***
В комнате Вэнь Кэсина горел тусклый свет; толстые восковые свечи потрескивали в глазурованных фарфоровых чашах, окрашивая стены в теплый темно-оранжевый цвет. — Присаживайся, пожалуйста, — сказал Вэнь Кэсин, расположившись у низкого столика. Зеленый шелк его мантии мерцал янтарным светом. — Придется довольствоваться второй лучшей комнатой в гостинице, поскольку самая лучшая была бесстыдно украдена подлым негодяем. Чжоу Цзышу сел рядом с ним на мягкую подушку и, оттянув рукав, налил им обоим вина. — Поистине подлый негодяй, который принял добровольный подарок. — А-Сюй, А-Сюй, — сказал Вэнь Кэсин со смехом в голосе, — похоже, я не могу не предложить тебе все. Чжоу Цзышу поставил кувшин с вином и посмотрел ему в лицо. Хотя его тон был легок, Вэнь Кэсин смотрел на него глазами, похожими на лампу, с которой сняли абажур; напор, ранее скрытый, был теперь полностью раскрыт. Волосы на затылке Чжоу Цзышу встали дыбом. Он уже видел проблески этого выражения раньше, когда они были одни или когда дрались — что-то глубокое, пьянящее и едва заметное. — Кто ты, Вэнь Кэсин? — произнес он. — Твоя родственная душа. — Не могу представить, что ты сделал в своей прошлой жизни, чтобы заслужить это, — усмехнулся Чжоу Цзышу. Он одним глотком осушил бокал вина и налил себе еще. Собеседник наблюдал за ним из-за веера. — Могу только предположить, что это был какой-то героический поступок, чтобы завоевать такой приз, как ты, — ответил он, подняв веер и кокетливо прикрыв рот. Свет свечей плясал в его тёмных глазах. Чжоу Цзышу было запрещено желать его. Гвозди, пронзившие его меридианы, по которым вяло циркулировало Ци, как сапоги, пробирающиеся через грязный пруд, давно решили за него. — Ты еще не завоевал меня. — Оу. — Вэнь Кэсин поднял брови и положил веер на стол. — И что я должен для этого сделать? Его рука медленно опустилась с края столика на бедро Чжоу Цзышу. Теперь он был достаточно близко, чтобы Чжоу Цзышу уловил легкий аромат его одежды, тот самый аромат, который преследовал его весь день, даже в отсутствие Вэнь Кэсина. Его дыхание пахло вином и сладкими кунжутными лепешками; желудок Чжоу Цзышу горел. Он сглотнул, почувствовав внезапную сухость во рту. Взгляд Вэнь Кэсина многозначительно опустился вниз, чтобы посмотреть, как подрагивает его горло. В комнате стояла удушающая жара. — Ты сказал, что предложишь мне все. Что ты можешь дать? Уголки губ Вэнь Кэсина изогнулись в лукавой улыбке, и он наклонился к Чжоу Цзышу, пока тот не почувствовал, как колотится его сердце. Пальцы Вэнь Кэсина прошлись по его подбородку, где скрытый шов маски, которую он носил, сливался с кожей. — А-Сюй, — прошептал Вэнь Кэсин, едва касаясь губами его уха, — тебе не нужно носить маску со мной. Чжоу Цзышу вздрогнул и притянул его за бедра к себе на колени. Фальшивое лицо, которое он так долго носил, исчезло, и он посмотрел на Вэнь Кэсина собственными глазами. — Я показал тебе свое истинное лицо, — выдохнул он в губы напротив, — а теперь скажи, чего ты хочешь. — Тебя. Вэнь Кэсин взял его лицо обеими руками и поцеловал. Чжоу Цзышу вздохнул, нащупывая рукой поясницу Вэнь Кэсина. Тот издал тихий хриплый звук, когда Чжоу Цзышу прикусил его нижнюю губу, втягивая ее в рот. Вэнь Кэсин провел рукой от его подбородка вниз по шее, упираясь в гладкую кожу под ключицей, где распахивалась мантия. Чжоу Цзышу мягко обвил пальцами его запястье и убрал руку. — Не там, — сказал он, думая о вопросах, на которые не хотел сейчас отвечать, и снова поцеловал его. Вэнь Кэсин издал гулкий звук в их соединенные губы. — Ты можешь прикоснуться ко мне, если хочешь, — сказал он, высвобождая свое запястье из хватки Чжоу Цзышу, чтобы опустить руки к поясу, удерживающему слои шелковых одежд на месте, и Чжоу Цзышу зарычал, оставляя поцелуи на челюсти Вэнь Кэсина, засасывая кожу на его шее. Из горла Вэнь Кэсина вырвался стон, симпатичный румянец украсил его лицо. Волна агонии пронеслась по телу Чжоу Цзышу. Его меридианы наполнились болью, как ветви дерева после удара молнии. Он согнулся пополам, отчаянно вцепившись в мантию Вэнь Кэсина. — А-Сюй! Тревожный крик Вэнь Кэсина прозвучал словно из-под воды. Он удерживал его в вертикальном положении, положив сильные руки на плечи, но этого было недостаточно. Чжоу Цзышу с трудом подавил рвотный позыв. Полночь. Как он мог забыть? Гвозди в груди запульсировали новой волной белого огня, и он стиснул зубы, чтобы подавить вой. Пальцы Вэнь Кэсина уже были на его запястье, проверяя Ци, и его глаза расширились от ужаса. Чжоу Цзышу изо всех сил старался оставаться в сознании. Обычно по вечерам он спал, готовясь к боли, которая мучила его каждую ночь, но на этот раз она застала его врасплох. Прошло много времени с тех пор, как он был поражен ею до такой степени. Казалось, что каждый из его меридианов был разрезан ножом хирурга, методично и безжалостно. — А-Сюй, мне нужно, чтобы ты оставался в сознании, — сказал Вэнь Кэсин громким, но дрожащим голосом. Медленный поток прохладной духовной энергии вливался в запястье Чжоу Цзышу, но это никак не заглушало боль. Его пальцы с побелевшими костяшками вцепились в мантию Вэнь Кэсина. — Я помогу тебе добраться до кровати и хочу, чтобы ты лег. Чужая рука обхватила его за талию, и он почувствовал, как его приподнимают в полустоячее положение. С помощью Вэнь Кэсина он доковылял до кровати. — Не спрашивай почему, — сказал он хриплым голосом сквозь стиснутые зубы, как только его спина коснулась матраса, — пожалуйста, не спрашивай почему. Как он мог рассказать ему обо всем, что сделал? — Не буду, — сказал Вэнь Кэсин более серьезно, чем когда-либо слышал от него Чжоу Цзышу. — Я не буду, А-Сюй. Последнее, что он почувствовал, прежде чем все вокруг потемнело, был холодный палец Вэнь Кэсина на его щеке, смахивающий случайную слезу.***
Он проснулся на рассвете, благословенно свободный от боли, с рукой Вэнь Кэсина, держащей его. Тот уснул на полу рядом с кроватью, верхняя часть его тела лежала на матрасе, одежда была помята, а волосы наполовину выпали из-под шелковой ленты. Чжоу Цзышу показалось, что, будучи в таком неопрятном состоянии, Вэнь Кэсин в каком-то смысле снял одну из своих масок. Чжоу Цзышу посмотрел на него с нежностью, на которую давно считал себя неспособным, поцеловал его пальцы, переплетенные со своими, и снова заснул.