Нож

Удар. Удар. Удар. Андросси наступала — быстро и решительно, чтобы не дать ни времени, ни возможности для ответной атаки. Целилась кулаком в солнечное сплетение, промазывала — и отшатывалась, чтобы сразу же вернуться с ударом ноги с разворота. Промахивалась снова — разрывала дистанцию, потом сближалась вновь и била, била, била, хаотично, резко, яростно. Такими ударами можно было дробить камни, броню и Шинсу-покрытие, но сейчас они со свистом разрывали воздух, не причиняя оппоненту никакого вреда. Оттого адреналин в крови подскакивал до предела, заставляя её бурлить и стучать в висках, и азарт захлёстывал Андросси с головой. Сердце сумасшедше грохотало, отдаваясь в ушах глухим шумом. Баам двигался вокруг неё, словно заведённый. То уклонялся в последний момент и сам отпрыгивал, то пару раз парировал, принимая на скрещённые руки новую атаку и отталкивая от себя Андросси — казалось, проверял собственную реакцию и прочность защиты. Они кружили по тренировочному залу под звуки шагов и тяжёлое, сбивчивое дыхание, и мир вокруг будто замкнулся, сосредоточился на них двоих. Где-то за закрытыми дверями жила своей жизнью Станция и её обитатели, что-то делали их общие друзья, но сейчас Андросси не думала ни о чём постороннем — перед ней был Баам. Он сам попросил о спарринге. Целясь коленом ему в бок и снова — вот чёрт! — промахиваясь, Андросси отрывками вспоминала, как сосредоточенно и мрачно он выглядел, как старался выровнять голос, чтобы тот не звучал с подрагивающими нотками — она же не дурочка, да и как такое укроется от влюблённой девушки? Баам был подобен туго натянутой струне — что тогда, что сию секунду, уходя от ребра ладони, направленного ему в шею. Боль, навалившаяся на него, пожирающая его, была видна Андросси — как видна и пугающая, несгибаемая решимость. Баам вновь что-то задумал. Вновь куда-то собирался. И, похоже, не собирался говорить ей. Эта мысль обжигала Андросси, как выплеснутая на руки кислота. Она — она! — сочувствовала Бааму в его горечи, сочувствовала его потерям, но того, что он мог опять без предупреждения бросить её, простить не могла. Злость поднималась в груди вместе с выплеском адреналина, дыхание перехватывало, и новые, новые, новые удары Андросси наносила ещё яростнее — будто хотела убить. Сама того толком не осознавала, но поделать с собой ничего не могла — в голове вдруг засела мысль, что это может быть прощальный спарринг. Красивый жест, я доверяю тебе, Андросси, потому хочу, чтобы ты была последней, с кем я сражусь перед уходом — так, что ли? Она резко выдохнула — и применила Бон-Бон. Вообще-то они договорились обойтись только спаррингом без применения Шинсу, но накатившие лишние мысли сделали своё чёрное дело. Андросси привыкла больше жалить, чем целовать, а девушки сами по себе страшны в гневе — разве Баам этого не усвоил? — Попался, беглец, — хрипло выдохнула она, появляясь у него за спиной. И тут же, чуть присев, ударила сзади по коленям — вернее, попробовала ударить. В воздухе свистнуло, но нога прошла сквозь пустоту, а Баам на Голубом оаре пролетел ввысь и вперёд, чтобы после спрыгнуть обратно на пол и резко развернуться. Лицо его было красным, чёлка прилипла ко лбу, а брови растеряно ползли вверх, будто он не до конца осознал случившееся. Невозможный парень. Глупый, упёртый, делающий всё по-своему парень! Андросси испытала жгучее желание снова использовать Бон-Бон и, возникнув перед Баамом, боднуть его лбом в челюсть. Отчаянная злость в ней мешалась с обидой, с не высказанным «Почему ты не делишься со мной! Мы же через столько прошли!», с горечью, с сочувствием, и Андросси ощущала себя вулканом. Вулканом, который накрыли куполом — и он вот-вот взорвется с ещё большими последствиями. Просто от любой мелочи, например: — Госпожа Андросси... — голос Баама звучал мягко и тихо, будто он говорил со стальным угрем, — ... на что вы злитесь? Я отвлёк вас своей просьбой о спарринге от каких-то дел? Вместо удара в челюсть ей захотелось бросить в него туфлей. Непременно целя шпилькой в лоб, но, увы, тренировочный наряд предполагал только наличие кроссовок. Потому Андросси сделала глубокий вдох и медленно произнесла: — Ты ведь уходишь, — вышло даже ровно. Она не знала, чего ждала в ответ — честности или попыток увести разговор в другое русло, и не знала, что бы именно её устроило. Просто хотела услышать Баама — и тот не заставил себя ждать: — Да. Вы же знаете, госпожа Эванкхелл предложила мне стать её учеником, но... — он слегка нахмурился и потёр затылок. Выглядел Баам не виноватым или растерянным — за одно мгновение стал сосредоточенным, а в глазах мелькнула всё та же пугающая решимость. Кажется, у Андросси во время борьбы в Великой Семье такой не было, — ... это будет не просто тренировка. Не Котёл и не наши с вами спарринги. Это будут реальные бои. Она сказала сегодня утром, и завтра нас здесь уже не будет. Баам медленно опустил руки, которые успел сжать в кулаки. Тряхнул головой и изобразил улыбку, но Андросси ещё сильнее захотелось его ударить. И вместе с тем — спросить, попрощался бы он тогда перед уходом с ней, лицом к лицу? Потому что, эй, парень, она так-то выступила против Захарда и его армии, в её-то статусе Принцессы, которые должны беречь устои Башни! Туфельки короля решили самолично разбить витрину, чтобы быть на твоей стороне! Андросси выдохнула через нос... И не сказала ничего. Не она одна такая, если подумать. Сестрице Юри сейчас вообще несладко — свою судьбу та выбрала сама, теперь ещё и шагнула в пасть стальному угрю. Вопрос времени, когда то же ждёт и саму Андросси — она смотрела в спокойные, исполненные решимости глаза Баама, на эту его глупую, скрывающую горечь улыбку и чётко это понимала. Она хотела, чтобы он оценил её — именно её. Хотела жгуче, до кипящей в груди смеси чувств. И вне зависимости от этого результат оставался один. Выбили тут в спарринге именно её. Вот уж действительно — чёрт. Андросси щёлкнула пальцами, и доселе парящий над плечом Бон-Бон исчез. Досадливо потянулась, прошлась до стены и устроилась около неё на полу, вытянув гудящие от напряжения ноги. Струящийся было по лицу пот высох, но стоило облизать губы — и те казались солёными, а футболка продолжала противно липнуть к спине. Неплохо бы было пройти в душ, но Баам подошёл и присел рядом с ней — в ту же позу — и добавил контрольным в голову: — Простите, что не сказал сразу, госпожа Андросси. И спасибо вам за всё. Она почувствовала, как невидимая рука стиснула горло. Баам смотрел на неё серьёзно и искренне, и его вновь хотелось ударить — играется с её чувствами! — и зло поцеловать, кусая губы. Вместо этого Андросси потёрла пальцами виски, заставляя себя успокоиться, и ворчливо отозвалась: — Подлец ты, Баам, так обращаться с девушкой! Хотя бы весточки тогда шли. Баам кивнул со всё той же серьёзностью — ну что с ним сделаешь! Андросси предпочла не уточнять, и так знала: если получится в перерывах между адскими — о, один вид Эванкхелл говорил об этом! — боями, то Баам будет интересоваться её делами... и как там Кун в ледяном гробу, и не объелся ли бананов Кроко, и не достал ли Ли Су Эвана. Баам любил их всех — своих друзей, а Андросси любила Баама совсем не по-дружески, но донести того не могла. Не могла сказать вслух — всё ещё нет. А Баам... самому догадаться — да скорее Башня рухнет. Андросси подперла голову рукой, вполоборота глядя на него. На расслабленно откинувшегося на стену, с по-прежнему румяным лицом, с блеском в глазах — такого проницательного и одновременно недогадливого. Всё это — все чувства — как ножом резали. А она даже не сопротивлялась.

***

— Тут чудесный душ. — Вот светские беседы с тобой мне точно не упали. Рьюн лукаво улыбнулась, как ленивая кошка. Андросси столкнулась с ней совершенно случайно, когда заходила в общие душевые — большие, закрытые кабины, не чета маленьким и узким по номерам Избранных. Лучше бы ванная, но при всех своих запросах она умела довольствоваться тем, что имела, и настроение поползло вниз ещё больше вовсе не из-за бытовых условий. Проклятая рыжая ведьма, что ей опять нужно! — Хорошо, тогда не светские, — та, так и быть, подвинулась, пропуская Андросси внутрь. Но не заткнулась. — Как там тот парень, Путешественник? Вы с Анак его не убили, продолжаете выпытывать пин-код? — Освежусь — сразу продолжу, не сомневайся, — с досадой откликнулась Андросси и поудобнее перекинула через плечо полотенце, продолжая прижимать к груди свежее платье. Очаровательные розочки на кафеле, призванные чётко определить, что душевые здесь женские, иррационально раздражали. — Я помню о деле, и не в моих принципах избавляться от кого-то полезного. Так легко он не отделается. Рьюн кивнула, но лукавая улыбка с её губ никуда не пропала, а в глазах плясали черти. Ух, да в этой рыжей голове наверняка роилась не одна пакостная мысль и высказывание! Но между ними повисла тишина, и тогда Андросси откровенно скривилась и развернулась к Рьюн спиной, демонстративно показывая, что разговор окончен. Светской беседы не получилось, а ты как хотела, рыжая ведьма? Пусть они и были союзниками, Андросси никогда не чувствовала к ней доверия — полного уж точно! — но вряд ли Рьюн это волновало. Будто читая мысли, та как раз бросила напоследок: — Главное, не срывай на нём раздражение. Вся наша жизнь — череда путей и их переплетений, и в твоих он точно не виноват. Сложно было сказать, имела ли Рьюн ввиду Баама — если да, то как только узнала! — но Андросси подумала именно об этом. Тряхнула головой, презрительно махнула в сторону рыжей ведьмы и прошла к одной из кабин. В тишине было слышно, как Рьюн легко пошла прочь, только слабо постукивали об пол низкие каблуки. А затем автоматическая дверь закрылась с мягким шелестом, отрезав предбанник от помещения с самими душевыми, и звуки извне исчезли. Пришло время расслабиться. Прочистить голову. Избавиться от всего лишнего — мыслей, слов, пота... Андросси с глубоким вздохом нырнула внутрь, плотно закрыла душевую и сразу пустила тёплую, почти горячую воду. Та зашумела, воздух наполнился теплотой и влагой, на кожу попали первые капли, но Андросси всё равно сначала прижалась лбом к стене. Холодной — резкий контраст вызвал по спине и рукам стаю мурашек, между лопаток прокатилась волна резкой дрожи, а перед глазами снова встал знакомый образ. Стоило смежить веки, даже зажмуриться до цветных пятен — но он никуда не исчез, был как живой, и это тоже резало ножом. Её влюблённость — любовь — отдавала безнадёжностью. Андросси прикусила нижнюю губу и потерлась лбом о кафель. На неё волнами накатывала усталость, оседала тяжестью в мышцах, апатией в душе. В этой всепоглощающей усталости медленно, капля за каплей, истаивали былые раздражение и злость, казавшиеся обострёнными до невозможности. Учащённое сердцебиение выравнивалось, мир вокруг становится серее — только яркий образ Баама, желающего ей на прощание удачи, засел в мозгу раскалённой иглой. Андросси никогда не думала, что... Она оборвала сама себя — издала горький смешок и неторопливо скользнула ладонями по телу, от бёдер по напряжённому животу до груди. Задела затвердевшие на прохладе соски, царапнула их, прошлась ещё выше — и огладила кончиками пальцев ключицы, словно обрисовывала каждую. Иногда ей снилось, что так бы мог делать Баам — застенчивый, неискушённый Баам, и взгляд бы его был прикован к ней, и любое прикосновение могло быть осторожным. Представить его грубым никогда не получалось — даже в самых сумасшедших эротических снах, — но это не мешало Андросси после просыпаться в поту, возбуждении и краске, с судорожно сведёнными ногами. Принцесса Захарда из неё вышла такая себе. Сила, красота, ум — всё при ней, а вот с соблюдением правил вышла осечка. Андросси снова горько фыркнула, моргнула и расставила шире ноги. Погладила ключицы, потом груди, и зажала соски между указательными и большими пальцами, чтобы аккуратно, нарочито медленно потереть. Отпустила, огладила ареолы и вновь зажала, и затем зажмурилась — тоже вновь, и воображаемый Баам улыбнулся смущённо и растеряно. Почему-то во снах и фантазиях — редких, она нечасто позволяла себе такое, — он всегда был одет, но глаза у него пылали ярко-ярко. Баам всегда пылал. И это сводило с ума. Андросси застонала сквозь стиснутые зубы — то ли от опять проснувшейся досады, то ли от начавшего подниматься возбуждения. Не поняла сама, а успокоившееся было сердце подскочило и заколотилось с новой силой — за шумом крови в ушах глуше звучала даже вода. Поднимавшийся от неё тёплый пар окутывал Андросси, по коже от контраста тепла и прохладного воздуха продолжали бегать мурашки, и соски приятно ощущались между пальцами. Она тёрла их, пощипывала, оттягивала, чтобы отпустить и коротко, до лёгкой боли сжать груди — и вернуться обратно, и голова шла кругом. В сознании Баам смотрел ласково и по-доброму, и от несоответствия — невозможности соответствия — реальности и фантазии внутри Андросси скручивалась тугая пружина жара. В паху горячо тянуло, хотелось свести ноги, но она лишь переступила с ноги на ногу, плеща водой, а с губ сорвалось сдавленное: — Чёрт. Ко всему миру — и ни к кому конкретно. Щёки, шею и уши заливал запоздалый румянец. Дыхание было тихим, тяжелым, с присвистом, неслышимым за шумом воды. Прильнув щекой к согретой стене, Андросси впилась в неё одной рукой, провела вниз — а второй скользнула между ног и огладила кончиками пальцев набухший клитор. По телу прокатилась короткая дрожь, колени едва не подкосились, но она удержала равновесие — и тут же погладила вновь, с сильным нажимом, сдержав рвущийся наружу стон. Искусанные губы и покрасневшие соски ныли, сердце стучало будто в горле, и Андросси начала медленно, нарочито медленно тереть клитор пальцами — горько, сладко, хорошо. Ощущения смазались, переплелись воедино, и теперь она не представляла Баама рядом с собой — просто удерживала в уплывающем сознании яркий образ, будто спасательную соломинку. Гладила себя, сжимала, отпускала, чтобы широко пройтись ладонью по влажной промежности — и возвращалась, снова, снова, снова. По кругу до бесконечности. Когда она кончила, то стиснула зубы, давя ещё один стон, а потом привалилась плечом к стене, цепляясь за неё уже обеими руками. Её потрясывало, щёки горели огнём, а дыхание было особенно тяжелым, почти загнанным. По утомлённым мышцам разливалась новая волна слабости — на этот раз мучительно-сладкой, — а сердце всё никак не могло успокоиться. Пожалуй, от всего этого можно было сойти с ума. Или она начала это делать? Андросси фыркнула и прикрыла глаза. Подумала: так-то немудрено. Мылась она неторопливо, смывая с себя не только мысли, слова, пот — недавние яркие ощущения, эту мучительно-сладкую слабость, которой хорошо бы предаваться в чужих объятиях, а не в общественных душевых. Долго тёрла лицо, чтобы то не краснело от румянца, и не раздражалась на себя, нет — испытывала какое-то злое удовлетворение напополам с горечью и даже не пыталась искать этому объяснение. Такое было впервые. Но сейчас Андросси было всё равно. — Эй. Голос Анак из коммуникатора застал её, когда она сворачивала мокрое полотенце, готовясь уходить. В предбаннике было по-прежнему пусто — никто из обитательниц Станции не захотел освежиться, как удачно, — и голос Анак прокатился по забитому шкафчиками помещению. Хмыкнув, Андросси щёлкнула ногтем по чёрному шару. — Чего тебе, Ящерка? — Дело есть. Идём. — А что, так сказать нельзя? — Добежишь быстрее. И отключилась. Что за манеры! Андросси досадливо поморщилась, деактивировала коммуникатор, поправила пятку кроссовки и выскользнула в коридор. О том, что произошло недавно, ей напоминало лишь мокрое полотенце, но и его она наскоро зашвырнула в свою комнату — словно зашвыривала в дальний угол сознания самые колючие воспоминания. В конце концов, она почти смирилась. И однажды добьёт и это «почти». Неосознанно — но Андросси точно знала, что так и будет. И, быть может, больше не будет больно.