его императрица спит. Всем плевать на этого достопочтенного. Только ты меня ждал, учитель. — Мо Жань лихорадочно шепчет, не прекращая судорожных движений в погоне за своим наслаждением. У Чу Ваньнина колет сердце от такого голоса Мо Жаня. Он пытается двинуть бедрами, чтобы Мо Жань наконец-то сорвался и перестал говорить такие вещи. — Этот ученик испорченный. Но и учитель тоже. Ему так не терпится получить сперму этого достопочтенного? — смеется Мо Жань. И начинает двигаться еще быстрее. Чу Ваньнин сдается, обмякает под Мо Жанем, как будто от его толчков все кости Чу Ваньнина превратились в муку, и только рвано и загнанно дышит. В такой позе Мо Жань проникает не глубоко, но ему хватает всего нескольких толчков, чтобы излиться внутрь. Чу Ваньнин срывается следом. Мо Жань не отпускает его всю ночь и под утро Чу Ваньнин, уже практически теряя сознание то ли слышит, то ли придумывает себе тихий голос Мо Жаня. — Ты постоянно в моих думах. Даже странно, когда я успеваю всё остальное делать. Чу Ваньнин просыпается на рассвете от крика диких гусей и лежит, пока только что приснившийся сон, не блекнет, оставляя лишь обрывок фразы. — Потому что все остальное, каким-то образом, тоже ты.