losttime memory

«Если я желаю увидеть сон о том, что никогда не станет явью, то тогда я крепко обниму это размытое прошлое, буду смотреть сон, от которого никогда не очнусь, и, словно так и должно быть, прекращу контакт с внешним миром»

Джисону девятнадцать. В этом раннем возрасте, когда вся жизнь, кажется, ещё впереди, он понимает, что с трудом видит своё будущее. Он — разочарование родителей — предпочитает не готовиться к выпускным экзаменам в школе, смирившись со своим положением «худшего из худших», и знает, что дорога в приличный университет закрылась прямо перед его лицом несколько лет назад. Родители изо дня в день напоминают ему обо всех промахах в ещё неоконченной учёбе, действуют на нервы, давят невыносимо, словно только в исписанных тетрадках и в результатах экзаменов кроется смысл жизни. Для них это есть Всё с большой буквы, думает Джисон, когда из соседней комнаты доносится раздражённое «ты так точно пропадёшь». Он знает, что пропадёт. Нет, иначе — он уже пропал и исправлять что-то, увы, не собирается. Пак хочет заниматься музыкой. Играть на музыкальных инструментах, петь, писать композиции, выступать на сцене, пропуская через себя волну адреналина и накалившиеся до предела эмоции. И он мог быть близок к своей мечте, если бы не родители, закрывшие все подходы к ней ещё в средней школе. Они считали музыку «невыгодным делом», чем-то несерьёзным, занятием, в котором легко прогореть; заставили Джисона бросить занятия вокалом, не позволили перейти в школу искусств и до последнего считали, что это правильно. Но для Джисона правильным оказалось иное: сбегать из школы к знакомому старшекласснику, чтобы сыграть на его гитаре; петь, срывая голос, пока родители не вернулись домой; засыпать в безнадёжных мечтах о том, что ещё чуть-чуть, и он станет звездой, чьё имя потрясёт тысячи фанатов музыки, а творчество проникнет в чужие сердца, невидимой нитью свяжет их между собой. Реальность поистине жестока, не так ли? Джисон задаётся этим вопросом ежедневно и ответ на него не меняется. Реальность — это серая, скучная рутина, повторяющиеся безрадостные дни, туман, окутавший понятие «будущее». Она, словно огромное чёрное облако, заслоняет собой солнце и мешает его лучам, ярким и тёплым, касаться земли. Джисон желает сбежать от реальности, потеряться в своих мечтах и застрять там навечно, лишь бы реальность не тянулась к нему своими холодными, беспощадными щупальцами. Однако она знает все джисоновы страхи, вырывая его из идеального мира, чтобы вновь окунуть в обыденные проблемы. Она причиняет боль, напоминая, что все сценарии в голове Джисона — невозможные. И эта боль живёт не только в душе: она тягучим мёдом распространяется по телу, приливает к голове подобно мигрени и твердит, что побег невозможен. Остаётся только мириться через силу. Джисон справляется с этим, на первый взгляд, безропотно и спокойно, храня желание сбежать как самое заветное. Он перестаёт ждать поддержки со стороны родителей. Те клеймят Джисона неудачником, прикрываясь мнимой заботой. «Ты мог бы поступить в университет и получить хорошее образование, а что теперь? Будешь работать всю жизнь за копейки?». А у него действительно дорога только одна — неблагополучная какая-то, скучная и удушающая однообразием. Пак не возражает, ближе к выпуску из школы начинает заниматься поиском работы. Все предложенные вакансии для таких, как он, одинаковы: тесные магазинчики товаров первой необходимости, куда срочно требуются продавцы, готовые отстаивать за кассой двенадцатичасовые смены и получать за это ничтожную плату. Джисон представляет, как ему придётся отдавать все деньги за аренду комнатушки на окраине города с облезшими обоями, сломанным водопроводом и тараканами в качестве мерзкого дополнения, питаться дешёвой лапшой и спать на жёстком матрасе, чтобы к утру не разогнуться от боли. Себе признаётся, что это конец, другим в лицо врёт, что лучше же не будет, значит, можно привыкнуть. А сам молится (кому?), чтобы это наконец закончилось. Реальность становится невыносимее, с течением времени утягивая Джисона за собой против воли. Впереди ещё больше давления со стороны, требований исправить своё положение и влиться в беспощадную систему, где единственный сценарий предназначен для каждого. Сначала ты забываешь о друзьях, увлечениях и отдыхе, тонешь в учёбе, а затем, теряя терпение и остатки нервов, добиваешься места в университете и становишься главной гордостью семьи. Эта общественная система похожа на огромный механизм, где человек не более чем маленький и незаметный винтик. Джисон предпочитает не связываться с механизмами. Может, потому что они существуют по законам физики, которую он ненавидит с самой школы, а может, причина более осмысленная: система беспощадна и не щадит потерянных. Он говорит «спасибо» в пустоту, когда система выкидывает очередную неисправную деталь. Джисон не сдаёт экзамены, заканчивает школу незадолго до девятнадцатилетия и даже не приходит на выпускной — там все такие же, как его родители, правильные до чёртиков. А затем новый удар — поиски работы заканчиваются провалом. Его не хотят брать на места даже мелкие работодатели. Джисон остаётся ни с чем, тонет в несбыточных мечтах. Желание исчезнуть стремительно превращается в жизненную необходимость, без которой он задыхается спёртым воздухом, чувствует, как кровь сворачивается прямо в венах. Он спасается во снах: там мечта оживает по ночам, такая красочная и живая, разбивающаяся о скалы реальности в момент пробуждения. Он имеет право плакать навзрыд, ненавидеть себя за слабости, за свой глупый протест перед жизнью через отрицание устоев, однако мирится и с этим. В смирении проводит ещё полгода, точно наверняка знает, что спасение найдёт его само. Способ исчезнуть является перед ним случайно, рискует перевернуть жизнь Джисона с ног на голову и тянется к его рукам, но больше — прямиком к сознанию. Джисон соглашается на участие в экспериментах над снами. Он впервые слышит о них по телевизору, проходя мимо гостиной, когда с экрана доносится отрепетированный ведущей текст: «Группа корейских учёных благополучно завершила первые исследования нейронных связей человеческого мозга, которые являются причиной возникновения снов…» Джисон останавливается перед дверью, прикованный к полу под собой. Забывает про кружку кофе в руке, обо всём на свете, кроме плазменного экрана на противоположной стене, где в вечернем выпуске новостей говорят о по-настоящему запредельном. Пак ведь далеко не идиот, хоть окружающие старательно внушают ему обратное. Иногда он читает научные статьи в интернете больше от скуки, чем из интереса, и может поклясться, что ни в одной из них ему не доводилось видеть упоминания о подвижках в изучении человеческого мозга, порождающего мысли, фантазии и сны в том числе. Само предположение о возможности познать природу сна, проникнуть в неизведанный мир мысли выходит за грань фантастики и выглядит как сюжет кинобестселлера. За короткой вступительной речью следует интервью. Учёный, на вид слишком молодой для своей профессии (Джисон уверен, что заниматься наукой могут только люди за сорок), сосредоточенно смотрит прямо в камеру. Пак ловит этот взгляд на себе, глаза в глаза. Мнимый зрительный контакт, от которого мурашки лёгким холодом проносятся по спине. — Во снах возможно всё, — начинает учёный. В его манере разговора не проскальзывает наигранность и свойственное людям его профессии занудство. Наоборот, он звучит пылко и старается наполнить своим энтузиазмом зрителей, успевших вернуться с работы к вечернему выпуску новостей. — И мы намерены доказать, что сны способны воздействовать на реальность, изменять её. Мы считаем, что каждый из вас — архитектор собственных снов и действительности. В интересах всего человечества научиться управлять снами. Это то, к чему наша «Лаборатория снов» стремится прийти в недалёком будущем, и для достижения дальнейших целей требуются добровольцы, готовые первыми погрузиться в самостоятельно спроектированный сон. — Что значит «управлять сном»? — Слышится голос за кадром. — Наш мозг уникален и способен на невероятные вещи. Многие из вас могли столкнуться с таким явлением, как осознанный сном. Мы называем его «сном во сне» — состоянием, в котором человек понимает, что происходящее во сне нереально, и это даёт ему способность управлять своими действиями. Обычные сны диктуют человеку определённое поведение. Он никогда не поймёт, что где-то есть очевидная ошибка. Представьте себе ситуацию: во сне вы ломаете руку, но не замечаете этого, продолжая заниматься чем-то — неважно, чем, — но вы не чувствуете боли, а сломанная рука двигается точно так же, как и здоровая. Вот она, ошибка. В реальности у вас не вышло бы даже двинуть сломанной конечностью. Обнаружение ошибки — это способ перейти на новую стадию сна. Туда, где вы не просто начнёте понимать, что происходит с вами во сне, но и станете руководить своими действиями, прежде чем сон полностью перейдёт под ваш контроль. Представьте, что силой мысли вы можете построить город в пустыне и населить его людьми — проекциями. Теперь понимаете, что я имел в виду, называя вас архитекторами снов? Это может прозвучать невероятно. Уверен, немногие поверят в мои слова, но они — всего лишь гипотеза, которую требуется доказать экспериментально. — И на каком этапе находятся ваши исследования сейчас? Что «Лаборатория снов» планирует достигнуть в ближайшем будущем? — Спустя годы, которые были потрачены на подготовку к основной работе, удалось досконально изучить работу мозга в процессе сновидения. Не было никакой уверенности в том, что мы добьёмся успеха в этом деле. Государство лишило «Лабораторию» финансирования. Всё это вынудило проводить исследования на добровольцах из числа наших коллег. Можно сказать, это даже пошло нам на пользу. Обычные люди не обладают нужными знаниями, чтобы растолковать сны правильно, в отличие от нас — учёных. К сегодняшнему дню «Лаборатория снов» доказала, что мозг подобен киноплёнке. Мысли и сны имеют свойство накапливаться и запоминаться. Считывая сигналы мозга, мы как будто записываем их на камеру и потом можем точно, до деталей воспроизвести сюжет чужого сна. Мы пойдём дальше и научим людей самостоятельно составлять хронику своих снов. Ваш мозг перестанет управлять вами, когда вы научитесь контролировать его. — Вы говорили о том, что нуждаетесь в добровольцах. Достаточно ли гуманны эксперименты «Лаборатории снов», чтобы ставить их на обычных людях? Есть ли какие-то гарантии, что это не повредит их здоровью? И собираетесь ли вы платить за участие в исследованиях? Джисон не отрывает взгляд от телевизора, слушает внимательно и удивляется сам себе. Он ведь раньше и на уроках засыпал под нудные речи учителей, и нотации родителей пропускал мимо ушей, делая вид, что ему перед ними стыдно, лишь бы остаться в полном одиночестве скорее. Теперь Джисон, завороженный речью неизвестного, боится двинуться с места. Боится, что одно неверное движение и всё услышанное забудется. Боится человека, наблюдающего за ним с экрана. Это становится похоже на типичный сюжет фильма ужасов: сейчас Джисон сделает шаг, а вслед за этим в квартире погаснет свет и учёный в виде монстра предстанет перед ним, огромными когтями раздирая на части. Но лампы продолжают работать, освещая гостиную от угла до угла. Только проницательный взгляд всё ещё сверлит дыру невероятных размеров в его теле. Подсознательно Джисон предполагает, что поводов беспокоиться нет: мужчина всего лишь смотрит в камеру на тысячи незаинтересованных лиц, которые тупо сидят перед телевизорами в соседних домах, кварталах, городах. Кажется, Пак один-единственный во всей стране придаёт этой речи, этому взгляду так много внимания. — После первых исследований было установлено, что они не приносят организму человека серьёзный вред. — Учёный нарушает секундную тишину, и Джисон вновь отбрасывает из головы все мысли, не думает, впитывая в себя информацию. — Могут присутствовать головные боли, временное ухудшение координации и сонливость. Это не более чем последствия долгого сна — пройдут за пару дней. И конечно же, у нас имеются гарантии на случай, если произойдёт что-то экстраординарное — денежные выплаты пострадавшим и их семьям. Нам наконец-то удалось получить государственное финансирование, поэтому теперь «Лаборатория» располагает возможностью наградить добровольцев за участие в экспериментах приличной суммой — до шестисот миллионов вон каждому. Дальше Джисон не слушает. Быстрым шагом направляется к себе в комнату, напрочь забывая о пугающем взгляде, своём подавленном состоянии и кружке кофе в руке — несколько капель из неё выплёскиваются на пол, оставляя грязно-коричневые следы. Джисон может поклясться, что ход судьбы не бывает случайным, и выпуск вечерних новостей — это тот самый знак, который он так долго ждал. Они предлагают сбежать от реальности и получить за это деньги. Именно то, в чём Джисон нуждается. Забыться во снах, действуя на благо науке, но на самом деле следовать за своими желаниями. Получить сумму, неподъёмную для него, чтобы исполнить давнюю мечту. Все точки сходятся в линию, которая ведёт к абсолютному счастью. И Джисон будет полнейшим идиотом, если упустит шанс. Он не думает о последствиях. Вернее, уверяет себя, что их быть не может. Гарантии от «Лаборатории снов» на случай неудачного эксперимента — это ведь всего-то вынужденная мера. Без гарантий ни один человек в здравом уме не станет добровольцем. Денежные выплаты вероятным пострадавшим не более чем подушка безопасности для любой научной деятельности. Но разве возможен ощутимый вред от таких экспериментов? Заснув, человек не подвергает себя опасности. И нет ничего страшного в том, что обычный процесс организма пройдёт в условиях лаборатории, где учёные в белых халатах будут ходить вокруг тебя кругами, обставляя приборами для измерения мозговой активности, сердцебиения и пульса, крепя десятки разноцветных присосок к твоему телу. Джисон в этом предложении видит не только спасение, но и своего рода развлечение. Подобно компьютерной игре, где ему придётся управлять своими действиями в новых условиях, освоить целый неизведанный, футуристичный мир, выйти за грани возможного. По-ребячески наивное отношение превращает всю серьёзность исследований в глупую шутку. Ему нравится думать о том, что скоро всё закончится: прекратится ежедневное давление родителей, а мечта, далёкая и недосягаемая, внезапно предстанет перед ним на расстоянии вытянутой руки и наконец позволит до себя дотронуться, воплотить в жизнь. Весь оставшийся вечер Джисон проводит в поисках информации. Отчасти нездоровый интерес просыпается в нём внезапно и требует незамедлительно уточнить и дополнить то, что он услышал от учёного в новостях. Джисону везёт: в интернете о «Лаборатории снов» находится несколько статьей, а также сайт, содержащий подробное разъяснение сути их деятельности. Вся информация лежит на поверхности, чистая и прозрачная. Джисон находит на сайте условия для участия в экспериментах и на секунду останавливается, прежде чем открыть файл. В груди нарастает нервное напряжение, сжимающее лёгкие рёбрами до боли. Вдруг условий окажется слишком много и что хотя бы одно из них раз и навсегда лишит Джисона последней возможности рассмотреть в будущем что-то помимо тумана неопределённости? Облегчённый вздох срывается с губ, стоит увидеть ничтожно малое количество требований для добровольцев: несколько пунктов про состояние здоровья и возрастное ограничение от девятнадцати до двадцати двух лет. Любого на месте Джисона это насторожило бы, но Пак, зацепившись за свою надежду, ничего не может поделать с радостью, пересилившей негативные мысли. Девятнадцатилетний, полностью здоровый парень, он подходит по всем критериям и с этой минуты ему следует просто связаться с «Лабораторией» и предложить свою кандидатуру. Так он и поступает. Ответ не приходит, и Джисон вновь оказывается на грани отчаяния. Что, если он отправил заявку слишком поздно? Или «Лаборатория» оказалась подставной структурой, которая на деле никогда не существовала, в то время как новостной выпуск про неё — очередная ложь, неизвестно кому выгодный обман? Когда уведомление о новом письме высвечивается на экране телефона, Джисон чуть ли не роняет его на пол, рискуя разбить хрупкий экран. Пальцы дрожат, разблокировать ими телефон не удаётся целую минуту. Он не верит, что смог добиться ответа, и, прежде чем в голове рождается опасение прочитать в письме об отказе, взгляд цепляется за самую важную строчку: «Мы считаем, что вы сможете нам помочь». «Нет, это вы мне поможете», — думает Джисон, перечитывая ответ ещё несколько раз. Короткое письмо написано в спешке, лишено привычной официальности. В нём нет даже вводного текста длиною в страницу, к чему Джисон привык во время поисков работы. Тогда на все его письма приходили одинаково огромные ответы, по существу лишённые полезной информации. Видеть чёткий ответ, ради которого не приходится несколько раз перечитывать объёмный текст, для него в новинку. Вообще видеть перед собой доступ к своей мечте в письменной форме — это не то, к чему он привык. В том же письме ему назначают встречу. «Для разъяснения деталей», — указывается почти в конце, а дальше следует адрес, куда нужно явиться в следующий вторник. Снова мучительное ожидание, которое Джисон переносит с большим трудом, просыпаясь в нервном нетерпении и наблюдая за тем, как минутная стрелка на часах становится всё медленнее, отдаляет его от нужного дня. Издевательство. Он приходит в назначенное место раньше нужного и удивляется тому, что оказывается в обычном кафе неподалёку от центра города. Не очень-то оно походит на место для деловой встречи с человеком, именующим себя учёным. Внутри посетителей мало — для вторника вполне привычное дело, и Джисона это ни капли не смущает. Он садится за свободный стол в дальнем углу помещения, посчитав, что отсюда ничьи любопытные уши не смогут уловить суть предстоящего разговора. Однако Джисон не боится, что его вместе с загадочным собеседником посчитают сумасшедшими. В конце концов, тот выпуск новостей наверняка видели почти все присутствующие в кафе, а даже если нет, то до них обязательно дошли слухи, кажущиеся глупой выдумкой из глубин чьей-то богатой фантазии. Джисон не боится, но сердце в груди напряжённо замирает, руки дрожат в нервном ожидании, а глаза безустанно бегают по сторонам в поисках кого-то, напоминающего нужного человека. Он осознаёт, что совсем не знает, с кем ему предстоит встретиться. Не знает, как он может выглядеть, во что одет и как выделить его из толпы взглядом. Мысли об этом настойчиво лезут в голову и делают атмосферу вокруг тяжелее. Проблема решается сама собой. — Ты Пак Джисон, верно? — раздаётся чужой голос над головой. Джисон кивает в ответ и видит, как напротив него садится мужчина. Такой же молодой, как и учёный из выпуска новостей, и не создающий впечатление человека, всерьёз занимающегося наукой. Это не настораживает, ведь их встреча происходит в обычном кафе. Было бы странно, заявись он сюда в белом халате. — Со Ёнхо, — представляется мужчина, протягивая руку. Джисон медлит, не сразу понимает, что от него требуется, и следующее за этим рукопожатие выходит неловким. Под внимательным, оценивающим взглядом собеседника Джисон чувствует себя подопытной мышью. Конечно, совсем скоро ему предстоит ей стать, но сейчас, в неформальной обстановке кафе, куда люди приходят расслабиться и выпить чашечку горячего кофе в перерыве между будничными занятиями, а не обсудить становление добровольцем в фантастическом эксперименте, подобная мысль звучит жутко. Джисон старается от неё изолироваться, сосредоточиться на предстоящем разговоре, суть которого ему до сих пор не ясна. — Давай перейдём сразу к делу, — начинает Ёнхо. — Ты уверен, что хочешь в этом участвовать? Вопрос сбивает Джисона с толку. Он не понимает его смысл, а ещё больше — то, почему это звучит так, будто его пытаются отговорить: резко, серьёзно и грубо. — Я… — Джисон запинается. До этой минуты он был уверен в своём решении, но теперь, сидя перед человеком, имеющим непосредственное отношение к «Лаборатории снов», Джисон прокручивает этот вопрос в голове, как старую музыкальную пластинку, и ответа не находит. Не может даже соврать. Учёный перед ним не поверит в глупую, неискусную ложь, раскусит Джисона, стоит ему сказать хоть слово, в которое он сам не до конца верит. — Если честно, я не знаю, — сдаётся Джисон. — Вот как. — Ёнхо откидывается на спинку стула и глубоко вздыхает. — Не думай, что я собрался тебе отказывать, но есть вещи, о которых никто не скажет по телевизору. Если бы сейчас перед тобой оказался кто-то другой из нашей лаборатории, то ты бы снова слушал идиотские воодушевляющие речи. Тебя заставили бы поверить в то, что это всего лишь игра, что в этом нет ничего серьёзного. Это не так. И, честно, я устал завлекать таких молодых людей, как ты, в это дело обманом. — Что это значит? Джисона накрывает с головой страх — ледяная волна, что в виде цунами обрушивается на города и ничего не подозревающих людей в них. Заветная мечта, огромные деньги — всё отходит на второй план, вытесняется непониманием и желанием встать и уйти. Подальше от этого учёного, говорящего загадками, от собственной наивности, благодаря которой он оказался так близко к неизведанному, не подозревая, что ничто в жизни не достаётся человеку просто так. Однако Джисон не двигается с места, сидит, вжимаясь в стул всем телом и осознавая, что вот-вот его мечта, вероятно, окончательно рухнет по воле безжалостной реальности. — Ты думал о том, что тебя ждёт? Нет, наверное, ты даже представить себе не можешь, что может быть там, во снах. А я знаю, потому что был среди первых добровольцев. Ком, застрявший в горле, мешает говорить и дышать. Джисон весь замирает, точно в ступоре, и внимательно вслушивается в каждое слово. — Ты можешь не верить в то, что я планирую рассказать дальше, но это будет лучше, чем если бы ты поверил в сказки о том, что эксперименты над снами не несут вреда. Ты не умрёшь там, это действительно так. Но существуют вещи и похуже. Как думаешь, готов ли ты попрощаться со своими близкими на несколько лет? Во снах один час равен нескольким дням в реальности. Одни сутки там — это более месяца здесь. Тебе покажется, что ты провёл во сне неделю, но, когда ты проснёшься, выяснится, что ты спал годы. Может быть, десятки лет. И ты за это время почти не постареешь. — Разве это возможно? — Во снах возможно всё. Я провёл там двенадцать лет, но для меня они пролетели в одно мгновение. Я остался всё тем же человеком, каким был раньше. Когда человек спит, процессы в его организме замедляются. Мы не чувствуем этого, потому что привычных восьми часов сна в сутки ничтожно мало, чтобы на нас это как-то повлияло. Другое дело — застрять во сне на десять лет. Ёнхо серьёзен. Джисону не нужно искать доказательства обратного. Слова учёного нельзя выдать за намеренную попутку запугать. Пак улавливает то, как его собеседник моментами погружается в свои мысли, пытаясь выловить оттуда нужные воспоминания и преподнести их в точных красках. Это всё не ложь и не выдумка. Чистая правда, не приправленная желанием приукрасить действительность. И всё-таки поверить в такое сложно, особенно когда ты всего лишь выпускник старшей школы, незнакомый с вещами за пределами обыденной человеческой жизни. Джисон верит не потому, что доверяет учёному, а потому, что врать в положении этого человека нелогично. «Лаборатории снов» нужны люди для эксперимента, ради поиска которых они не побоялись обратиться на телевидение. Отказываться от добровольцев, а тем более врать им с целью вынудить не участвовать в исследовании они не станут. Джисон не может понять лишь одно. — Зачем вы это рассказываете именно мне? — Набравшись смелости, интересуется он. — Разве вам не выгодно, чтобы я меньше знал? — Я не стремлюсь к выгоде. Мужчина складывает руки на груди и снова смотрит на Джисона так пристально, что тот вжимается спиной в стул позади, подсознательно желая сбежать. Однако Пак не отводит взгляд. Может, он просто не хочет казаться трусом, которому страшно смотреть в глаза другому человеку. Или он пытается прочитать на чужом лице нечто большее, нежели то, что ему пытаются преподнести в речи. — Я хочу, чтобы кто-то знал то, что известно мне. «Лаборатория снов» стремится преподнести свою деятельность как безобидную игру. Это неправильно. То, чем мы занимаемся, может стать огромным прорывом в науке и развитии всего человечества, но любые открытия учёных требуют жертв. Мы сами были этими жертвами. Как видишь, я всё ещё жив и даже не сошёл с ума, узнав, что несколько лет моей жизни были пройдены за месяц во сне. Я был готов ко всему, а ты — нет. Как и те люди, которые уже подписались на этот эксперимент официально. — Вы не боитесь, что я расскажу об этом кому-то? — Конечно нет. Ты сам с трудом веришь в это, для других твои слова будут звучать как бред сумасшедшего. Именно поэтому я и говорю с тобой так спокойно. По сути, я даю тебе выбор. Ты можешь уйти прямо сейчас, а можешь дослушать меня до конца и решить, стоят ли деньги, которые «Лаборатория» выплатит тебе за участие, нескольких лет в её стенах. Джисон плотно сжимает губы, погружаясь в раздумья. Ему на самом деле ничего не стоит дослушать учёного до конца. Его не держат насильно, не вынуждают обманом подписать себе приговор и отдать впустую годы своей жизни. С другой стороны, он не был бы против, сложись ситуация именно так. Стоять перед выбором слишком сложно для того, кто всегда выбирал лёгкие пути и потерял из-за этого доступ ко всему, что отчаянно требовало его сердце. Джисон вспоминает о своей мечте. Она далёкая и недосягаемая для него сейчас, но кто знает, что случится, если он снова откажется от неё и смирится со своим никчёмным существованием? Он может сказать твёрдое «нет», встать и уйти, навсегда забыть о попытке заполнить потерянное время новым смыслом. Джисон ничего не потеряет в этом случае, но что хуже, он ничего и не приобретёт. А через несколько лет, будучи работником затхлого магазинчика, пожалеет о том, что не решился сегодня исправить своё плачевное положение, перестать быть семейным разочарованием, человеком без перспектив и успешного будущего. Разве он не желает пропасть из реальности, исчезнуть, словно его никогда и не существовало? Разве не хочет сбежать от родителей, реальности и себя самого? Джисон сжимает в кулак ткань толстовки на рукавах. Костяшки пальцев белеют и болят, но верное решение так и не посещает его голову. Будь что будет, решает он. — Я готов дослушать. На лице Ёнхо проскальзывает тень улыбки. Неизвестно, чем он доволен: своим желанием открыть правду или тем, что Джисон готов её узнать, не ставя под сомнение. — Во снах ты не один. Речь не о проекциях, а о реальных людях, с кем тебе придётся участвовать в эксперименте, если ты всё-таки решишься на участие. У сна есть пять основных фаз. Первая — это реальность. То место, где мы находимся большую часть своей жизни. Путь из реальности во вторую стадию, сон, короткий и незаметный. Во сне ты находишься один, но затем этот простой опыт сновидения заканчивается и ты переходишь в состояние, когда сны начинают синхронизироваться с другими людьми. Эта стадия нами мало изучена, но можно сказать точно, что людям необязательно быть знакомыми в реальности, чтобы они оказались в одном сне. Я видел в нём тех учёных из «Лаборатории», с которыми ни разу не пересекался на работе, и они тоже видели меня там, общались со мной. Проснувшись, мы все рассказывали одинаковые истории. Наш сон был един для всех. На тот момент мы не осознавали этого, но затем наступила новая стадия. Думаю, ты слышал о ней даже по новостям. Сон во сне. Он является нашей целью. Его «Лаборатория снов» хочет изучить благодаря новому эксперименту. Мы уже знаем о том, что сон во сне влияет на реальность, но как далеко это может зайти и какую пользу можно извлечь из подобного воздействия — загадка. — Подождите. Это всё… сложно. Я могу задать несколько вопросов, да? Ёнхо утвердительно кивает головой и выглядит при этом так, точно этого он и ждал. — Я не уверен, что понимаю хоть что-то правильно, но синхронизация звучит как вещь, которая не может произойти просто так. То есть, я никогда не видел одни и те же сны с родителями или, например, друзьями. Они были там, но… как другие люди? Как будто я сам выдумал их или что-то вроде того. Тогда как вы могли оказаться в одном сне с людьми, которых не знаете? — Мы перебрали много причин, из-за которых это могло произойти, и остановились на том, что, погружаясь в сон, каждый из нас находился в одинаковых условиях. Наши органы чувств воспринимали одну и ту же атмосферу. Мы засыпали под одни и те же звуки, чувствовали одинаковые запахи. Возможно, это могло стать причиной того, что и обстановка во сне стала единой для всех нас. — А как ваши сны повлияли на реальность? — Боюсь, в это ты точно не поверишь. Я сам до сих пор не верю. Нам снилось море, которое было создано нашей силой мысли. Сначала это была почти пустыня. Мы пытались выбраться из неё, но не могли, а затем просто захотели увидеть море. Оно возникло буквально из нашего желания. Пустыня превратилась в настоящий курорт, и мы были его хозяевами. Перед тем, как проснуться, я стоял босиком на песке и смотрел за тем, как другие плавают в море. В реальности я внезапно почувствовал, что на моих ногах остался песок. Я даже подумал, что до сих пор сплю. Но я бодрствовал, а песок взялся из ниоткуда. Его просто не могло быть в помещении. Однако я видел его, все остальные — тоже. Не было никакого объяснения тому, откуда посреди Сеула он мог взяться. Как и никто не смог ответить, почему остальные участники эксперимента проснулись в мокрой одежде. Мы думали, что бредим или что над нами глупо пошутили, но учёные, проводившие наш первый эксперимент, клялись, что даже не трогали нас. Если бы они попытались облить кого-то водой, мы бы проснулись. Они этого не делали, в этом я уверен. Значит, песок и вода в реальности перенеслись от снов, как бы странно это не звучало. — О Боже, — вздыхает Джисон. Этот рассказ начинает походить на сказку. Каждая новая подробность кажется Паку ещё более невероятной, чем предыдущая. Но он всё ещё верит в каждое слово мужчины, как маленький ребёнок всё детство верит в фей, русалок, эльфов и страшных монстров под кроватью. Сумасшествие в чистом виде. — Вы сказали, что у сна пять стадий, но рассказали только о четырёх. Пятая… — Это возвращение в реальность, — перебивает Ёнхо. — Ты просыпаешься и понимаешь, что твой сон стал частью действительности. После осознанного сна изменяется не только мир вокруг. Ты сам меняешься. Это незаметно сразу, но чем дольше ты отходишь после сна, который был создан твоими руками, вернее, твоей головой, тем меньше принимаешь реальность, где действия ограничены. Здесь ты не можешь силой мысли создавать предметы и людей. Со временем вновь научишься воспринимать реальность такой, какая она есть, но вначале будешь думать, что отделился от мира и существуешь в какой-то собственной системе. Я бы назвал это очередным побочным эффектом долгого сна. Более неприятным, чем головная боль или сонливость. — Но ведь это… не так страшно? Конечно же, страшно. Джисон прекрасно это понимает и вопрос задаёт больше из интереса. Ему необходимо знать, что переживал учёный всё то время, пока его разум и тело принадлежали сновидениям. Джисону требуется знать всё: мельчайшие детали путешествия вглубь неразгаданных человечеством тайн, мотивы «Лаборатории снов», какими бы размытыми они не казались на нынешнем этапе. — Для тебя со стороны — нет, а я оправляюсь около года. Некоторые мои коллеги пришли к принятию реальности раньше, кто-то сделал это спустя месяц. Всё индивидуально. Но сможешь ли ты жить спокойно всё то время, пока твой мозг привыкает к тому, что он не всесилен? Вопрос звучит риторически, и Джисон в любом случае не спешит давать на него ответ. Если честно, он будет рад не возвращаться в реальность. За всю жизнь она нанесла ему несколько тяжёлых ударов. Ударов, что на всю оставшуюся жизнь заклеймили его патологическим неудачником. Джисон замечает, как Ёнхо время от времени посматривает вниз, словно чего-то ждёт. Звонка или сообщения. Пак понимает это, когда видит на столе чужой телефон. Это может значить только одно: у Джисона времени на расспросы в обрез, а вопросов, наоборот, созревает всё больше и больше. — Наверное, я понял. Не всё. Нет, мне кажется, что я совсем ничего не понимаю. Почему вы думаете, что родственники не будут искать участников эксперимента, когда они пропадут на несколько лет? Это же очевидно, что в это обвинят «Лабораторию снов», а дальше выяснятся подробности. Вас засудят за всё, что вы делаете. Внутри вскипает негодование. «Лаборатория снов» нагло распоряжается доверием простых людей, втягивает их в небезопасные эксперименты, держит их годами в своих стенах в роли заложников. Неправильно и бесчеловечно. Люди для них сродни скоту, их жизни не имеют никакого значения. Ёнхо отвечает не сразу, и это даёт Джисону новый повод сомневаться в благих намерениях «Лаборатории». — За нами стоит государство. Оно не только финансирует нашу деятельность, но и во всём нас поддерживает. Корея должна стать первой страной в мире, где изучение мозговой активности выйдет на новый уровень. Поэтому любые возмущения граждан быстро пресекут, до суда не дойдёт ни одно дело. Это будет законно. Иногда ведь надо читать договоры, которые ты подписываешь. В некоторых из них бывают маленькие приписки, написанные так, чтобы их не разобрали. Так и в «Лаборатории». Сроки участия чётко не определены. Они растянуты на годы вперёд, и мы это не скрываем. Другим сказали бы, что одно погружение в сон не даст нам никаких результатов, что эксперименты будут ставить несколько раз. И сколько времени это займёт, точно неизвестно. Звук уведомления прерывает их диалог. Джисон не успевает моргнуть, а Ёнхо уже поднимается со стула с целью уйти. — На этом всё. У меня есть дела. Мы и так долго разговаривали. Нас могут заподозрить, если узнают, что я превысил время общения с тобой. Теперь решай сам: согласен ли ты участвовать в эксперименте или собираешься воздержаться. Кстати, у тебя есть ручка? Подрагивающими руками Джисон тянется к рюкзаку, роется в нём целую минуту и всё-таки находит где-то на дне вместо ручки остатки карандаша и протягивает его Ёнхо. Мужчина берёт первую попавшуюся салфетку и пишет на ней что-то. Под давлением карандаша тонкая салфетка местами рвётся, но чужой почерк удаётся разобрать и так. Это адрес. — Обычно мы даём визитки, но я забыл их взять. Эксперимент планируется начать в следующем месяце. У тебя будет время всё обдумать. Джисон хочет его остановить, намеревается что-то сказать и не успевает. Учёный этого даже не замечает, не видит написанное на лице Пака недовольство. Он покидает кафе, оставляя Джисона наедине со своими вопросами, на которые ответов никогда не последует. Это странно. Так чертовски странно и неправильно. Бросить в него все эти одновременно возмутительные и невероятные вещи и так легко уйти, словно их разговор носил повседневный характер. Как будто до этого они просто обсуждали погоду и планы на будущее, куда не входила «Лаборатория снов», эксперименты и фантастический рассказ о мире внутри сновидений. Джисон возвращается домой и до конца дня не может найти себе места. Он посвящает весь вечер старательному анализу, разбирая рассказ учёного на короткие фразы, перебирая их в голове снова и снова. Он ищет ответы и снова оказывается в тупике. Не спит одну ночь, две, затем — бесконечное множество тёмных ночей. У него ещё будет возможность выспаться. Он знает, что будет. Потому что молодость, упрямство, тяга к неразгаданным тайнам, а вместе с ними и непреодолимая потребность исчезнуть берут верх над здравым смыслом. Ёнхо не дал ему исчерпывающих ответов, но сам Джисон хочет докопаться до правды. Путь у него один, и Пак ему не противится. Он приходит в «Лабораторию» спустя неделю. Подписывает бесчисленное количество бумаг, не читая полностью. Взглядом он ищет строчку, упомянутую ранее Ёнхо. Ту, которая подпишет ему приговор. «Вы уведомлены о том, что научное исследование носит бессрочный характер». А ведь родители всегда учили его изучать договоры. О них Джисон, правда, больше не вспоминает. Он ушёл из дома несколько дней назад. Сказал, что нашёл работу и должен переехать. Ему пришлось переночевать у школьного друга, а теперь и для него пришлось сочинить историю о найденной работе. Джисона не будут искать, он знает наверняка. Если попытаются, вмешается государство. Это к лучшему. Его отправляют на обследование, в результате которого выясняется, что Джисон абсолютно здоров и готов не только к экспериментам. При желании он мог бы пройти подготовку как космонавт, и в этом было бы больше реального, чем в том, что ждёт его впереди. Ему выделяют палату. В ней он проводит несколько дней, готовясь к эксперименту не сколько физически, сколько морально. Чем ближе неизведанное, тем сильнее Джисон беспокоится. Не отступается. Отчасти потому, что отныне пути назад нет. За это время он видит Ёнхо единожды. Он приходит в палату к Джисону для планового осмотра. На работе учёный выглядит иначе: серьёзно, сдержанно, профессионально. Кажется, что он и выглядит старше. Хотя Джисон, скорее всего, просто не замечал раньше морщин на его лице. Не приглядывался, потому что не было потребности. Ёнхо берёт у Джисона кровь на анализ, измеряет температуру, давление и пульс, не проронив ни слова за это время. Тишина напрягает, но Пак не хочет её нарушать. У учёного могут быть проблемы, узнай его руководство о том, что он поведал испытуемому ранее. У самого Джисона могут быть проблемы. Государство способно не только выделять деньги сомнительным конторам, но и инсценировать смерть своего гражданина в результате несчастного случая. Пак меньше всего хочет быть застрелен за углом «Лаборатории», чтобы его тело скормили помойным крысам или выкинули в море. Перед тем как уйти, Ёнхо похлопывает Джисона по плечу, и это можно расценить, как знак поддержки. Пресловутое «Всё будет хорошо» или «Не бойся». За полчаса до начала эксперимента его приводят в место, где он проведёт несколько лет. Койка посреди помещения и так много странных аппаратов, предназначение которых ему неизвестно, распологаются по бокам. Вместо стен — стеклянные поверхности от пола до потолка, сияющие стерильной чистотой. Через них он видит, как в соседнем помещении один из добровольцев ложится на свою койку для начала эксперимента. Они встречаются взглядами. На чужом лице написано предвкушение. Видимо, этому парню промыли мозги, как это могли сделать и с ним. Джисону невероятно повезло: он имел возможность передумать. Однако он здесь. Глупо, опрометчиво последовав в бездну, он находится лицом к лицу с тем, что для других стоит в одном ряду со смертью. Так Ёнхо ему и говорил. Джисон медленно погружается в сон. Он видит над собой белый потолок, потом — темноту. Она поглощает его разум и тело, забирает с собой в то место, откуда нет выхода. Связь с реальностью стремительно обрывается.