Как никогда прежде

Тридцать первого июля, ровно в ноль часов и четыре минуты Сириус Блэк попытался повернуться во сне — и не смог. Какого… Он рывком проснулся, подергал руками и ногами — как оказалось, тщетно, несмотря на все усилия; они были привязаны к столбикам кровати. Он был распластан. Абсолютно обнажен. Беззащитен. На миг Сириуса охватила паника: он вообще в своей кровати? Неужели Пожиратели смерти выяснили, где они с Гарри живут — хотя их хранителем тайны был сам Альбус Дамблдор. Почему, черт возьми, Сириус не держит палочку под подушкой, как советовал Хмури? Все ли в порядке с Гарри? Но знакомый голос тихо произнес «Люмос», золотистый свет медленно залил комнату, и Сириус, моргая, встретился взглядом с полуголым, лохматым и озорно улыбавшимся крестником. Одетым в мешковатую пижаму и, вопреки здравому смыслу, чертовски возбужденным. — Гарри? — спросил Сириус хрипло и недоверчиво — может быть, ему опять это снится, но Гарри не выскользнул из своей пижамы и не прыгнул прямо в постель, как обычно происходило во снах. (Да и вообще во снах у Сириуса во рту никогда так не пересыхало.) Гарри просто стоял неподалеку, улыбался и крутил палочку в руках. — Да, — ответил Гарри, его глаза по-мародерски блестели. — Думаю, так пойдет. — Что? Что пойдет? Гарри, ты… — Шшшш. Со мной все в порядке, — Гарри встретился взглядом с Сириусом; и вот она — улыбка Гарри-из-сна, однако его присутствие у кровати Сириуса согревало больше, а румянец на лице Гарри казался немного смущенным. Хотя из-за озорной улыбки это было почти незаметно. — Гарри… — Сириус дернул руками. — Почему я не могу… — Я тебя связал, — объяснил Гарри и снова покраснел. — То есть, — он кашлянул, — посмотри на себя, Сириус. Посмотреть? Сириус изумленно взглянул на Гарри, а потом осмотрел себя — и к своему ужасу понял, что абсолютно и неоспоримо гол. Задница голая. Ну и член ничем не прикрыт. На нем абсолютно ничего не было, кроме алой ленты, привязавшей лодыжки к столбикам кровати, и еще одной ленты из восхитительно теплого шелка, тоже алого, завязанной бантиком на члене. ...Черт. Итак, это не было одним из замечательных, смягчающих ткани заклинаний из арсенала Добби. Простыни Сириуса, хорошо выстиранные или нет, кажется, все исчезли. Как и всякий намек на равнодушие его члена. Сириус снова поднял взгляд, потрясенно распахнув глаза, — и, черт, у Гарри тоже стояло. Все еще стояло, и мочки маленьких ушей горели, но на лице появилось игривое выражение, квиддичное выражение, «Я собираюсь поймать этот чертов снитч» выражение, и… — С днем рождения меня, — прошептал Гарри и наклонился, чтобы получить поцелуй. — Ммммфффф, — промычал Сириус, его член дернулся, а губы внезапно и необъяснимо приоткрылись под Гарриными — его губы были горячими, влажными, пахли мятой, но ему показалось, что Гарри отстранился слишком быстро. Нет, правда. — Мффффммммф, — протянул Сириус, потому что его язык был прижат к нёбу, сердце перестало биться, а мозг аппарировал куда-то далеко во владения Пожирателей смерти, сдался в плен и не собирался возвращаться. — Ага, — тяжело дыша, произнес Гарри, вылезая из пижамы, — и ошеломленный, Сириус мельком заметил юный возбужденный член, прежде чем Гарри оказался на крестном, выгибая горячее тело и обнимая жадными руками, сидя верхом на животе Сириуса и наклоняясь, чтобы его поцеловать. Жалкая попытка Сириуса выдать связную мысль (состоявшую в основном из слов «черт, Гарри, член, Гарри, член, о да, да») быстро закончилась провалом. Гарри целовал Сириуса; его губы, подбородок, шею, говоря что-то вроде «Я так долго хотел тебя, так долго», «Не могу больше, черт возьми, ждать», «Знал, что ты хочешь меня», «Теперь можно» и «О да, Сириус, да». — Погоди, — прохрипел Сириус, удивленный тем, что к нему вернулся дар речи. — Погоди, Гарри. Ты знал, что я хочу… Ты знал? — Конечно, — простонал Гарри, двигая бедрами, и Сириус чуть не потерял сознание — это ощущение, ооо, этот вид! — Легилименция, припоминаешь? — Ты читал мои мысли? Черт, Сириус надеялся, что нет. Фантазии о том, как трахнуть Гарри на кухне, используя для смазки сливочное масло… в душе, когда волосы Гарри липнут к плиткам… в сарае, уложив Гарри на мотоцикл… — Нет, — глаза Гарри блеснули, и Сириус изумился его умению выглядеть настолько оскорбленным во время соблазнения собственного крестного отца. — Я никогда этого не делаю. Твои… твои сны, Сириус… ты так кричал... О. В голове Сириуса прояснилось. Подождите минуточку. Если Гарри знал… Вдруг события прошедших месяцев стали обретать определенный и извращенный смысл. Любовь Гарри работать в саду голым по пояс; привычка забывать одежду по пути в ванную; внезапная склонность к хулиганству; сводящее с ума пристрастие к крошечным, ужасно тесным джинсовым шортикам… — Гарри, — дрожащим голосом выдавил Сириус, охваченный одновременно смехом, похотью и яростью. — Ты чертов извращенец. — Прости, — Гарри быстро вжался лицом в грудь Сириуса, ощущение ресниц на коже сбивало с толку; от дыхания волоски на груди Сириуса едва ощутимо затрепетали. — Прости, Сириус. Я не хотел… дразнить тебя. Я пытался подвигнуть тебя на действия, но ты ничего не делал; я хотел, чтобы ты трахнул меня, но ты этого не сделал; я знал, что ты даже не поцелуешь меня, пока я не стану совершеннолетним, и никто никогда не дарил мне на день рождения такого подарка, как я хочу, поэтому… — …ты решил сам организовать себе подарок. — Да, не стоило тратиться на новую метлу. — Ага, — задыхаясь, проговорил Гарри и потом, с возмутительной нерешительностью, уже восседая голышом на своем крестном, спросил: — Но ты же на меня не сердишься, правда? Сердится? Сириус смотрел в потолок, понимая, что руки, привязанные над головой, начинают саднить; что крестник, сидящий на груди, тяжеловат. К тому же от его внимания не ускользнуло, что его член пульсирует неподалеку от Гарриной симпатичной задницы — и если Сириуса что и сердило, так это то, что незаслуженно забыли про его член, возбужденный, сочащийся смазкой — горячей, как свечной воск. — Нет, Гарри, — наконец выдавил он, по-прежнему немного дрожащим голосом, — я не сержусь. — О, — оседлавший его Гарри расслабился, — хорошо! Он медленно выпрямился, глядя в глаза Сириуса, — и если бы Сириус не знал, то сказал бы, что тот покраснел скорее от удовольствия, чем от стыда, а демонстративное раскаяние не что иное, как слизеринская попытка убедить крестного в своей окончательной и бесповоротной покорности. Правда, Сириус покорным не был (не стоит беспокоиться о красных лентах на запястьях, лодыжках и члене), и маленький ангелочек, несмотря на все имеющиеся доказательства, не мог так беспощадно его динамить. Или мог? — Хорошо, — вздохнул Гарри, снова целуя его в губы, и повернулся, чтобы быстро и по-кошачьи облизать его шею. — Я так долго этого хотел, Сириус. Ты даже не представляешь. Я столько времени провел, разрабатывая план, думая о тебе, распростертом, как сейчас, для меня, лишь для меня, о твоем члене, возбужденном лишь для меня, и как я заезжу тебя до утра... Черт. Ну вот, динамо. Беспощадное. Сириус внезапно дернул бедрами и испуганно застонал — это смущало; он был привязан к кровати, как подарок на день рождения едва совершеннолетнему мальчишке — и это не смущало, это сносило крышу. — Гарри... — Да, — ответил Гарри и потерся кожей — такой шелковистой, горячей, прекрасной — о кожу Сириуса; смазка капала с его члена на живот крестного, когда он скользнул вниз, о Мерлин, по талии и бедрам к члену, пока не коснулся подбородком головки и не посмотрел на Сириуса. И не будь тому за сорок и не будь он дважды оживлен, он бы кончил, лишь увидев это, от одной возможности этого, такой желанной и долгожданной, и, о Боже, он думал, это невозможно... — Так ты собираешься меня заездить или нет? — невольно выдавил он и увидел, как Гарри прячет улыбку, прикрыв губы членом. О Мерлин, его членом. — Ага, — сказал Гарри, обхватывая рукой теперь уже влажную ленту в основании члена Сириуса, и Блэк зашипел, ощутив мозолистые от квиддича пальцы сквозь шелковую ткань. — Но можно я сначала съем свой торт? И тогда Гарри открыл рот — еще один совершенный красный бантик на головке члена Сириуса, даже более совершенный, чем тот, что сверху, — потому что язык Гарри был горячим, двигался одновременно стыдливо и нагло, и мокро, и Сириус не помнил, о чем Гарри спрашивает — его бедра вздрагивали, руки напряглись, а Сириус кричал, срывая голос, но так или иначе отвечая, снова и снова, и ответ был: да, да, да... Конец