Горькие ночи.

Многоэтажный дом непоколебимо стоял в сумерках. Именно в этом доме жил Миша, возле двери в квартиру которого сидел Андрей. Сидя на корточках и сложив руки в замок он прислонился к рукам лбом, бездонно устремляя взгляд в пол и постукивая правой ногой. Парень заметно нервничал, тихо пристроившись под дверью своего старого друга- он тревожно вслушивался в звуки, доносящиеся из квартиры. Подняв свою голову, он забегал глазами по лестничному проему и по всему окружению, все ещё внимательно слушая. Внезапно, в замке раздалось копошение. Андрей мгновенно выпрямился, обеспокоенно нахмурив брови и встал. Дверь квартиры медленно открылась, после чего из которой шатким шагом вышел Яша. Облизнув губы, Яша вдохнул в грудь воздух и устало произнёс. - Тяжко ему приходится сейчас. Я не смог ничего сделать. - на этих словах он тяжело вздохнул, подняв глаза на Андрея - Он меня напросто выгнал. Того гляди, кулаками по столу забьёт и никого видеть не захочет. Пока Андрей заинтригованно слушал собеседника, из открытой квартиры раздался приглушённый стон. Оба парня обернулись, после чего понимающе переглянулись и поджали губы. - Спасибо за то, что пришёл к нему сегодня. Можешь идти. - договаривая последние слова, Андрей протянул тому руку, попутно поглядывая на квартиру с поднятой бровью. - Да что уж там, - Яша пожал ему руку - тебе спасибо за то, что пришёл. Оставь мы его сейчас, Анфиса ничего-бы не смогла поделать. Андрей слабо улыбнулся, махнув собеседнику на прощание и прикоснувшись к дверной ручке. Он боязливо зашёл в квартиру, стараясь выглядеть в квартире его жену. Аккуратно встав у порога, он неторопливо закрыл дверь и принялся оглядывать комнаты. Он слышал копошение в комнате Михаила, но не решался пройти. Тут в дверях его комнаты появилась Анфиса, губы которой тряслись, а руки были робко сложены на груди. Увидев Андрея, её глаза наполнились слезами и она бросилась к нему в объятия. Схватившись за его затылок, она крепко прижалась к нему, уткнув лицо в его плечо. Потянись Андрей обнять ее в ответ, как она жалостливым голосом прошептала. - Мне больно видеть его в таком состоянии. Он никак не даётся ни мне, ни Яше. Спасибо тебе за то, что пришёл. Пока Андрей неловко стоял, она взялась за его лицо обеими руками и расцеловала его щеки, после чего аккуратно отошла и выразительно взглянула на дверь, ведущую к Михаилу. Андрей кивнул, без помощи рук опрометью снял обувь и прошёл в комнату. Увидев, что он уже вошёл, Анфиса кинула надеющийся взгляд и ушла на кухню. Медленно шагая по деревянному полу, Андрей ненароком оглядел шкафы, после чего устремил взгляд на диван. Наконец увидев друга, его лицо скривилось. На диване, под легким флисовым покрывалом лежал напряженный Горшенев. Он был полностью зажат, скрючившись на матрасе и жадно сжимая мягкую подушку, в которую он уткнул и своё лицо. Его пальцы то нервно перебирали ткань, то застывали на несколько секунд, словно пережидая боль. Михаил вдруг начал елозить своей головой, переодически вжимая ее в плечи. Через несколько секунд, его голова медленно повернулась, все ещё прижимаясь к подушке, и из-под растрепанных темных волос на Князева поднялся томный взгляд. Андрей нервно ухмыльнулся, руки его невзначай дрогнули и поднялись. Он сразу же метнулся к кровати и осторожно присел рядом с ним, наклонив голову и вглядываясь в его глаза. Брови Горшенева вдруг поднялись на долю секунды, но позже он снова их нахмурил и уткнулся носом в подушку, протяжно промычав. Он начал неразборчиво и раздраженно что-то бормотать. Андрей мягко коснулся его плеча и оттянул, пытаясь освободить его уста от подушки и расслышать его речь. Ему удалось подвинуть Горшенева, и тот начал говорить. - Зачем вы ко мне приходите... - Мих. - тихонько проговорил Андрей. - Толку от ваших визитов никакого. Мне никто не нужен. Князев вздохнул с жалостливой усмешкой. - Разве ты сам не видишь, в каком же ты состоянии? - Вижу. Мне ужасно плохо. Так зачем вы появляетесь? - голос Михаила начал ломаться. Тон становился более жалобней, словно он сейчас заплачет. - Я не хочу, чтобы вы видели меня таким. Михаил начал подёргивать плечом, стараясь стряхнуть с него руку. Постепенно его тело перестало сжиматься, и он обессилено лежал. Руки его скатились с подушки, тело начало поворачиваться на спину и лицо его медленно открывалось. Князев увидел, что он начинает менять положение и подвинулся ближе. Он приподнял голову друга рукой, а второй вытаскивал подушку и клал рядом со своею ногой. Оперев подушку о свою ногу, он положил голову Горшенева удобней и разворачивал его плечи. Михаил было начал брыкаться, бормоча что не нуждается в его заботе, и пошёл бы он прочь отсюда, но отчасти он не сопротивлялся вовсе. Он теребил руки Князева своими, безмолвно донося мысль о том, что-бы он перестал его трогать, но удавалось ему лишь слабо касаться его кожи пальцами и зацепляться за ладони. Прорычав, он перестал цепляться за руки и, нелепо отпихнув кисти за тыльные стороны, он помотал головой. - Больше выебываешься, чем страдаешь. Я же не бить тебя пришёл. Опека лишь надоедала ему. Его не интересовала помощь окружения, сколько доза. Затуманенное сознание не искало ни поддержки, ни опоры. Лишь вещества могли усмирить его разум- что было неоспоримо. Бессонные ночи следовали одна за другой. Михаил то и дело, что просыпался в поту каждый раз, когда ему все-таки удавалось заснуть. Дрожащими руками он водил в темноте, вырисовывая пальцами непонятные силуэты, пока Анфиса на ватных ногах смачивала холодной водой тряпку, а Княже обеспокоено сидел возле него и поглаживал по плечу, дожидаясь его супругу с помощью. Бред донимал его сознание, что наблюдала Анфиса. Друзья приходили помочь ему словно на дежурство. Каждый день они мельтешили около Горшенева, в попытке помочь ему своей заботой, а тот все мотал головой и требовал лишь одного, размахивая руками на каждого. Лихорадочное состояние доводило его до разного поведения, слов и действий. То он жалобно смотрит на свою жену, взывая о помощи, то прогоняет всех прочь. Но состояние его становилось лучше. В один из дней, когда его недуг достиг кульминации, Балунов добровольно согласился на визит и пришёл в его дом для помощи, ведь не мог он оставить близкого друга зная, что он переживает ужаснейший этап его жизни. Часы показывали 02:14, когда он пришёл. Стоя на пороге и закрыв дверь, стараясь не издавать лишних звуков он снял обувь и прошёл на кухню, где горел свет. За столом сидела Анфиса, бездумно ковыряясь вилкой в тарелке с едой, трапезой которой она занималась. - Анфиса. - шепотом проговорил Балунов, встревоженно глядя на неё из дверного проема. Подняв глаза, она встрепенулась и встала со стула, подойдя к нему. Заглянув в его глаза, все ещё находясь в гробовой тишине она положила руки ему на плечи окинула их взглядом, похлопывая по ним. Подняв брови, Балунов со всем сожалением смотрел на неё, накрыв ее руку своей и взяв, опуская со своего плеча. Рукой показав, что он пошёл к нему, она мгновенно убрала вторую руку и закивала, вглядываясь в его лицо в полумраке, ведь лампочка с кухни слабо попадала за ее пределы. Увидевшись с Анфисой, Александр прошел по коридору и юркнул к комнату Горшенева, где его и увидел. Михаил лежал в кромешной тьме, широко раскрыв глаза и смотря в потолок, держа руки по бокам и лёжа в постели прямо. Щуря глаза, Балунов подошёл к дивану и, придерживаясь за него, тихо присел рядом с ним. - А ты кто? - раздался голос Горшенева, спокойный и негромкий. Шумно выдохнув, Балунов провёл пальцами от плеча Михаила до его ладони, осторожно притянув к себе и заключив в замок двумя руками. - Эх, Гаврила. - грустно произнёс Александр почти над его ухом. - Шура... - произнёс Михаил сквозь губы. Его глаза прикрылись, а в голосе была слышна улыбка. - И чего ты тут раскис? - шутливо, но так трепетно спросил Балунов, прикоснувшись губами к задней стороне своей ладони, все ещё держа руку Михаила в своих. Горшенев замолчал, повернув голову к стене. Балунов увидел движение и отчаянно закрыл глаза, опустив голову вниз и прислонившись лбом к его пальцам, повернув его руку. - Ну что с тобой, а? Все драму тут устраиваешь да капризничаешь. Ты ведь уже проходил через это. Горшенев все молчал. Тяжело дыша, он снова завертел головой и повернулся к старому знакомому. Увидев его белую макушку в темноте, он снова вздохнул и затупил взгляд в пустоту, ни о чем не думая. Балунов крепко держал его руку и думал о всем том, что может случиться с ним в случае утраты и о всем том, о чем бы не позволил себе думать в обычный день. Прискорбные мысли донимали обоих парней, и Горшенев вдруг снова повернул голову и устремил взгляд в потолок. Шумно вздохнув, Балунов тихо усмехнулся и придвинулся ближе к дивану. - Что, - сатирически произнёс Александр - сдуться хочешь? Пару альбомов записал и все? Больше ведь ничего после тебя не останется. Издав подавленный смешок, Горшенев начал искать глазами в темноте глаза собеседника, пока тот с надеждой на разговор наблюдал за его действиями. Встретившись взглядами, они долго смотрели друг на друга, и лицо Балунова застыло в жалостливой гримасе. - Нет. Брови на полу сидящего дрогнули, услышав ответ. - Теперь из вредности не крякну.