Хиатус

Это был день, когда вся жизнь кажется просто нагромождением ошибок. Как детская игрушка-пирамидка — от крупных ошибок к мелким, от идиотских решений по жизни до досадных тупых мелочей — они накладывались друг на друга, собираясь в целую башню разочарований. Первыми кусают мелочи. Кофе убежавший на плиту, не прошедший автоплатеж за мобильный, отвалившийся интернет. Мерзкая декабрьская погода, тупая головная боль, свернувшаяся клубком за глазницей. Глухое клокочущее раздражение. Как назло, выдался редкий полноценный выходной — ни съемок, ни спектаклей, ни репетиций. Читку новой пьесы в театре перенесли. С таким настроением бы выключить звук на телефоне, сесть в тишине и смотреть фильмы. Был бы умнее — так бы и поступил. Но нет, поздно: раздражение уже подстегнуло написать Лёхе. — Нам сценарий по интеграции подтвердили уже? Конечно, пожалел сразу же, как написал. Не стоило того. Хотел было удалить, но поздно — Смирняга уже прочитал. — А чего ты у меня спрашиваешь? — Ты же у нас вроде режиссер. — Бля. Тох, не знаю, и без этого забот полон рот. Спроси сам. Твоюматьтвоюматьтвоюмать. Антон отбросил телефон на кровать и сел на подоконник. Он добрался до самой основы башенки своих ошибок. До самой крупной, гигантской просто ошибки, застилающей горизонт и загораживающей солнце. Не надо было смешивать личное и рабочее. Да, химия, да, идеальное взаимопонимание, да, долгое одиночество, но можно же было не идти на поводу у своих прихотей? Не дети вроде, знали где остановиться. Надо было тогда хорошенько набухаться в баре, поговорить по душам, пустить скупую мужскую слезу — и закрыть тему. А не сосаться в темноте заглохшего во дворе «Москвича». Не задыхаться от того, как тебя вжимают в стену прихожей. Не скулить под горячими губами на неразложенном диване. Антон бессмысленно пялился в унылую декабрьскую хмарь. Хотелось сигарет, а ещё просто исчезнуть из своей жизни на пару дней. Ну ладно, не исчезнуть. Уехать хотя бы в деревню. Шаги в коридоре отвлекли от тоскливых размышлений. В комнату зашел Юра в одних серых трениках, вытирая мокрые волосы полотенцем. — Говно, а не погода. Вот тебе и выходной, — буркнул Антон, не поворачиваясь. — И тебе доброе утро, — со смешком отозвался Юра. — Ты чего такой кислый? Антон помялся. Обо всей этой фигне даже говорить было тошно, но от семьи что-то скрывать — всегда тупая затея. От Юры особенно. Мало того, что он был в курсе ситуации — он ко всему прочему с детства отличался до странного острой чуйкой. Про Антона и Смирнягу он знал даже до того, как всё, собственно, случилось. То, есть, отмалчиваться без шансов, ещё хуже сделаешь. — Да Ирландец хренью страдает. Сценарий по интеграции не утвержден, а он не чешется… — Антону будто хотелось сказать что-то еще, но он смолчал. Юра с посерьезневшим лицом бросил полотенце на спинку стула и подошел к Антону. — Антох. Ты не должен загоняться из-за этого дерьма, — Юра крепко сжал плечи Антона, заглядывая в глаза. — Он ведет себя, как мудак, но ты-то из-за этого не загоняйся, хорошо? Юра обнял его. — Люди вокруг — говно, Тош. Обманут и бросят, предадут. А семья с тобой всегда. Я с тобой всегда. Антон размяк в юриных объятиях, в груди у него засвербело от благодарности. — Понимаешь? — Юра отстранился и взял его лицо в ладони. — Если ты будешь с семьей, то ты никогда не будешь один. Глаза по-дурацки защипало. Юра говорил всё правильно. Следовало ждать, что рано или поздно это произойдёт, никогда ничего хорошего не выходило из совмещения работы и отношений. Антон закивал. — Всё будет хорошо, — прошептал Юра, заглядывая в глаза. Большим пальцем смахнул слезу, предательски побежавшую по щеке Антона. — Ты не будешь грустить? — Не буду, — шмыгнул носом Антон в ответ. Всё происходило так плавно, что Антон и не успевал толком ничего понять. Юра кутал его в кокон нежных прикосновений, утешительных, таких мягких и теплых. Прятал в них от злого колючего мира. Ладони поплыли по шее, плечам, спине. Первые легкие поцелуи на щеках тоже прошли мимо сознания, и только прикосновение к губам заставило было спросить «ты чего», но губы тут же накрыли настойчивей, а ладони скользнули по спине под футболку. Осознание запаздывало. Это было даже не осознание, а, скорее, вопрос: Юра что, соблазняет его? Нет, Антон, конечно, замечал, как Юра ещё подростком иногда поглядывал на него, но вроде гормональные бури и период осознания ориентации уже позади… Беда была в том, что Антон чувствовал себя пластилином в юриных руках. Ничего просто не могу поделать. Не в том состоянии? Или просто не хотел? Вот тебе и паралич воли. Антон успел только выдохнуть вопросительное «ты?..» Юре в губы, перед тем, как тот уверенно углубил поцелуй. Антон вцепился Юре в плечи, чувствуя, как пол плывет под ногами. В голове всё еще красной тревожной лампочкой мигала мысль о том, что его соблазняет Юра — их пятнадцатый, мелкий, которого нужно оберегать и опекать. Ласковый как котенок, хитрый, как лис. Впрочем, хватило нескольких секунд, чтобы последние мысли в голове смыло напрочь волной возбуждения. Юра целовал его жадно, глубоко, торопливо. Прижимался плотно, тянул за волосы на затылке. Антон, окончательно сдавшись на милость своему безумию, потерся бёдрами в ответ, чтобы хоть как-то облегчить тяжесть возбуждения. Юра застонал ему в рот. Юрина рука со спины скользнула через бок, по животу вниз, к паху, чтобы плотно и властно сжать. Антон зажмурился. Стояло у него так, что было больно. Юра потянул его к неубранной кровати, попутно стаскивая с него футболку. Опрокинул на спину, не разрывая поцелуя, попытался распутать завязки на спортивках, но руки плохо слушались, Антон потянулся помочь. Юра уселся на пол и с силой рванул с него штаны, жадно припал губами к выступающей тазовой косточке, глядя в глаза Антону. — Всё будет хорошо, — глухо и тихо проговорил Юра. Антон не хотел ни о чем больше думать. Только безоговорочно верить и таять в этих ощущениях. Когда Юра стянул с него белье, Антон почувствовал, как краска заливает щеки и уши. Когда Юра не спеша, будто примериваясь, накрыл губами головку члена, Антон судорожно выдохнул и распрощался с остатками здравого смысла. Остались только вспышки удовольствия от того, как Юра влажно посасывает его член, придерживая рукой и не торопясь заглатывать глубже. Антон вплел пальцы в волосы на юрином затылке, чуть надавливая, заставляя пропустить член по горлу. — Так, так, мой хороший, — выдохнул он, запрокидывая голову. Юра мягко сжал его яички, скользнул пальцами ниже, легко оглаживая по промежности, незаметно скользя к ягодицам. — Там, в столе, слева, — выдохнул Антон, понимая, что этими словами разом подписывает себе смертный приговор и путевку в ад, выторговывая короткое пребывание в рае земном. Юра отстранился и потянулся к ящику стола, нашарил тюбик смазки. Выдавил на пальцы, чертыхнулся — слишком много, руки подрагивают. Скользнул ладонью обратно между ягодиц, огладил вход, толкнулся сразу двумя пальцами, но осторожно, медленно. Когда пальцы туго проскользнули внутрь, Антон инстинктивно закрыл лицо руками. — Нет, нет, Тош, смотри мне в глаза, — Юра потянул его за локоть. — Тебе хорошо? Тебе нравится? Антон кивнул и сорвался на стон, когда Юра ввел пальцы глубже и пошевелил ими, нащупывая подушечками простату. Антон уже не пытался закрыться — острое наслаждение перекрыло последний стыд. Он развёл колени шире, выгнулся в пояснице, насаживаясь на пальцы. — Так? — Юра ритмично двигал рукой. — Какой ты жаркий внутри, какой нежный… Юру самого крыло от вида приоткрытых губ Антона, от того как полыхают его щеки, от того, как он в сладкой муке сводит брови, от горячей тесноты, охватывающей пальцы. Столько раз он представлял себе, каково это будет, но реальность, как обычно, оказывалась безумнее и прекраснее любого вымысла. Левая его рука безотчетно блуждала, то поглаживая бедро, то касаясь кончиками пальцев горячего напряженного члена, то пощипывая сосок — хотелось прикасаться везде и сразу, хотелось обладать. Юра добавил третий палец и пошевелил ими, чуть сгибая, отчего Антон сдавленно заскулил. Юра не выдержал и сжал через штаны свой член, давно требующий внимания. — Юр, ещё… От молящего голоса брата крышу сорвало окончательно, терпеть дальше сил не было никаких. Юра поднялся и рывком стянул с себя штаны вместе с трусами, опустился на кровать между разведенных бедер Антона. Быстро смазав себя, подтолкнул Антона под бедро, приставил головку ко входу и надавил, растягивая тугие мышцы. Антон охнул, вцепившись в Юрины предплечья. — Слишком резко? Больно? — Юра замер, давая ему привыкнуть. Склонился ниже, мазнул языком по мочке уха, припал губами к шее, где быстро и жарко колотился пульс. — Нормально, — Антон облизнул пересохшие губы. — Хорошо… — он перешел на свистящий шепот. Антон снова охнул, когда Юра, покачивая бедрами, протолкнулся глубже. — Блин, — застонал Антон ему на ухо, — какой же ты большой… Юра от этих слов жарко застонал в ответ, толкнулся чуть резче. Антон прикрыл глаза, потому что картинку перед глазами повело. Он закинул ноги Юре на поясницу. Хотелось больше, хотелось глубже. Всего, сразу и быстрее, чтобы не успеть опомниться и осознать. Не дать себе признаться, что он давно хотел этого — гнал мысли, но на задворках сознания один за одним плодились эти образы. Как Юрина рука скользит ему в треники, как мягкие губы прихватывают мочку уха. Как Юра устраивается между его бедер, нависая над ним и заставляя разводить ноги шире. Как его член чувствуется внутри. Чёрт. Юра поцеловал Антона, прикусывая нижнюю губу. Он трахал его медленно, тягуче, выходя почти на полную, боясь ускориться и сорваться. Антон под ним елозил и тихо, тонко постанывал — ему явно хотелось быстрее и резче. Юра приподнялся на одной руке, перевёл взгляд вниз, на член Антона, сочащийся смазкой. — Как ты течешь, братик, — простонал он. — Даже на ладонь сплевывать не надо… Юра обхватил ладонью головку члена и огладил по кругу, Антон заметался под ним и застонал в голос. Двигаться размеренно, удерживать контроль было все тяжелее. Была не была. — Перевернись, Тош, — скомандовал Юра, выходя из Антона и мягко подталкивая под бок. Антон с трудом встал на колени — руки и ноги уже не держали. Но готов он был уже абсолютно на что угодно — плевать на всё, лишь бы Юра не останавливался. Юра смазанно поцеловал Антона в лопатку, чуть раздвинул коленом его ноги для устойчивости, провел членом меж ягодиц и легко, резко вошел в растянутую дырку. Антон прогнулся в пояснице, шумно выдохнув. Он отпустил последний контроль, отзываясь стоном на каждое ускоряющееся движение, на каждый шлепок бедер о бедра. Юра усилием заставил себя чуть замедлиться, склонился и обхватил ладонью член Антона, задвигал рукой резко, размазывая натекшую смазку по члену. Юра старался: ему хотелось сделать так, чтобы Антон забыл про чёртова Ирландца, про все невзгоды и вообще про весь белый свет. Хотелось, чтобы просил, чтобы принадлежал. Чтобы отпустил, расслабился, простил себе все ошибки. Юра зашептал срывающимся шепотом на ухо: — Хорошо тебе, братик? Нравится? — Да, — выдохнул Антон, — да, продолжай, ещё! Юра двигал рукой, подгоняя темп под ритмичные фрикции. Антон заметался под ним, судорожно подмахивая бедрами — больше сил сдерживать оргазм не было. Каждое движение Юры било по нервам волной удовольствия. Антон сжался на юрином члене, срываясь на крик и кончая на простыни. Юра до боли закусил губу, чувствуя, как член Антона вздрагивает у него в руке. Антон, всхлипывая, упал грудью на кровать. Юра крепко сжал бедра и начал вколачиваться всё быстрее, всё хаотичнее, увеличивая амплитуду и протаскивая Антона к изголовью кровати. Юра кончил с глухим протяжным стоном, заваливаясь грудью на спину Антона. Чуть прихватил зубами горячую влажную кожу на загривке. Длинно выдохнул. Вышел из Антона и рухнул на подушку, тяжело дыша. Неужели всё взаправду? Это не сон, не очередная фантазия. Антон — живой, взаправдашний, не выдуманный — пристроился рядом, толкаясь и фыркая: — Ну подвинься, там пятно. Юра протянул руку и мягко погладил по растрепавшимся волосам. Антон улегся на его плечо и закрыл глаза. Почему-то ему вспомнилось ощущение бесконечно долгого утра летом в деревне. Спокойно, светло и очень тихо внутри, мир вокруг маленький и предсказуемый. Палец обводит блеклый цветок на рисунке обоев, солнечный луч из окна греет макушку. Юра легкими поцелуями покрывал его лицо. — Всё будет хорошо, Тох. Нам с тобой больше никто не нужен. Правда ведь? — тихо говорил он между поцелуями. — Ты прав, Юр. Надо перестать загоняться. Антон сел на кровати, нашарил телефон в сбитом одеяле и лёг обратно. Он знал, что все ошибки легко исправить, даже самые огромные. Всё в этой жизни на самом деле очень просто, если правильно расставить приоритеты. — Я напишу Ирландцу прямо сейчас. Мы берем хиатус. Юра молча прижался губами к его макушке.