Forest Fires/Лесные пожары

Он увидел ярко-красный. Может, это лесной пожар. Он до сих пор помнит, как впервые научил её разводить огонь. В то время она была такой маленькой, всё её тело было заключено в его объятия, а её золотисто-каштановые волосы были мягкими и пушистыми на его подбородке. Она вцепилась в сухие ветки, а он крепко держал её за руку. В пещере было темно, и мгновенно вспыхнули искры. — Это просто, — она ​​повернула голову и посмотрела на него яркими и ясными голубыми глазами.  Её голос ещё незрелый, но выражение её лица слишком рано развившееся и умиротворённое. Он ничего не сказал, но улыбнулся ей. Он смеялся, какое-то время никому не улыбался. Он подумал, что его улыбка, вероятно, некрасивая, и в лучшем случае это было подёргивание уголка его рта. Она наклонила голову, моргнула, а затем щедро улыбнулась, без колебаний послав ему стандартную ухмылку. Красное пламя быстро прыгнуло за её спиной, тихо покрыв её эмалево-белое лицо сладко-оранжевым красным. Он завернул её в своё пальто и обнял, прижав её тонкую спину к своей груди. Она захихикала, как птица, радуясь возвращению домой. Уговаривая её уснуть, он часто напевал колыбельную — её мать всегда пела ей эту песню без устали в течение короткого времени с ней. Для него мелодия была грустной и грустной. — Мой скворец, не спи. Когда она подрастёт, он возьмёт её на охоту и потренирует меткость стрельбы. Под его чутким руководством она использовала это огнестрельное оружие, чтобы узнать дорогу, но оно ей никогда не нравилось. — Холодно, — она ​​отложила дробовик и пошла искать его тёплую ладонь. В ледяных лесах Северной Европы круглый год ужасно холодно. Он вспомнил, что её руки всегда были холодными, такими же холодными, как корпус пистолета, который она держала. Он также вспомнил, что впервые он спокойно сунул руки в карманы вместо того, чтобы держать её, как обычно. Она широко открыла глаза и недоумённо посмотрела на него. Он повернулся и пошёл домой по снегу, который не прошёл мимо его лодыжки, и на полпути услышал глухой выстрел. Когда он снова оглянулся, он проследил за длинной чередой следов и увидел вдалеке маленькую фигуру: её щёки покраснели от холода, и она тащила мёртвого оленя, тяжело дыша. Он вернулся в пещеру и развёл костёр за результаты её первой охоты. Он знал, что не сможет заточить её в этом холодном и ветреном лесу на всю жизнь, кроме белого снега, у неё было много других красочных миров, которые можно было увидеть. Он рискнул отправиться в ближайшую деревню, чтобы найти бумагу, ручку и всевозможные книги — убежище, еда и одежда не проблема, но, в конце концов, он не может создать сложную человеческую цивилизацию в одиночку. Его подготовка для неё довольно суровая, даже суровая. Но к тому времени она научилась что-то скрывать от него. Например, однажды ночью она потянула рукав в тот момент, когда он взглянул на неё, едва прикрыв шокирующие царапины на мыщцах тыльной стороны руки. Она опустила глаза, её густые ресницы ярко сияли в огне. Позже она начала с ним ссориться. Его это не удивило — ей было пятнадцать лет, и было бы странно не создавать с ним проблем. Она попыталась забыть учения, с которыми была так знакома, нарушила все установленные им правила и пересекла красную линию границы леса. Там она познакомилась с польским мальчиком, который зарабатывал на жизнь лесозаготовкой и попробовала первый в своей жизни ореховый шоколад.  Вернувшись домой, она осторожно призналась ему в этих свежих переживаниях: — Шоколад восхитителен. — Это вкусно, не так ли? — Он вышел из себя, его тон был грубым и жестоким. — Они не хорошие люди, я сказал… — Почему бы и нет? — она ​​покраснела и возразила, как будто он солгал ей. Он вспомнил, что она внезапно встала перед ним, неся гнев, горящий с головы до ног. Её лицо стало расплывчатым и искажённым в волнах тепла, образовавшихся над пламенем, и эти глубокие зрачки были подобны чёрным дырам, поглощающим пепел. — Почему ты всегда просишь меня всё тебе рассказать? — сказала она. — Но ты мне ничего не говоришь! Она захлопнула дверь и издала много шума, а дерево странно скрипнуло. В этот момент ему необъяснимо захотелось рассмеяться, думая, что они были как любая обычная пара отца и дочери в мире. Хотя они всё-таки не такие. В тот день она забежала слишком далеко, обнажив убежище, в котором они так усердно работали, чтобы избежать этого более десяти лет. У него было много недовольства и упрёков, которые текли к его горлу, но он сдался, когда столкнулся с её слезящимися глазами. Она извинилась перед ним, и он успокоил её, прикоснувшись к её волосам, всё было в порядке. После этого они были вынуждены покинуть лес, поспешно разделившись, и их путь к побегу становился всё труднее. К счастью, — подумал он, у них всё ещё было много нежных моментов, которые стоит запомнить. Он вспомнил их воссоединение в Берлине. Она вскочила и в удивлении упала ему в объятия. Она облизала рисовые зёрна, прилипшие ко рту, и улыбнулась, как довольная кошка. Она попросила у него давно потерянного поцелуя на ночь.  Даже после этих разрушительных ссор, после того, как она узнала все жестокие истины и болезненно закричала на него: — Ты не мой отец, — она всё равно выбрала путь, который он решил оставить.  Она спасла его от дождя пуль, обработала рану на его руке, опустила голову и выбрала пулю из окровавленной текстуры. — Я хочу пойти с тобой, — она ​​потянула его за руку и не отпускала умоляюще жалким тоном и редко вела себя с ним как ребёнок. Некоторое время он потерял дар речи, но вздохнул, полагая, что это было согласием. В конце концов, предложение превратилось в ≪Я заберу тебя≫. Он не мог ясно видеть её лицо, и её голос, казалось, доносился издалека, ударяясь о его барабанную перепонку через толстый снег. Он увидел ярко-красный цвет, он понял, что это кровь, горячая кровь с запахом пороха. Она медленно присела перед ним на корточки, словно плакала и что-то бормотала. В последний раз, когда он видел её плачущей, он импульсивно её бил, и это было не более чем ошибкой. Он слегка нахмурился, пытаясь поднять руку, чтобы вытереть её слёзы, но с разочарованием понял, что у него кончились силы. — Эрик, — назвала она его по имени, — проснись. Ему холодно. Воздух словно плыл над запахом ледяного леса, и слабый свет снежинок появился в психоделических белых и ярких тонах, как в той мягкой колыбельной. — Папа? Это было последнее слово, которое прозвучало ему в уши. Его маленькая девочка протянула руку и обняла его, её руки были уже не холодными, а горячими, как костёр в лесу. Её щёки влажно прижимались к ней, и он чувствовал себя сонным, но ему хотелось взглянуть на неё ещё немного — ему хотелось смотреть на неё вечно. Поэтому он не закрыл глаза.