***
Ее дом большой. Я даже забыла насколько. Теперь он был обставлен лучше и уютнее, чем в последний раз, когда я тут была. И мне нравится. Мне нравится обеденный стол, который стоит около окон, мне нравится широкий подоконник на кухне, о котором я всегда мечтала, чтобы наблюдать как Келли готовит завтрак по утрам. Нравится диван напротив камина и книжной полки. И отсутствие телевизора, который был у нас в прошлой квартире и сильно меня раздражал. Нравится как на ступеньках на второй этаж теперь постелен ковер в половину ширины лестницы. Мне нравится три уютные комнаты в разных тонах. Нравится как сделана детская. Теперь то я понимаю в чем была моя ошибка при выборе интерьера. Оставляем Софию разбирать вещи, в то время как я продолжаю осматривать дом. В гостиной на комоде стоят фотографии, по большей части Софии и общие фотографии из Грей-Слоан с нашими общими друзьями. Но за одну я цепляюсь глазами и зависаю чуть дольше. Мы с Келли держим малышку Софию на руках, сзади стоит Марк, обнимая нас всех. И это отражение всей реальности, которая была у нас раньше. Он скреплял нас, поддерживал и не давал нам забыть почему мы с Келли до сих пор вместе. Он словно бы заставлял меня любить ее еще сильнее. Но сильнее уже просто было некуда. — Я скучаю по нему, — откуда-то сбоку раздается голос Келли. Киваю. Да, я тоже по нему скучаю. Я тоже не перестаю думать как бы все сложилось, если бы он не умер. Все бы могло быть по-другому. Могло бы. — Ты наверное устала с перелета? — почему-то спрашивает Торрес. — На самом деле я думала будет хуже, — усмехаюсь я и поворачиваюсь к ней лицом. Она выглядит очень уставшей. Но не физически. Ощущение, словно этот год дался ей очень тяжело. Хотя нам обеим было нелегко. Но я все же стараюсь не поднимать этой темы. — Аризона, мне жаль. Смотрю на нее с неким непониманием. Она сейчас скажет, что я не могу остаться? Что мне лучше вовсе уехать из Нью-Йорка? Мое сердце предательски замирает и мне стоит больших усилий не выдавать своих эмоций. — Ты не заслужила всего того, что было в суде. Ты ничего из этого не заслужила. И ты была права, я не должна была все это о тебе говорить. Мне жаль. Мне правда очень жаль. Она выдает все на одном дыхании, глядя на меня своими глазами Бемби. И мне бы хотелось злиться, но я сделала свой выбор, когда пришла к ней с билетами и белым флагом капитуляции. — Я знаю. Дрожащий голос выдает меня и я нервно сглатываю, откашливаюсь и натягиваю на лицо улыбку. — Знаю, — предпринимаю еще одну попытку, которая оказывается гораздо успешнее предыдущей, — Но, Каллиопа, это была и моя вина. Вспомним о том, почему мы вообще разошлись и пошли в этот суд. Не прошло и дня, чтобы я не жалела о том, что сделала. Я почему-то боюсь посмотреть на нее. Боюсь, что мне было так нужно почувствовать, что я осталась привлекательной и без этой чертовой ноги, понять, что кто-то может быть со мной не только потому что помнит каким человеком я была раньше. Понять, что никто из них не будет любить меня так, как любила Келли. Ведь вся разница в том, что она прекрасна знала кем я была до этого идиотского крушения. — У нас бы могло получится? — тихо спрашивает Келли. И я поднимаю на нее глаза. Сталкиваюсь с ее почти молящим взглядом, который дал бы ей хоть какую-то надежду и успокоение. Сталкиваюсь с болью и отчаянием, которые, возможно, отражались и в моих глазах. — Я хочу в это верить. И она слабо улыбается и кивает. Так болезненно, что мне хочется обнять ее, хочется слить нашу боль друг в друга и постараться пережить это вместе. Но ощущение, словно мы так не умеем. Но я все равно продолжаю верить. Продолжаю просто стоять на месте и слабо улыбаться ей, потому что прямо сейчас между нами пропасть и мы только начинаем строить мост, чтобы найти дорогу друг к другу. А безраздумно прыгать, надеясь, что допрыгнешь — плохая идея. — Мамочка, — кричит София, из-за чего мы обе оборачиваемся. Она подбегает к Келли и обнимает ее, глядя на меня. — Ты говорила, что мы пойдем гулять и покажем маме город. Я улыбаюсь дочери и поднимаю глаза на когда-то свою жену в немом вопросе. Но ее глаза с некой неуверенность смотрят на меня, будто спрашивая все ли хорошо, если мы пойдем прогуляться. — Ну, я не против, — пожимаю плечами я и смеюсь вместе с Софией. София начинает дергать Келли за блузку как маленький ребенок, что отдельно забавляет меня. Непривычно видеть некоторые привычки, которые она в себе сохранила до сих пор. — Ну пошли, мамочка, пожалуйста, пошли. Келли смеется. Впервые за долгое время слышу ее смех. Он ранит до глубины души и одновременно с этим залечивает раны. И у меня такие противоречивые чувства, но я лишь смеюсь вместе с ними. Я не могу сейчас показать как мне плохо от того, что все сломалось и может никогда не вернутся обратно. — Ну тогда пошли покажем маме город, — улыбается Келли и берет дочку за руку. Мы берем с собой куртки и выходим из дома. В Нью-Йорке на удивление тепло, но Келли убеждала меня, что через пару часов начнет холодать. Мы идем по переполненным улицам, все люди куда-то идут и чтобы не потеряться в этом потоке она вынуждена взять меня за руку. Сначала это даже было немного странно, но совсем скоро я чувствовала себя как никогда комфортно. — Смотри куда идешь, — орет какой-то мужчина, когда я налетела на него, пытаясь уклониться от велосипедиста. Келли снова хватает меня за руку и вытаскивает в сторону опустошенного парка. Мы почему-то смеемся со всей этой ситуации. У меня даже начинает болеть живот, но мы все не можем угомонится. Мы входим в Центральный Парк и размешаемся на траве. София быстро находит детей неподалеку и бегает вместе с ними по поляне. И это даже начинает казаться чем-то идеальным. Даже возможно слишком идеальным. Мы сидим молча и наблюдаем за играющими детьми. Иногда София подбегает к нам, чтобы что-то показать, но после быстро убегает обратно в толпу детей. Начинает холодать и я слегка ежусь, накидывая на себя джинсовую куртку, но она не сильно спасает. Я кутаюсь в нее сильнее и стараюсь не думать о том, что мне холодно и Келли была права, когда сказала, что мне стоит взять что-то теплее. — Замерзла? Она даже не дожидается ответа и накидывает на меня свою куртку, приобнимая, чтобы быстрее согреть. И то ли вся неловкость ситуации, то ли ее теплая куртка и руки, но мне становится теплее. — Спасибо, — шепчу я. И тут происходит то, что сбивает мое дыхание, сносит мои мысли и голову в целом. Ее губы мимолетно касаются моего виска. Я даже думаю, что она сделала это неосознанно. Точно также, как я неосознанно прикрыла глаза. Но когда мы отошли от некого шока, мы просто сидели и смотрели друг другу в глаза, ведя какой-то немой диалог. Ее глаза на пару секунд спускаются к моим губам, но я не упускаю этого из внимания. Все мои мысли крутятся вокруг того стоит ли мне рискнуть прямо сейчас, не допустим ли мы ошибку, находясь под влияние каких-то эмоций. Но я не успеваю думать об этом слишком долго, как наши губы оказываются в нескольких миллиметрах друг от друга. Мои глаза закрыты, я почти уверена, что ее тоже. И мы медлим, опаляя губы друг друга горячим дыханием, не осмеливаясь сделать первый шаг. Я слегка наклоняю голову и чувствую, что еще больше сократила расстояние тем самым, ведь на секунду наши губы соприкоснулись. Словно бы случайно. И я приоткрываю глаза, чтобы убедиться, что я не сплю и мне это не кажется. Натыкаюсь на ее глаза, которые тут же закрываются, и Келли поддается вперед. — Мама, — кричит София, из-за чего мы вынуждены рывком отстраниться друг от друга. Поворачиваемся в ее сторону и я почти в одно мгновение оказываюсь рядом с дочерью, которая лежит на земле и держится за коленку. Она не плачет, хотя я вижу, что у нее идет кровь. Просто она не такой человек, который плакал бы от физической боли. — Хэй, солнышко, что случилось? — спрашиваю я, осматривая рану. Она показывает на мальчика, который упал с велосипеда в паре метре от нашей дочери и лежал на боку, что было не понятно в сознании ли он вообще. Когда подходит Келли, я оставляю ее с Софией и подбегаю к парнише. На вид он всего на несколько лет старше нашей дочери. Его глаза были закрыты, а из головы тонкой струей шла кровь. За несколько секунд рядом с ним оказывается женщина с мужчиной. — Джошуа, — кричит мужчина и тянется повернуть мальчика, но я останавливаю его. — Я доктор, педиатр, и я прошу вас не трогать мальчика, у него может быть сильная травма головы, — торопливо говорю я, глядя им в глаза. — Он ехал на велосипеде в нескольких метрах от нас, мы не знаем что могло произойти, — говорит мужчина в панике. — У него есть какие-то заболевания? — спрашиваю я, пытаясь проверить реакцию зрачков. — Аризона, я вызвала скорую, будет через две минуты, что у нас? — спрашивает Торрес, подсаживаясь рядом с мальчиком. — Ударился головой, кровотечение. Он в отключке. Возможно внутричерепное кровотечение. — У него сахарный диабет, — говорит женщина, из-за чего наши с Келли глаза устремляются к ней. — Гипогликемия, — говорит Келли, глядя на меня. — Упал из-за ухудшения зрения или потери сознания, — продолжаю ее мысль. — Нейрогликопения, — хором произносим мы. Я смотрю на испуганных родителей и принимаю решение. — Нам надо его положить на спину, найдите что-то сладкое, лучше сок, что угодно жидкое, — говорю я и медленно кладу парня на спину. Проверяю зрачки, изменений нет, возможно обошлось без кровоизлияния, почти выдыхаю, когда смотрю на цвет небольшой лужицы крови. — Повреждение слоев эпидермиса, зрачки одинаковые, реакция на свет есть. Нужно поднять ему уровень сахара. Келли кивает и убегает найти что-то сладкое. Благо мы брали с собой воду для Софии и Келли находит сахар. Она высыпает в воду сахар и взбалтывает бутылку. Я слегка приподнимаю парнишке голову и даю ему воды и молю, чтобы я не ошиблась и все же это было не кровотечение. — Ну давай, пожалуйста, — шепчу я, продолжая аккуратно поить мальчика сладкой водой. Келли держит руку на шее и старается держать пульс под контролем. Резко парниша начинает кашлять и приоткрывает глаза. И я выдыхаю. — Джошуа, я доктор Роббинс, ты потерял сознание. Ты помнишь? Трогаю его руки и лишний раз убеждаюсь, что он близок к гипогликемической коме. Отрицательно машу головой на вопросительный взгляд Торрес. — Я не знаю где я, кто вы? Мама? — торопливо произносит парниша, а после отключается и у него начинается судороги. — Голову, держи голову. Его родители возвращаться с соком как нельзя невовремя. Стараюсь закрыть своим телом вид на мальчика, но знаю, что это не поможет. Вдалеке раздается звук сирены, но я боюсь, что они не успеют и он впадет в кому до того как его успеют погрузить в скорую. Что-то в моей голове не дает покоя и я не могу понять что это. Еще раз перечисляю симптомы и тут в голове щелкает. — Сколько время? — кричу я Келли, которая старается удержать трясущегося Джошуа. — Что? — недоумевает Торрес, когда я отталкиваю ее и кладу парня на спину. — Что ты творишь?! — орет она, явно не понимая что это не нейрогликопения. — Синдром Харриса, — произношу я, — И мы сейчас ничего не сделаем, Келли. Его поджелудочная выбросила инсулин в кровь, что привело к потере сознания. Это что-то вроде ложной гипогликемии. Я стараюсь думать как можно быстрее, дабы не дать этому мальчику умереть из-за комы. — Когда он ел последний раз? — спрашиваю я, цепляясь за последнюю надежду как за соломинку. — Около пяти часов назад, — отвечает мужчина. Келли выхватывает из рук мужчины сок и протягивает мне. — Нет, нельзя. У него может быть выброс инсулина в кровь, мы уже дали ему воду. Еще один выброс инсулина может только сделать хуже. — Нет, Аризона. Ты должна попробовать… — Слишком опасно, нужно инъекцию, — говорю я, глядя на содрогающиеся тело мальчика. — Но у нас их нет, — Келли смотрит на родителей, — У вас есть глюкоза? Родители лишь отрицательно машут головой, давая понять, что у меня нет выбора. — Трубка? — с мольбой произношу я, — Келли, если не инсулин, то он может тупо задохнуться… — Тут два врача, мы сможем спасти его, если сок пойдет не туда. Давай, Аризона, я не могу отпустить его голову, он ударится. Мне страшно, мне очень страшно, но выбора не так уж и много, а значит придется рискнуть. Но взгляд Келли словно говорит мне, что я справлюсь и все будет хорошо. Делаю вдох и выдох и даю ему сок, слегка приподнимая его, пока Келли аккуратно наклоняет его голову, чтобы жидкость просто вытекала если что. Не верю в Бога, но молюсь. Судороги прекращаются в тот момент, когда подъезжает скорая. Парня загружают в машину пока я объясняю свои действия, рассказываю диагноз и делаю акцент на том, что стоит проверить. Келли говорит вести парня в Лангоне Медикал Центр. Вроде именно там она работает. Убеждаюсь в этом, когда она кому-то звонит и рассказывает о Джошуа. Меня трясет и я почти нахожусь на грани истерики. И когда Келли наконец прекращает разговор она с улыбкой поворачивается ко мне, но при виде моих слезящихся глаз улыбка покидает ее лицо. — Я могла убить его, — с кривой улыбкой говорю я, слегка наклонив голову в бок. — Нет, — она подходит ко мне, — Аризона, ты спасла его. Ты поняла в чем проблема, ты спасла его. Отрицательно машу головой и отталкиваю, отходя в сторону. Мне нужно успокоиться. Домой мы идем в полной тишине. И это дает мне еще больше поводов сдерживать слезы в глазах с двойной силой. И когда мы приходим, Келли уводит Софию в ванну, дабы обработать ее коленку, оставляя меня одну сидеть в гостиной. И теперь я не сдерживаю слез. Слишком много всего. Слишком много для одного дня в Нью-Йорке. — Я уложила ее спать, — тихо произносит Келли, пока идет до дивана. Не отвечаю, а лишь закрываю лицо руками, опираясь ими на колени и стараюсь дышать ровно. — Аризона, — шепчет она, садясь рядом со мной. И я не издаю ни звука. По крайней мере очень стараюсь. Я даже не до конца уверена, что вообще дышу в этот момент. Она тянет меня к себе и просто разрешает рыдать в ее плечо. И мне бы было легче, если бы не все эти эмоции из-за нашего с ней мини воссоединения. — Нет, — произношу я и отстраняюсь от нее. И она лишь с непониманием смотрит на меня. — Я иду спать, — как можно спокойнее говорю я, утирая слезы, и удаляюсь в свою комнату. Неправильно плакать ей в плечо из-за нее же. Совсем неправильно. — Аризона, — почти молит она. — Спокойной ночи. Оставляю Келли сидеть одну в гостинной, а сама поднимаюсь в свою комнату и падаю на кровать, позволяя себе реветь до тех пор, пока не засыпаю совсем без сил.***
Правду говорят люди, что утро начинается не с кофе. Ничего не предвещало беды, как что-то прыгает мне на кровать и начинает сильно меня трясти, чуть ли не спихивая с кровати на пол. — Мама! Мама! Мама, проснись! — кричит мне в ухо голос Софии, заставляя все же приоткрыть глаза. Выдавливаю из себя самую счастливую улыбку, на которая я только способна в… Пытаюсь глазами найти часы. Нет. Смотрю на дальней тумбочке и не нахожу. Приходится повернуть голову, чтобы все же найти часы, на которых показывало 8:15. Самую счастливую, на которую я способна в 8:15 утра. Забавно. Раньше я могла спокойно встать в 4 утра, поспав при этом около двух часов и чувствовать себя нормально, но сейчас было ощущение, словно по мне проехал трактор. Последний раз я чувствовала себя так плохо разве что с ужасного похмелья. Спихиваю все на разницу в часовых поясах, ведь в Сиэтле сейчас только 5:15. Несмотря на это, я сильно обнимаю дочь, заставляя ее смеяться и смеюсь вместе с ней. — Милая, когда я говорила, что было бы прекрасно выйти из дома всем вместе я далеко не это имела ввиду, — говорит Келли, входя в мою комнату. Но увидев, что я проснулась и София уже находится в моих крепких объятиях, Торрес обреченно выдыхает. София вылезает из моих объятий и подбегает к Келли, глядя на нее снизу вверх. Какое-то время они просто стоят молча, ведя между собой какой-то немой диалог, а после София жестом просит Келли нагнуться. — Я думала это то, что ты имела ввиду, — достаточно громко шепчет дочь, прежде чем выбежать из комнаты. Келли устало выдыхает и продолжает стоять в дверном проеме. Она опирается на него спиной и какое-то время стоит молча, глядя в пол, а после поднимает глаза на меня и слабо, даже как-то отчаянно улыбается. — Никогда не понимала как она так легко переносит смену часовых поясов, — пытается выдавить из себя улыбку Торрес, — Я думала отвезти Софию в школу. У меня сегодня вроде как выходной, но я бы хотела заехать в больницу. Мне звонили около часа назад и сказали что состояние Джошуа, мальчика… — Да, я помню, — перебиваю я. Подтягиваюсь к стене кровати, принимая сидячее положение, дабы показать, что я слушаю. Беглым взглядом осматриваю комнату в поиске протеза, но не нахожу его. Видимо придется слушать ее рассказ в таком положении, а поисками протеза заняться чуточку позже. — Мне сказали, что его состояние стабилизировалось. Он еще не очнулся, но я хотела заехать и посмотреть анализы и прочие документы, — говорит Торрес, слабо улыбаясь и пожимая плечами. — Я поеду с тобой, — говорю я, приподнимаясь на руках и повторно осматривая комнату в поисках протеза, но и в этот раз мои попытки не приносят никакого успеха. Торрес наконец проходит вглубь комнаты и подходит к кровати, поднимая протез. Видимо он упал на пол, когда я вчера наспех сняла его, прислоняя к краю кровати. Она подходит и подает его мне. — Спасибо, — произношу я едва слышно. Я откидываю одеяло и сползаю на край кровати, чтобы надеть протез и поторопиться собраться до того, как Торрес выйдет из дома. — Воу, — слышу я возглас Келли и хмурюсь. Далеко ни сразу понимаю в чем проблема, опуская глаза вниз и осматривая себя. Вроде белье на мне. Так что могло вызвать столь оживленную реакцию? — Давно это происходит? — спрашивает она, указывая пальцем на культю. Опускаю глаза и наконец до меня доходит. Треть культи была сильно покрасневшей и где-то даже виднелись небольшие кровоподтеки. — Ах, да! Мой старый протез случайно сломался. Ну, знаешь, небольшое дтп с хирургической тележкой. Все не было времени отнести в ремонт или еще куда, а потому я вынуждена ходить пока с этим, а он слегка натирает, сама знаешь. Ничего серьезного, — отмахиваюсь я, все же надеясь, что Келли не придаст этому должного внимания. Но она молча выходит из комнаты. И раньше такие ее действия заставляли меня бояться, что она больше не вернется, но правда в том, что она возвращалась каждый раз. И я знала, что она вернется и сейчас, но на этот раз я была бы не против, если бы она просто ушла. Но я была права и она входит в комнату с бинтом и какой-то мазью. Она подходит ко мне и садится передо мной на колени, открывая мазь. И я даже не могу сопротивляться, понимая, что это в принципе бесполезно. В определенный момент она поднимает на меня глаза с видом: «Сейчас я нанесу это на твою ногу и у тебя нет выбора». Поэтому я просто закатываю глаза и киваю ей. Мою кожу обжигает чертовски прохладная мазь, а после ее руки аккуратно распределяют ее по поврежденной поверхности. — София, на кухне лежит твой ланч бокс, положи его в рюкзак, пожалуйста, — кричит Келли, накладывая на ногу сложенный в несколько раз бинт и скрепляя его края с ногой пластырем. Она помогает мне надеть протез, а после встает и довольно улыбается мне. Произношу ей тихое «спасибо», глядя, как она удаляется из комнаты. — Я заброшу Софию в школу и вернусь за тобой. На кухне в сковородке завтрак и я настоятельно рекомендую тебе поесть, — кидает она мне прежде, чем выйти из комнаты и оставить меня одну. Было почти непривычно видеть ее заботу после всего случившегося. Резко осознаю, что кроме Келли никто и никогда не заботился обо мне. Может весь этот наш путь, все ссоры и все расстояние, что пришлось преодолеть стоили того, чтобы сейчас наконец вернуться туда, где мы есть? Одеваюсь и спускаюсь вниз. На кухне на плите стоит сковородка с французскими тостами. Улыбаюсь, когда меня волной накрывают воспоминания, как Келли впервые приготовила нам с Софией эти самые французские тосты. Я всегда знала, что она превосходно готовит, но именно тосты были самым лучшим из того, что я когда-либо пробовала. Помню, что я была готова вступить с Софией в сговор, чтобы просить Келли от ее лица готовить эти самые тосты. Наливаю себе кофе и кладу французские тосты в тарелку, садясь за стол. Думаю, что было бы еще лучше, если бы я знала где она хранит кленовый сироп, но решаю все же не дожидаться, чтобы спросить, так как запах был восхитителен и сопротивляться ему не имело никакого смысла. Келли возвращается в тот момент, когда я домываю посуду. Я слышу как хлопает дверь, а потом ключи летят на тумбочку в коридоре рядом с входной дверью. — М, я смотрю ты все же прислушалась к моему совету, — усмехается Келли, медленно подходя ко мне. — Да. Но было бы еще прекраснее, если бы в следующий раз я знала где ты хранишь сироп. Она широко улыбается. Знаю эту улыбку. Одна из моих любимых. Значит я сказала что-то такое, что безумно обрадовало ее. Вот только интересно что именно? — В следующий раз? — переспрашивает она, когда я поворачиваюсь к ней лицом. Я пожимаю плечами и отвечаю на ее улыбку. Знаю, что не стоит, но просто не могу, потому что я обожаю эту ее улыбку. — Ну да, до того как я уеду в отель или найду жилье. Келли наклоняет ко мне ближе, сокращая расстояние еще сильнее. Ее глаза скользят на мои губы всего на пару секунд, а после вновь возвращаются к глазам. И конечно же я замечаю каждое ее движение. — Может быть ты останешься? И в этот самый момент у меня в голове щелкает, словно пазл начинает складываться в целостную картинку. Каллиопа Ифигения Торрес флиртует со мной. Но стоит ли мне отвечать на этот флирт? Стоит ли мне рискнуть? Что если я все это придумала? Что если она не имеет ввиду то, что я вижу? Что если она не хочет возвращать все обратно? И вроде ответ так очевиден, но я так боюсь вновь обжечься и ошибиться, что решаю не доверять этим очевидным намекам. — Нам надо ехать, — говорю я, отстраняясь и направляясь в сторону выхода. Уверена, что слышу ее тихий обреченный выдох. Буквально вижу ее опущенную голову, закрытые глаза и то, как она хлопает ладонью по столешнице, словно проиграв безумно важную игру, но старается, очень старается, это принять. — Да, конечно. Она отталкивается от той самой столешницы и мы выходим из дома. Вся дорога проходит в кромешной тишине. Даже тихо не играет радио. Это странно, безумно странно, ведь это же Келли Торрес. Я знаю, что она не может ездить в машине без музыки. Ей надо, чтобы она играла хотя бы тихо, где-то далеко на фоне. Знаю, что когда она ездит одна, она поет во весь голос. Знаю, потому что как-то раз увидела ее на стоянке, сидящей в машине и поющей какую-то песню. Она не вышла, пока не допела. Знаю, потому что она пела, когда мы впервые танцевали в ее квартире. Келли Торрес не может без музыки. Она поет в душе. И ведь ее голос слишком прекрасен. Настолько, что если бы она не была влюблена в ортопедию, она бы однозначно была певицей. В ее жизни существовало три причины, чтобы жить и быть счастливой: ортопедия, музыка и София. И больше ей ничего не было нужно. А потому тишина в машине — это вестник катастрофы, трагедии. — Ого, какое огромное здание, — говорю я, когда мы оказываемся на стоянке больницы, — Мне кажется, эта больница даже больше, чем Грей-Слоан. — Тебе кажется, — сухо отвечает Келли, выходя из машины и идя ко входу. Говорю же — катастрофа. Келли входит в больницу и показывает пропуск, но когда охранник не пускает меня, Келли буквально срывается на него, начиная орать и пытаться объяснить, что я с ней. Она тратит около десяти минут, в тщетных попытках добиться мне разрешения пройти внутрь, но они так и не приносят хоть какого-то успеха. — Торрес? — с непониманием произносит мужчина лет сорока, подходя к нашей веселой компании в тот момент, когда Келли злобно тычет парнише в грудь, и делая вставки на испанском. Наверно ее крик было слышно во всей больнице. По крайней мере на этом этаже. — Этот остолоп отказывается пропускать ее, — Келли указывает на меня, — несмотря на то что она врач, она со мной и уж тем более у нее сегодня тут собеседование, — стараюсь сдержать очередную волну смеха, но чувствую, что на лице все равно красуются глупая улыбка. Мужчина переключает внимание на меня и с дружелюбной улыбкой подходит ближе. — Смею предположить, вы — Аризона Роббинс? — спрашивает он, косясь на разъяренную Келли, которая продолжает свою дискуссию с охранником. — Так точно… — произношу я, пытаясь прочитать имя на его халате. — Мичиган Симмонс, шеф хирургии и по совместительству заместитель главного врача больницы, — говорит он, протягивая мне руку. — Хах, да у нас много общего, — усмехаюсь я, пожимая ему руку. Он заливается смехом и проходить вглубь здания, давая юному охраннику отмашку, что мы с Келли под его крылом. — Признаться честно, вы мне нравитесь все больше и больше, Аризона. Сначала вы спасаете парнишке жизнь, а потом я узнаю, что у вас еще и отменное чувство юмора. Келли не зря вас рекомендовала, — он останавливается посреди коридора и смотрит на меня, — Найдите меня после того, как закончите со своими делами. Я киваю и Симмонс скрывается за углом одного из коридоров, а мы с Келли идем в противоположную от него сторону, по-видимому, в корпус педиатрии. — Два штата* в одной больнице… Многовато, — произношу я и улыбаюсь, когда Келли усмехается после моих слов. Торрес просит меня подождать около стойки регистрации, а после возвращается ко мне с папкой в руках и максимально горделивой улыбкой, которая заставляет меня нахмурится. Забираю папку из ее рук и пробегаюсь глазами по обложке. Джошуа Эванс. 13 лет. Сахарный диабет 2 типа. Открываю на первой странице и трачу какое-то время на изучение истории болезни и анализов. Оказывается он уже давно путешествует по больницам и подобный приступ уже не первый для него. — Ты была права. У него Синдром Харриса. Ты все сделала правильно, Аризона. Уровень глюкозы сейчас в норме, поджелудочная работает нормально, — радостно говорит Келли, словно нахваливая мою работу. — Да, но скоро пройдут сутки с момента его приступа, а он так и не очнулся. Это может быть признаком комы, — резко отрезаю я и кладу папку обратно на стол. — Ты знаешь, что у него есть два дня, чтобы прийти в себя. Плюс у него было легкое сотрясение. Тебе не о чем волноваться, ты все сделала правильно, — пытается успокоить Торрес. И я нахожусь в шаге от того, чтобы наорать на нее, я даже открываю рот, как, к счастью для нас обеих, откуда-то появляется милая девушка, чем-то напоминающая мне Эйприл. — Доктор Аризона Роббинс? Фетальный хирург и педиатр из Грей-Слоан? — с лучезарной улыбкой и энтузиазмом спрашивает она. Я лишь молча киваю, не знаю что еще ей можно на это ответить, не имея толком настроения для общения. — Про вас тут уже ходят легенды, а вы даже не успели начать работу у нас, — усмехается девушка, переводя взгляд на Келли, — Разрешишь ее украсть у тебя, Торрес? И Келли ничего не остается кроме как кивнуть, пожать плечами и разрешить этой оптимистичной и улыбчивой девушке забрать меня.***
Даже не даю себе отчет как мы с Келли оказываемся дома. Полдня я провела в педиатрии, наблюдая за Джошуа. Другие врачи уверяли меня, что он очнется, а Мэри — девушка, что забрала меня от Келли и не дала нам возможности поссориться (за что я безумно ей благодарна), уверяла меня, что я сделала все более, чем правильно. Странно, что мне самой так не казалось. После переезда из Сиэтла и побега из Грей-Слоан, знакомства с Кариной, у которой никогда не умирали матери и дети, я надеялась оставить эти ошибки и страх ошибки позади. Понятия не имею на что вообще я рассчитывала. Мы с Келли сидели за столом. София вроде убежала смотреть мультики перед сном, я не была уверена, ведь я около десяти минут смотрела в одну точку, рассуждая о том что я буду делать, если парнишка впадет в кому. — Аризона, — кажется в который раз зовет меня Келли. Поднимаю на нее уставшие глаза, а после опускаю в тарелку. Кажется все остыло. Вот же черт. — Извини. Трудный день, — тихо произношу я, встряхивая головой. — Может я могу что-то сделать? Поднимаю на нее глаза. Может ли она что-то сделать? Да. Да, она может сказать мне, что мы пройдем через это вместе, что я хороший врач, что она будет рядом со мной несмотря ни на что, что она любит меня. — Нет, — лишь произношу я, и слабо улыбаюсь. Чувствую как ее теплая рука касается замерзшей моей. Чувствую как она сжимает ее и тянется за второй, подумав, наверное, что я замерзла. Она держит своими руками моих, слегка растирая тыльную сторону большими пальцами, что на самом деле успокаивало. — Мы обязательно справимся с этим. Слышишь? Я буду с тобой. Она так нежно произносит все то, что я хочу услышать. Почти все… — Я очень хочу, чтобы ты осталось со мной и Софией. Мы делали много ошибок, Аризона. Мы обе. И ты бегаешь от меня каждый раз как мы приближаемся к чему-то, с того момента, как ты приехала. Я не знаю почему, но я хочу, чтобы ты знала, что я хочу попробовать все сначала, — тихо говорит она. Она выходит из-за стола, не отпуская мои руки и подходит ко мне, садясь передо мной на корточки и глядя в глаза. И только одно это в очередной раз служит поводом для того, чтобы мое сердце вновь забыло как биться. Ну скажи это, пожалуйста, скажи… — Когда ты тогда пришла ко мне с билетами и привела Софию, после всего, что я наговорила о тебе… Я никогда не думала отомстить тебе, сделать больно, потому что ты изменила. И я очень не хочу, чтобы ты так думала. Я просто… — она запинается и в ее глазах стоят слезы. Я ненавижу когда она плачет. Мои руки перемешаются к ее щекам и я вытираю ее слезы. Я готова послать все остальное к черту, потому что я держу в своих руках целый мир и так приятно осознавать, что я могу делать это снова. — Я так не думаю, — шепчу я, продолжая стирать влажные дорожки с ее кожи. — Мне жаль. Я не заслужила того, чтобы ты сделала все это для меня, чтобы ты дала мне всю эту жизнь и второй шанс. Я так злилась на тебя, Аризона. Я злилась, что ты выиграла суд, злилась, что ты пошла на уступки, злилась, что по итогу ты отступила и сделала все это в ответ на все то, что сделала я. Я пыталась доказать себе, что все просто потому что ты хотела выставить себя в хорошем свете. Но я знаю, что ты сделала это, потому что ты любишь меня. Потому что ты всегда любила. И я злилась на себя, потому что дав мне возможность улететь в Нью-Йорк ты сказала тем самым «я люблю тебя», а я не нашла смелости сказать тебе это в ответ. Я не знаю как мы оказались с ней на полу. Я не знаю почему мы обе задыхались от слез, я не знаю в какой момент я сцеловывала слезы с ее щек, пока она задыхалась и пыталась говорить. Все что я знаю, что все это время я должна была бороться, и я сделала правильный выбор, когда не отступила. — Ты не должна была мне что-то отвечать, — шепчу я и пытаюсь улыбнуться, но из-за моих слез вряд ли это выглядело естественно. — Должна была, потому что я люблю тебя. Но я позволила своей гордости и эгоизму взять надо мной вверх, — пытается спокойно говорит Келли, собирая последние крупицы самообладания. — Тебе это было необходимо… — говорю я, не зная даже верю ли я сама в это, но, наверное, да. — Мне было необходимо не дать тебе уйти. Ты ведь могла не вернуться. Аризона… И она больше ничего не может сказать. Она просто задыхается в этой истерики и я как можно крепче прижимаю ее к себе. — Все хорошо, милая, — это все, что я могу ей сказать. Думаю о том, что Келли всегда неприступная стена. ОНа плакала, когда от нее отвернулся отец и когда умирали наши друзья, когда ее и Софию выписывали из больницы после той аварии. Больше я никогда не видела чтобы она плакала. Даже когда она узнала, что я изменила ей… В ее глазах стояли слезы, но ни одна из них не скатилась по ее щеке. А потому сейчас было особенно больно видеть ее такой. — Аризона, мне так жаль. — Все хорошо. — Я люблю тебя. Прости меня, пожалуйста, — шепчет она мне в плечо. — Мне тоже очень жаль. Прости, что я разрешила всему этому произойти. Прости меня. И я не знаю почему и в какой момент, но это был самый сладкий, и одновременно самый горький поцелуй из всех, что у нас был. И никогда ранее я не чувствовала как сильно я люблю ее. Насколько сильно. — Я так тебя люблю, — шепчу ей в ухо, когда снова прижимаю ее к себе. — Я тоже тебя люблю, — также шепчет мне она. И когда мы находим в себе силы успокоиться, мы решаем идти спать, потому что я нашла в себе силы пошутить что-то вроде: «Нас точно не пустят в больницу, если мы придем уставшие и зареванные». Это даже была не шутка, но мы смеялись. То ли это истерика, то ли осознание того, что мы обоюдно решили попробовать еще раз. С самого начала. Я не знаю почему, но когда мы заходим в комнату Келли, я моментом стягиваю с нее футболку и разрываю пуговицы на своей рубашки. Я почему-то думала, что она будет против такой спонтанности, но она удивляет меня и толкает на кровать. Мы в очередной раз смеемся, когда она буквально выкидывает мою ногу. — К черту твой протез, мне нужно показать тебе кое-что покруче, — шепчет Келли мне в губы. Я улыбаюсь, явно неправильно истолковав ее слова. — Я закончила разработку и тесты своего киберпротеза. — Что? — хмурюсь я, когда она устраивается на моих бедрах и оживленно рассказывает о своей разработки. — Мы с Дереком работали над протезом… — нахмурившись, с улыбкой на лице говорит она, думая, что я забыла. — Каллиопа, я читала о твоем изобретении. Я не забывала над чем ты работала, — смеюсь я. Мои слова вводят ее в смятение еще сильнее. И она выглядит такой милой. Провожу ладонью по ее щеке и слегка притягиваю ее ко мне. — Мы собирались заняться сексом, а ты говоришь про свой протез… И я очень надеюсь, что ты несерьезно сейчас. До Келли доходит. Ее брови подлетают вверх, а с губ срывается едва различимое уху «оу». И после этого на ее лице появляется хитрая улыбка и она наклоняется к моей шее, оставляя на ней влажные поцелуи. И наконец все кажется таким правильным, что я позволяю себе просто радоваться всему происходящему, радоваться, что я решилась и приехала в Нью-Йорк. Даю себе установку, что больше я никогда и никуда не уйду. И не позволю уйти ей. И не понятно, был ли это план Бога, то ли коварная Судьба, может быть даже зловещий план Софии, потому что она с детства была безумно смышленый, но одно мы точно обе поняли в тот самый момент — на том самом полу на кухни в Нью-Йорке. Правда в том, что где бы мы не были, что бы не произошло в нашей жизни, что бы и кто бы не встал на нашем пути мы всегда будем находить дорогу друг другу. Если для кого-то все дороги ведут в Рим, то для нас все дороги ведут друг другу. Даже если мы сойдем с пути и дорог не останется. Мир будет рушиться, но я точно знаю, что мы будем вместе.