Мы все любим мясо

Я люблю мясо. Мы все любим. В супермаркете рядом с моим домом отдельная полка в холодильнике отведена под мясо девушек. В магазинах покрупнее ему иногда отведен целый раздел. Это неудивительно — ведь мясо девушек пользуется популярностью. Это мясо хорошо усваивается, можно найти кусочек пожирнее или полегче, и оно отличается от другой продукции своим сладковатым вкусом. Это общие характеристики: на самом деле разные части тела разных девочек чувствуются неодинаково. Кто-то предпочитает зрелые филейные части, кому-то по вкусу нежно-молочные плечики девушек помладше. В оптовых гипермаркетах продаются выпотрошенные тушки без головы. Хотя я знаю и таких, кто предпочитает лично ехать на мясокомбинат, чтобы приобрести девушку целиком: на некоторые праздники удается купить еще живую. Мясокомбинат «Несчастные девочки» располагается достаточно далеко от цивилизации. Когда мы с тобой впервые приехали туда, то не сразу поняли, туда ли мы попали вообще. Большая современная территория обнесена огромным забором с колючей проволокой. Мы еще с тобой посмеялись, зачем же это, неужели девочки отсюда сбегут? Я всегда был уверен, что они не видели ничего за пределами мясокомбината, где их и выращивают на убой, поэтому ни за что не сбегут. Помнишь, нам еще в тот раз удалось купить живую девушку, с длинными светлыми волосами? Мы еще по дороге периодически проверяли, не задохнулась ли она в багажнике. Хотелось довести свежей. У тебя еще какой-то бзик был насчет того, что ты ей рот отклеивал и давал пить из своей бутылки, и я все ржал что ты вообще брезговать не умеешь. Думаю, именно с тех пор у тебя такая любовь к живым девочкам. Интересно, чем тебе охлажденное мясо-то не нравится? Ты что, садист, и тебе нравится их убивать? Не осуждаю, конечно, но я боюсь, что после девушек ты можешь перейти на людей и тогда тебя посадят. К тому же сейчас эти долбанутые активисты хотят выдвинуть законопроект против насилия над девушками — идиотизм, конечно, — но что ж ты будешь делать если вдруг продажа их живьем окажется под запретом? Вот и сейчас ты стоишь перед тем высоким забором и ждешь, когда тебе откроют. Ты нетерпеливо играешься своим ножом-бабочкой: открываешь-закрываешь, открываешь-закрываешь. Непонятно, на что ты надеешься — сейчас праздники, и всех свежих девочек небось уже раскупили. Ворота открываются, и ты заходишь внутрь. Тебя уже хорошо знают, настолько часто ты бываешь здесь. Но… действительно, на этот раз тебе живой девушки не досталось, какая жалость. Смотря на подвешенные на крюки трупы, ты качаешь головой и задумываешься о чем-то. Работники предлагают тебе пройти на бойню и выбрать себе кого-то из еще неподготовленных. Вы проходите в другое здание — на входе тебе предлагают надеть белый халат и сапоги, ведь это чистая зона. Ты просишь показать работу производства. Зачем? Но работники, кажется, даже рады дать тебе репортаж. Мало того, они зовут своего директора. Приходит начальник. Неизвестно, человек ли это вообще: тело в блестящей накидке и большая роботизированная голова со счастливой кавайной рожицой. Глаза у маски загораются, пока директор приветствует тебя. Его голос звучит, как синтезатор речи, но скорее всего фразы просто прогоняются через модулятор. Очень эпатажный внешний вид для человека, завидующего бойней — а ведь тебе казалось, что директор должен быть самым главным работягой. Тебе показывают, как группу девушек заводят в цех перед оглушением. Эта партия девушек выглядит примерно одинаково: на ферме «несчастные девочки» есть несколько генетических линий клонов разных пород. Это порода «лоли», они хоть и выглядят очень миниатюрно, но уже являются достаточно взрослыми для приготовления пищи. Их заводят в душевую комнату и испуганные выражения их лиц меняются на немного более расслабленные, некоторые из них начинают брызгаться друг в друга и даже танцевать под струйками воды. Как-то странно осознавать, что это просто мясо. Далее их заводят по узкому коридору в цех оглушения. Видимо, тебе из них никто не приглянулся — ну и правильно, лоли обычно поставляются целыми тушками в рестораны и прочие помпезные места, тебе такая была бы не по карману. Рабочие на возвышении оглушают каждую ударом тока и подвешивают за ноги. Горло перерезается автоматическим ножом, и практически вся кровь стекает вниз, в особый бак (часто кровь затем продается фармацевтическим компаниям). Автоматическая установка делает надрезы лазером и быстро стягивает кожу. Кожа тела — отдельно, скальп — отдельно. Директор хвастается тебе, что прибыль можно получать не только от мяса. Нежные волосы девочек продаются за хорошие деньги. Пока директор говорит это, светящиеся глаза маски освещают полутемное помещение с лазерами. В следующем цехе происходит нутровка, то есть рабочие вытаскивают все органы. Уже потом их рассортируют. Любой, кто хоть раз потрошил девушку, знает: кишечником весело играться, но есть его совершенно невозможно, поэтому, наигравшись вдоволь, его выбрасывают. Директор удивил тебя, рассказав, что они продают многие «бесполезные» органы медикам. Твое лицо спокойно и наблюдение за убийством девушек тебя ничуть не тронуло, правда, твои руки двигаются чуть более нервно, играясь с ножом-бабочкой. Ты провожаешь взглядом тушки девочек, уезжающие на разделку, и спрашиваешь директора, будут ли еще девочки. Тот рассмеялся своим электронным голосом и сказал, что они поступают почти непрерывно, и ты можешь выбрать любую уже чистенькую, из душа. Подойдя к стеклянной стене, через которую можно наблюдать за процессом мытья, ты начинаешь разглядывать группу новоприбывших девушек самой обычной породы. Твое внимание привлекает не особо пышная девочка с рыжими волосами, которая стоит под душем, разглядывая собственные пальцы на ногах. Она выглядит очень печальной и усталой. Гурманы говорят, что грустные девочки на вкус не очень, почему же ты выбрал именно ее, балбес? Еще и рыжуху. Девушку выводят, и ты просишь завязать ей только рот и руки. Рабочие понимающе хмыкают, а ты в это время просишь директора отойти в сторонку и поговорить лично. Вы заходите в комнату для персонала. Ты спрашиваешь достаточно неинтересные вопросы об истории фирмы и финансах. Твои руки за спиной, чтобы не раздражать директора мельтешением. На половине рассказа директора о том, какие трудности ожидали фирму на начальном этапе, ты тянешься за чем-то и случайно задеваешь большую компьютерную голову директора локтем. Ты слышишь громкий треск — маска слетела и упала на пол. Подняв глаза, ты видишь перед собой директора уже без механической головы. Пухлое большеносое лицо с раскосыми глазами, покрытое следами от оспинок и искаженное ужасом. Женское лицо. Ты отступаешь, пораженный картиной, и директ… риса замечает это. Она дергается по направлению к двери, видимо готовясь остановить тебя и не дать открыть дверь. Ваши глаза встречаются. Ужас на ее уродливом лице сменяется каменным, холодным выражением. «Мой бизнес стартовал уже очень давно. Еще когда я была такой же молодухой как и те девочки на убой. Наверное — говорит она, и ее настоящий голос звучит хрипло, — Вам интересно, почему же так получилось. Я вроде бы сама женщина, не так ли? И… И вы сами видите, почему.» Она расстегивает блестящую накидку, и та падает на пол. «Я очень, ОЧЕНЬ страшная, и всегда такой была. Знаете, другие девушки жаловались, что им достается слишком много внимания. Я думала, они врут. На меня никто и в жизни бы не посмотрел.» Директриса обращает взгляд вниз. «Самое главное в этой сраной жизни — это иметь красивое личико. Это пропуск в любую сферу жизни. Даже если тебя воспринимают исключительно в роли мяса. Некоторым ведь это нравится. А мне приходилось пахать, пахать и пахать, как тягловое животное. Хорошо хоть нашла свою сферу деятельности. Могу сказать, что годы труда окупились.» Она хмыкнула. «Как жизнь-то повернулась, правда? Раньше меня красивые сучки не считали за человека, а теперь уже они сами не люди. О времена, о нравы, » — Директриса снова поднимает на тебя глаза. — «Но ладно, молодой человек, я вам вот что скажу. Ступайте, я даже не буду требовать с вас денег за разбитую рожу, хехе, ту, что со светящимися глазами. Но при одном условии — никому не слова.» Она отходит от двери — видимо, чтобы не было видно из проема — и кивает тебе, мол, иди уже. Но ты не собираешься уходить. «Почему же именно этот бизнес?» — спрашиваешь ты спокойным тоном, замерев на месте статуей и всем видом давая понять, что не покинешь кабинет, не получив ответа. Директриса, нагнувшаяся за своей накидкой, внезапно встает и поворачивается. «Потому что… все они… просто мясо. И любят их за мясо. И всегда любили, именно за него, да, за мясо. Неважно, в каком контексте.» — она сказала сквозь сжатые зубы, — «я никогда не верила в любовь и сейчас не верю. Ешьте, не обляпайтесь. Наслаждайтесь полным брюхом и пустыми яйцами. А я буду впервые в жизни получать что-то хорошее от вас всех, сволочей, и это будут деньги. БАБКИ. Именно они, да.» Ты делаешь шаг вперед, и твоя рука, занесенная резко, будто для удара, мягко ложится за плечо директрисе. «Я просто хотел сказать, что очень благодарен за Вашу работу. Но я и не думал, что за этим стоит такой удивительный человек. — Ты улыбаешься, — И я очень рад, что увидел Ваше настоящее лицо, неважно, что Вы о нем думаете.» Ее лицо меняется. Теперь оно почти выражает недоумение. Почти — потому что ее глаза озаряются светом. Ты продолжаешь. «Мне очень хотелось бы Вас уверить, что люди не настроены против Вас, скорее наоборот… Ваш выбор, прятать лицо или нет, но если честно, оно мне нравится». Брови директрисы подскакивают вверх. Ты поглаживаешь ее плечо. «Мне очень нравятся Ваши глаза. Такие северные, загадочные, я еще ни у кого таких не видел. Так жаль, что люди были неспособны заглянуть в них.» На лице женщины появляется румянец, и она заплетающимся языком говорит: «В-вы правда так считаете? По… по-моему это невозможно…» «Да, — мягко уверяешь ее ты, — Жаль, мы с Вами не особенно знакомы. Особенно жаль, что мы раньше не познакомились, когда оба еще учились. У нас похожие интересы и цели. Может быть, мы бы друг-другу даже понравились.» Такая жесткая и решительная директриса теперь, казалось, таяла. Оставалось немного. И вот она пошатывается и обнимает тебя, обхватив руками и уткнувшись носом в плечо. Теперь она плачет, и ты поглаживаешь ее спину. А затем со всей силы вонзаешь свой нож-бабочку ей между ребер. А затем еще и еще. И еще. Крик прерывается на хрип. Ты последний раз вытаскиваешь нож, вытираешь его о блестящую накидку и харкаешь директрисе на лицо. Да, теперь халат немного больше покрыт кровью, но кто скажет, чья именно это кровь? Ты выходишь, берешь ждущую тебя рыжую девушку за руку и идешь к машине. Куда ты теперь уезжаешь? Помню, ты говорил мне, что у тебя есть квартирка в другом городе. Да ты многое мне говорил, например то, что хочешь держать у себя дома живую девочку до старости. Бред какой-то. Неужели ты и вправду веришь, что они способны на те же чувства, что и мы? Но ты купил вещи не своего размера, второй телефон зачем-то, книги. Надо было сразу задать вопрос, зачем. Потому что ты совсем сдурел. Неужели ты все это дашь девушке? М-да. Еще скажи, что ты собираешься жить с ней бок о бок как с нормальным человеком. Это все плохо закончится, я тебе сразу говорю. Я наблюдал как ты с ней теперь возишься, учишь ее словам, всяким человеческим вещам. Ну окей, буду ждать, когда тебя запекут в дурку… Я люблю мясо. Мы все любим. Но ты любишь как-то странно.