И о котах

Он старался ступать как можно величественнее, выходя на платформу посреди озера кислоты — любому, кто посмотрит, должно быть видно, как он силен и прекрасен по сравнению с учителем, жалким и лишенным сил, в драных одеждах, покрытым ссадинами и ранами от кнута. Молодая Госпожа Дворца не сдержалась вчера, и он тоже не сдержался, когда почуял запах крови, учитель не мог от них защититься, мог только метаться по платформе, пытаясь избежать ударов — как жалкая тварь, как… (Все равно сейчас некому смотреть, кроме учителя, шептал голосок в дальнем уголке разума, а вчера учитель совсем не впечатлился — ни когда Ло Бинхэ в блеске силы и красоты появился на пороге, ни даже когда сам учитель падал, беззащитный, под ударами кнута, усаженного бритвенно-острыми лезвиями; ничего, кроме презрения, во взгляде, ты зря стараешься, глупый ученик, совсем зря). Зря. Все зря, вся величественность пропала даром, потому что зрителя вовсе не оказалось — лишь кучка окровавленных тряпок и красных веревок слегка пошевелилась при его появлении, а потом что-то небольшое, белое, выбралось из нее и порскнуло под ногами у Ло Бинхэ к выходу. Худой белый кот — покрытый порезами и ссадинами, шерсть слиплась от крови, — прижав уши, беззвучно промчался по камням и скрылся в лабиринте Водной Тюрьмы. Оставив Ло Бинхэ потрясенно пялиться вслед и растерянно соображать, как он теперь отсюда выйдет, если он не брал с собой Синьмо, а внешние запирающие построения требуют, чтобы на платформе-тюрьме оставалось что-то, соответствующее весу человеческого тела. *** Выбравшись, наконец, из Водной Тюрьмы, Ло Бинхэ смог определить, что учитель, во-первых, так и не покинул Цветочный Дворец, а во-вторых, скорее всего, так и остается в облике кота. Столько-то Ло Бинхэ мог понять — кровяные паразиты помогли, хорошо что ему пришло в голову напоить учителя своей кровью. Но вот где именно теперь в огромном комплексе строений, башен, подвалов, двориков и разнообразных закоулков спрятался беглец — это он точно сказать не мог. Можно было попробовать воздействовать через кровь, причинить учителю боль — Ло Бинхэ даже попробовал, но быстро отказался от этого способа. Что пользы, если где-то в незнаемом уголке дворца мучается от боли раненая зверушка? (А еще он может там помереть, и пропасть совсем, и Ло Бинхэ больше никогда его не найдет и не увидит…) Между тем дела шли своим чередом. Нужно было позаботиться о женщинах - куда бы он ни шел, что бы ни делал, всякий раз это заканчивалось одинаково: при нем оказывалась женщина, о которой он хотел позаботиться. Нужно было прибрать к рукам оставшиеся вольными племена демонов. И нужно было укрепить позиции в ордене Хуаньхуа. В этом ордене власть передавалась совсем не как в Цанцюн. Власть здесь принадлежала одному лишь старому Хозяину Дворца. Тот осыпал Ло Бинхэ знаками внимания и приязни, готов был, казалось, отдать ему все на свете и совсем, совсем не интересовался, где и как проводит свое время Шэнь Цинцю, пленник Водной Тюрьмы. Этого пока было достаточно. Пока. Что-то в поведении старого Хозяина Дворца заставляло Ло Бинхэ настораживаться, держать наготове все свои защиты — а внешне вести себя сердечно и очаровательно, до поры до времени. До какого времени? Действительно ли старик уступит ему свое место, как обещал, или придется сойтись с ним в бою за Дворец? Не хотелось огорчать влюбленную в него молодую Госпожу Дворца (все-таки этот старик ее отец… или нет?), Ло Бинхэ вообще терпеть не мог огорчать девчонок, — но демонское наследие кипело в нем, инстинкты кричали — власть не достается просто так; и многозначительно молчал на задворках сознания наставник Мэнмо. Ночью Ло Бинхэ искал учителя в снах — и не находил. Не находил ни по зову крови, ни перебирая по одному сны обитателей дворца. Мэнмо лишь пожимал плечами, ковырялся в зубах кривым желтым когтем и скучным голосом отвечал, что ни разу не оголодал так, чтобы питаться снами животных, а потому в них и не разбирается — так что пусть молодой повелитель демонов решает эту задачку как-нибудь сам. Однажды молодой повелитель демонов вернулся с удачной охоты. Все его охоты были удачны, и добыча была хороша, а самая лучшая добыча — юная демоница из рода Черных Скал — осталась ждать его во дворце в землях демонов; и все равно он вернулся к людям еще раз — скрывая алый сияющий знак во лбу, прикидываясь изящным молодым заклинателем, как всегда. Встречать его вышла Цинь Ваньюэ — и на руках у нее был кот, все такой же костлявый, белая шерсть клочками, и весь в зализанных, плохо заживающих ранках. При виде Ло Бинхэ кот зашипел, вывернулся и удрал от Цинь Ваньюэ на ближайший карниз, повыше, и остался там — щурясь и источая волны злости и презрения. — Ох. Ты котика напугал, — только и сказала его женщина вместо заготовленного приветствия. — Иди купаться скорее, наверное, от тебя пахнет чем-нибудь плохим. Ло Бинхэ метнул взгляд в сторону кота — тот оскалился, демонстрируя клычки, напрягся, готовясь то ли прыгнуть и атаковать, то ли метнуться прочь. Но только что вернувшийся с охоты молодой благородный заклинатель лишь весело рассмеялся, демонстрируя и свои клыки, так, между прочим, и поспешил в купальню, увлекая за собой Цинь Ваньюэ и заодно ее сестру. Кота его клыки не впечатлили. Так и пошло — кот исчезал, появлялся, снова исчезал где-то в недрах дворца. Охотно шел на руки к девушкам, и милостиво позволял им себя кормить (“Какой худенький! Свежая рыбка, вот, хочешь свежей рыбки? Погоди, косточки уберу, кс-кс-кс!”) и вычесывать шерсть. Ленточки повязывать, однако, не позволял — уворачивался с недовольным выражением на морде и величественно удалялся. К Ло Бинхэ кот не подходил близко, однако его вниманием бывший ученик не был обделен — пришлось привыкнуть очищать сапоги, прежде чем надевать, и следить, не наблевано ли на подушку кошачьей шерстью. Один раз кот, пристально глядя на Ло Бинхэ с верхней полки шкафчика, изящным движением столкнул вазочку прямо ему на голову — дорогие черные одежды забрызгало водой, цветы и осколки фарфора застряли в волосах, а кот ускакал, злорадно скалясь — можно было бы добавить “мстительно хохоча”, вот только звуков этот кот не издавал. Вообще никаких. Время от времени Ло Бинхэ раздумывал, не поймать ли (учителя) кота и не вернуть ли все на свои места? В конце концов, у него был план: отомстить учителю, отомстить всем заклинателям в Цанцюн, захватить власть над миром людей и миром демонов… Но власть и так шла ему в руки, постепенно, шаг за шагом; орден Цанцюн стоял много лет и мог постоять и еще; что до учителя… Ло Бинхэ хотелось получить его в свою власть, поставить на колени, заставить смотреть себе в глаза (заставить увидеть этого ученика наконец), заставить признать, что он, Ло Бинхэ, лучше и сильнее, чем учитель всегда считал. Иногда хотелось, наоборот, больше никогда не видеть его и не прикасаться к нему. Потому что, прикоснувшись, он не мог больше сдерживать себя: алой пеленой заволакивало разум, алые черты родового знака жгли лицо, расползались на весь лоб, на виски, на скулы. Хотелось заставить учителя кричать. Хотелось, чтобы он дрогнул под его руками. Чтобы ему было так же больно, как когда-то этому ученику. Чтобы ему было — точно так же, как этому ученику. Чтобы… Но мстить коту? Даже если этот кот портит постельное белье, метит сапоги, и точно выслеживает момент, когда можно наступить в тушечницу и оставить черные изящные следы по всему свеженаписанному свитку? Ах да, еще оставляет белую шерсть на черных парадных одеждах, аккуратно сложенных в шкафу. Ло Бинхэ только усмехался, качал головой и следил взглядом — вот, исчезает за углом кончик белого хвоста; пусть его. Потом Юэ Цинъюань, глава ордена Цанцюн, потребовал встречи со своим шиди — пока мягко, хотя и очень настойчиво. Глава Дворца направил его вместе с требованием, вежливо названным просьбой, к Ло Бинхэ — а Ло Бинхэ отказал, отказал, глядя прямо в глаза могущественному заклинателю (зачем ему эта встреча, разве есть ему дело до своего собрата по ордену? О, конечно, он многое попускал Шэнь Цинцю, когда тот был главой своего пика. Но когда пришла беда — позор, обвинения в убийстве и прочие, прочие обвинения, Ло Бинхэ постарался, чтобы их было побольше — разве сделал он что-нибудь, чтобы защитить своего драгоценного собрата? Много его попущение помогло Шэнь Цинцю в водной тюрьме?) От возмущения Ло Бинхэ даже забыл на минуту, что в тюрьме Шэнь Цинцю, его жестокого учителя, нет. Белый кот ему напомнил — грациозно выйдя на середину зала, чтобы пристально посмотреть на Юэ Цинъюаня (нервно подергивая хвостом, топорща усы, но храбро выдерживая человеческое внимание). — Сяо-Сяо! — воскликнул Юэ Цинъюань. — Что ты тут делаешь? Иди ко мне, иди, ты за хозяином сюда пробрался? — Улыбаясь обеспокоенно и виновато, он склонился, протянул руки к коту, рукава — черные, алые, белые — мотнулись по полу. — Домой, я отнесу тебя домой. Может, пусть забирает, мелькнула мысль у Ло Бинхэ. Может, дома учитель превратится обратно в человека. Можно будет сказать, что он сбежал из водной тюрьмы. Никому никогда не удавалось, но он вот сумел, такой уж у него необыкновенный учитель, так будут говорить люди. И это правда, учитель у него необыкновенный. (Можно будет снова хотеть захватить его в плен. Можно спланировать на этот раз все так, чтобы вообще никто не знал, где учитель. Можно заманить его в ловушку, запереть во дворце в мире демонов. Можно будет оставить его только себе). Кот зашипел, выгнул спину и боком, боком, на прямых лапах, отступил подальше от Юэ Цинъюаня, а потом и вовсе бросился прочь и забился куда-то под мебель. — Должно быть, обознался, — печально сказал ему вслед Юэ Цинъюань. — Должно быть, да, — торжествующе ответил ему Ло Бинхэ. — Это не ваш кот. И доступа к Шэнь Цинцю я вам не дам. До суда. (Не будет никакого суда). Когда посетители ушли, Ло Бинхэ повернулся туда, где под нижней полкой роскошной этажерки прятался кот. — Вылезай, — сказал он в пространство, словно бы и вовсе никому. — Никому я тебя не отдам, не бойся. Но кот не вылез, пока Ло Бинхэ не отошел подальше. Только высунулся осторожно — белая мордочка, розовый нос с неровным шрамиком. Надо залечить ему все, загладить шрамы, рассеянно подумал Ло Бинхэ. Или нет, а то лечение кровяными паразитами — это больно. Все-таки кот. Он даже не поймет, почему мучается. Вечером он положил в шкаф на полку с парадной одеждой мешочек с лавандой. И попросил Цинь Ваньюэ сделать в его комнате кошачью лежанку. Лежанку кот проигнорировал, а полку в шкафу почтил вниманием, судя по обилию шерсти на вещах. Когда в Цветочный Дворец перебралась Нин Инъин и стала еще одной его женой, он стал видеть кота чаще — кот любил сидеть у нее на коленях, или забирался на плечи и располагался там меховым воротником. Сяо-Сяо — она тоже так называла его; видела его раз или два на Цинцзин, говорила она; он почти дикий, и в руки не давался, боялся людей. Наверное, люди ему попадались злые, говорила Нин Инъин, гладя белый мех — под мехом шрамов было так много, больше, чем оставил учителю сам Ло Бинхэ с помощью Молодой Госпожи Дворца. Старые шрамы. Следы от переломов, много следов — все это он мог почуять с помощью своей крови в теле (учителя) кота. Да, люди ему попадались злые. Как-то раз, когда кот дремал на коленях у Нин Инъин, Ло Бинхэ удалось его погладить — невесомо коснуться кончиками пальцев и провести по нежной шерстке за ушами. Потом Цинь Ваньюэ потеряла ребенка — выкидыш, много крови, крики и рыдания в женских покоях. Ло Бинхэ ненавидел, когда женщины страдают — женщины не должны страдать, они созданы для радости и любви, Он смог остановить кровотечение, смог исправить то загадочное внутреннее повреждение, которое спровоцировало выкидыш. (И ничего загадочного, посмотри, твоя Молодая Госпожа Дворца как улыбается победно, хихикал Мэнмо, бабы все время делают это друг с другом, есть одна травка… да еще и не одна… а уж талисманов сколько!) А больше ничего пока поделать не смог. Цинь Ваньюэ сперва плакала, потом уснула — белый кот пришел и лег ей на живот, устроился поудобнее и положил голову на лапы. Потом задремал и — во сне — неуверенно муркнул. Ло Бинхэ сел на пол у кровати и поскорее заснул. Он хотел соскользнуть в сон кота — Мэнмо не советовал, но это не дело Мэнмо, — и ему, кажется, удалось. Во сне были огромные тени, страшные, злобные; метались языки огня и пахло гарью, кто-то плакал или, может быть, скулил от боли. Ло Бинхэ пытался найти среди этих теней (учителя) кота, и не находил — только запутался, потерялся, и в конце концов забился в угол в дровяном сарае — снаружи все горело и его искал кто-то чужой, опасный и незнакомый. Откуда-то Ло Бинхэ знал, что если тот его найдет, будет очень больно. Кот тоже прятался в том сарае. Они вместе сидели в углу, Ло Бинхэ снова был мальчиком, и кот прижимался к нему, дрожал, и сердечко его часто-часто колотилось. Тот, кто искал их снаружи, подходил все ближе, ближе, и наконец наклонился, чтобы заглянуть в щель между досками. Ло Бинхэ мог только замереть в ужасе — а кот извернулся и больно вцепился ему в руку когтями. Ло Бинхэ закричал и проснулся. Он сидел на полу, зажимая расцарапанную руку, Мэнмо оглушительно бранился у него в голове (“Учишь его, учишь… сам помрешь и меня за собой утянешь, глупый мальчишка!”), а кот — молча, как всегда — удрал под кровать. Ранки на руке быстро затянулись. Кот избегал его несколько дней. Потом однажды появился — запрыгнул на стол, посмотрел на Ло Бинхэ и грациозным движением лапки сбросил с края стола чашку с чаем. Ло Бинхэ протянул в его сторону руку, чтобы кот ее обнюхал — кот недоверчиво посмотрел на руку и обнюхивать не стал. Развернулся и величественно удалился прочь, сохраняя выражение неземной отстраненности и высокомерия, как подобает гордому (учителю) коту. Ло Бинхэ поймал себя на том, что улыбается. Потом поднял чашку и снова поставил ее на стол. На самый краешек. Шли дни, складывались в недели. Миру заклинателей было уже не до того, что там было или будет с Шэнь Цинцю, заклинателем из ордена Цанцюн — Ло Бинхэ в своем продвижении к власти добавил им иных забот. Нападение демонов здесь, принесение клятвы верности Ло Бинхэ там, устранение непокорных где-то еще… Помнил о своем шиди Юэ Цинъюань, и раз за разом Ло Бинхэ отказывал ему во встрече, давая понять — речь идет уже не о судебном процессе, а о вечной игре во влияние, где главы орденов и значимые для них люди — лишь фигуры на игровой доске. (Суда не будет). В женских покоях Цветочного Дворца еще одна жена Ло Бинхэ зачала дитя — Нин Инъин на этот раз. Ло Бинхэ удвоил охрану, упросил Лю Минъянь проводить больше времени с сестрой по ордену — и по браку; помня о выкидыше старшей жены и невероятных способностях Нин Инъин попадать в беду, отложил все дела в мире демонов и стал спать вполглаза, сторожа лучше всех сторожей. И все равно просмотрел. В жаркой постели, в полудремоте после ночи любви — Молодая Госпожа Дворца была требовательной, лоно ее, горячее, влажное, сжималось вокруг его члена, выдаивая до капли, еще и еще, забирая его семя — и он повиновался, давал ей все, что она хочет, все, что готова взять (она хочет родить от него ребенка; она хочет первой из жен родить от него ребенка) — он не сразу вернулся в явь, когда покой ночи взорвался криками ужаса, и рычанием зверя, и звуками, которые Ло Бинхэ даже не распознал сначала. Он бросился бежать на шум раньше, чем проснулся, раньше, чем вспомнил, что он человек и человеку надо быть одетым хоть во что-нибудь — и только поэтому успел вовремя, прежде всех охранников. А белый кот успел раньше него, потому что уже был в комнате, когда все началось, и Ло Бинхэ увидел, как мечется по комнате демонская тварь — покрытая чешуей, и шипами, и роговыми наростами, неразумная, дикая — мечется и орет, потому что в морду ее, в глаза и нос, вцепился белый кот и молча рвет когтями и зубами все, до чего сумел дотянуться, все, что поддается его зубам и когтям. Нин Инъин, в ночном платье, с распущенными волосами (с белыми шерстинками в волосах), забилась в угол и визжала во всю силу легких. Чтобы остановить тварь, чтобы остановить ее навсегда, Ло Бинхэ не понадобился меч — он ударил с правой руки, посылая сферу ци, и с левой — добивая сгустком демонской энергии, да посильнее. Тварь дернулась и рухнула, когтистые лапы врастопырку, из пасти ее вытекла лужа ядовитой черной крови, быстро пропитывая и разъедая ковры, и пол, и шкурку белого кота, который так и не разжал зубы, терзая ее морду. Ло Бинхэ рухнул на колени возле твари — голую кожу обожгло, это неважно, важно — очень осторожно подвести ладони под белую (красную от крови-черную от крови-белую) шерсть, под животик, высвободить котовье тело — какие-то шипы проткнули бок, и какая-то чешуя изрезала лапы, и пусть он отпустит уже эту дрянь, она невкусная, не кусай ее, ну, не надо, отпусти, уже все, все, вот так, осторожно… Он поднял кота, прижал к груди — короткая схватка дорого тому обошлась: передняя левая лапа висела на клочке кожи и мяса, розовел голый разорванный сустав; из красно-черного месива (кровь и яд) на месте правого глаза торчал обломок шипа; яд дожирал шкуру на боку, а там, где ободрано до белеющих ребер — сжигал и плоть. Но (учитель) кот был жив. Ло Бинхэ замер, держа его на руках — время словно замерло, а он не знал, как его сдвинуть, не знал, надо ли сдвигать. Не знал, сколько у него останется времени, когда оно опять пойдет, как положено. Мэнмо опять что-то кричал в его голове. Ло Бинхэ не мог разобрать слов. Тело у него на руках дышало — трудно и медленно. Сердце билось. Ло Бинхэ отполз в сторону от лужи крови, опустил (учителя) кота на пол, лег сам — ноги не держали, и не надо, в ногах правды нет… — Учитель, — сказал он,— учитель. Пожалуйста. Постарайтесь превратиться обратно. Я смогу вас вылечить. Я обязательно вылечу. Правда. Я умею. Просто кот этого лечения не выдержит. Учитель. Смотреть на учителя было трудно, что-то мешало смотреть — будто сквозь воду, откуда тут вода? Кот повернул голову. Прихватил зубами руку, где дотянулся — еле-еле. Закрыл оставшийся глаз. И медленно (быстро, невозможно быстро), трудно, постепенно (мгновенно для всех, кроме Ло Бинхэ) начал меняться — прямо на руках у Ло Бинхэ, увеличиваясь в размере, добирая вес и объем — а раны остались все какие были. Но теперь это были раны человека — с этим Ло Бинхэ уже мог работать. С этим Ло Бинхэ уже начал работать. Кровяные паразиты внутри тела Шэнь Цинцю пришли в движение, изгоняя отраву, сращивая сосуды, восстанавливая разорванные ткани, делая все иное, что необходимо. Ло Бинхэ знал — это безумно, невозможно больно. Но человек... (учитель) ...сможет это выдержать. Наверное, человек почти все может выдержать. *** Тело демонского зверя унесли, и унесли пропитанный кровью ковер, и вырезали даже доски пола — проще заменить, чем отмывать от яда. Все это время Ло Бинхэ делал тело учителя снова здоровым. В какой-то момент — в короткий миг передышки — он смог поднять его с пола и перенести на кровать — положил его на постель Нин Инъин и лег рядом сам, будто они любовники, и все это время учитель был в сознании, как ни невозможно было ему оставаться в сознании, — все время, пока Ло Бинхэ боролся с ядом и ожогами, и выращивал новые мышцы взамен стесанных на боку, и приживлял на место руку. Больше всего трудов ушло на восстановление глаза — шип сильно повредил глазницу, будет еще болеть, долго еще придется наблюдать и, может быть, заново лечить. В конце концов Ло Бинхэ просто лежал рядом и проверял, как все сделано, не упустил ли он чего-нибудь — как бьется сердце, как течет по жилам кровь, а по духовным венам энергия, как наполняет легкие учителя воздух — ровно, надежно, наконец-то. Вдох, выдох… не крики, не стоны боли, не хриплое сорванное дыхание. Обезболить стало можно только ближе к концу процесса, и Ло Бинхэ сделал это сразу, как только смог — маленькая победа, а следом большая, самая большая, справился же, неплохо для маленького ученика с Цинцзин, правда, учитель, скажите “да”? Кажется, учитель даже прошептал “Да”, неуверенно, еле слышно. Потом облик учителя снова… поплыл, и Ло Бинхэ обнял его поскорее, чтобы учитель еще побыл человеком — больше не будет больно, учитель, шептал он, я обещаю, точно не будет, подождите, вот увидите, оставайтесь со мной… потом уйдете куда хотите, хотите — даже обратно в Цанцюн, пусть их, как-нибудь обойдусь без них, без вас не обойдусь, но вы как хотите, ладно, учитель, скажите “да”... Во сне Ло Бинхэ снова был маленьким мальчиком и прятался в дровяном сарае. Снаружи ходил старый Хозяин Дворца, искал его, но звал чужим, неправильным именем — А-Янь, А-Янь, говорил он, не прячься, выйди ко мне, я так хочу любить тебя… Белый кот прижимался к Ло Бинхэ во сне, и выходить было нельзя. Когда Ло Бинхэ проснулся утром, он был в постели один. А в комнате — не один, хотя Нин Инъин еще в ночи увела к себе Лю Миньян. Белый кот, пошатываясь, на нетвердых лапах, но очень целеустремленно двигался вперед, к низенькому столику у окна. Там, в солнечном пятне, стояла плошка с водой — кто-то принес и оставил, должно быть. У самого столика кот упал, неловко подвернув левую лапку. Ло Бинхэ подхватился с кровати, поднял кота на руки — кот слабо зашипел, показывая зубы, но когти не выпустил — и поставил его на столик, поближе к плошке с водой. Сам попробовал воду — вроде ничего, можно пить, тут, в женских покоях, всегда все надо проверять. Потом смотрел, как пьет (учитель) кот. Все остальное — потом. Сон, странное имя во сне, взгляды старого Хозяина дворца наяву. Дневные дела, людские и демонские. Он займется этим потом. Но сперва он займется (учителем) (котом) учителем. Кот попил воды, подошел к Ло Бинхэ и толкнулся головой в ладонь — гладь давай.