Танец мечей и иллюзий

Полуденное солнце мягко освещало заснеженные крыши домов, играло бликами на льдинках. Встречающиеся по пути ветви деревьев, казалось, были искусно выточены из хрупкого хрусталя. Кирин медленно ступала по тракту. Удобно откинув голову на плечо Масамунэ Араи, Мэй расслабленно сидела впереди. Закрыв глаза, девушка с улыбкой подставляла лицо тёплым лучам. Ронин одной рукой держал поводья, а второй надежно обнимал за талию свою прекрасную спутницу. – Твои волосы пахнут весной, – бывший самурай сделал еще пару вдохов, улыбнулся и поцеловал её в висок, – только не засыпай, мы почти на месте. Уже несколько дней они провели в пути. Зацепка – возможно, последняя в долгих поисках - получена волей судьбы: случайно встреченный старый знакомый по доброй памяти поделился слухом об убийствах в одном из прибережных поселений. Крестьяне разнесли слух о проклятой деревне, в которой после захода солнца каждый мог попасть в лапы они. Байки, досужие разговоры, басни для простых людей, но в Масамунэ эта история снова зажгла надежду. Чем ближе они были к деревне, тем страшнее и кровавее становились рассказы местных. Чем меньше времени оставалось провести в пути, тем более взволнованным становился ронин. Спокойствие его иногда казалось весенним льдом на реке – что-то под ним есть, холодное и обманчивое, совсем уже рядом, и вот-вот пойдут трещины по безупречной поверхности, и черная глубина освободится. Однако Сумико была хорошей наставницей: нежным словом, легким прикосновением, мягким поцелуем Мэй возвращала Масамунэ, отвлекала от мрачных мыслей. Наконец, поздним ясным утром путники приблизились к своей цели. Низкие, бедные дома жались с одной стороны к сосновому лесу, с другой – к узкой полосе морского берега. Сердце Мэй забилось в предвкушении. Что там, среди деревянных стен? Неужели разгадка тайны? Масамунэ ловко спрыгнул с лошади, а после помог девушке: нежно обхватив за талию, он опустил её на землю. Не разрывая объятий, крепко прижал к себе, шепнув тихо и коротко: – Готова, лисица Мэй? – Готова, – девушка улыбнулась ронину и заботливо поправила прядку его волос, - когда ты рядом – не страшно. Масамунэ улыбнулся мягко и открыто, и они осторожно направились в деревню. Было тихо. Лишь изредка ветер трогал колокольчики на порогах домов, играя свою мелодию, печальную и спокойную. Время здесь словно остановилось. – Взгляни!.. – Мэй указала рукой на странный иероглиф над дверью в ближайший дом. Тонкие знаки будто только что вышли из-под кисти опытного каллиграфа. Масамунэ подошел ближе. Провел рукой – изображение чуть смазалось. Знак свежий. Он взглянул на свои пальцы, чуть растер ими оставшуюся алую краску и поднёс к носу и нахмурился: – Кровь. Идём, осторожно. Готовые к бою, они двинулись вглубь деревни. Кровавый символ встречался на каждом доме. Неестественная, неживая тишина не прерывалась ни говором людей, ни пением птиц, только изредка что-то будто хрустело вдалеке. Источник приближался, и вскоре, за поворотом, на главной площади, Мэй и Масамунэ увидели страшное. Сначала кицунэ не поверила своим глазам: что это за алые следы вокруг? А там что, рука? Но почему одна, без тела, у дерева? В ней до сих пор оставался маленький, кухонный нож, по иероглифам на рукояти которого растекалась кровь, яркая, будто тушь. А что это за странная тень посреди площади? Масамунэ предостерегающе притронулся к плечу Мэй: осторожно! – и она смогла собраться, отгородиться от ужаса и оценить развернувшуюся перед глазами сцену. Гора тел: жители несчастной деревни. На вершине жуткого кургана – огромный ёкай, сгорбившись, … принимал пищу. Не было сомнений, страха, желания убежать. Боевой азарт горячил кровь Мэй, тело само приняло атакующую стойку. Совместные тренировки не прошли даром – коротко кивнув друг другу, ронин и лисица в плавном движении разошлись, окружая ужасное существо. Мэй, как её и учили, держалась на безопасном расстоянии, внимательно следя за противником, не сосредотачиваясь на уродливом лице, чудовищных когтях. Искала слабые места, планировала пути отступления. Ждала знака. Еще секунда и Араи, взяв двумя руками катану, поднял её почти вертикально и двинулся вперед. Первая атака была отбита легко – ёкай лениво, будто походя, мазнул раскрытой ладонью куда-то вбок, и когти его безошибочно поймали меч ронина. Раз за разом Масамунэ наносил точные, методичные удары, проверяя противника на прочность. Пора было помогать и лисице. Выверенные выпады и перекаты, быстрые и точные взмахи оружия, внезапные и резкие атаки сотканных из света птиц… Это был чарующий танец мечей и иллюзий, и на несколько ярких, захватывающих моментов Масамунэ и Мэй были одним целым, оружием, смертоносным и прекрасным, поражающим точно в цель. Но чем дольше длился бой, тем чаще сбивался с привычного ритма воин, чаще кицунэ оскальзывалась на мокром льду. Высокая фигура демона неестественно изгибалась, тонкие длинные руки били быстрее мечей. Он то выпрямлялся в полный рост, делая недосягаемым свое уязвимое горло, то кидался в атаку, почти стелясь по земле, как огромный паук. Они отражал атаки ронина, блокировал иллюзорных помощников Мэй своей магией и двигался быстро и непредсказуемо. На бойцах все чаще появлялись раны – пока только порезы, царапины, но сколько еще осталось у них сил и удачи? Все решил случай. В один момент Мэй почти удалось ослепить демона своей магией, а в другой, воодушевленная маленькой победой, она неосторожно ступила на чье-то тело. Проскрипел по льду маленький нож с резной ручкой, привлекая внимание, делая девушку целью. И ёкай не упустил шанса: швырнул в ронина остатками своей трапезы, выигрывая момент, разрывая тонко настроенную связь боевого танца, и ударил лисицу в грудь раскрытой ладонью. На странную, пугающую секунду Мэй почувствовала себя невесомой. Не было воздуха в легких, только под ногами. Миг – и ее тело ударилось о дерево. Демон торжествующе взвыл и остановился, ожидая увидеть безжизненное тело противницы. Боль от удара была яркой, как огненный цветок, но скоро отступила. Сила кицунэ помогла вновь заполнить легкие, прогнать предательские темные точки из глаз. Жива! – махнула девушка ронину, и тот, торопясь воспользоваться моментом замешательства, метнулся к ёкаю. Росчерк стали… Россыпь семян остролиста и засушенных листьев сои… И завершающий аккорд. Затихший лес потревожил лязг катаны о маску, висевшую на поясе ёкая. Истошный, нечеловеческий крик. Бесплотное тело окутала темная дымка, которую медленно рассеял прохладный ветер. Пока Мэй осторожно вставала, не доверяя своему израненному телу, Масамунэ остриём катаны перевернул демоническую маску, желая узнать имя противника. Его губы шевельнулись, будто он пробовал имя на вкус, потом повторили снова. Повернувшись к Мэй, он глубоко вдохнул морозный воздух. - Спустя все эти годы!.. Высокая, прямая фигура – сам клинок, острее катаны. Солнце кинуло лицо в тень, вычерчивая острые углы – твердая полоса губ, темная глубина глаз. Даже ветер не смел в этот миг коснуться воина. Еще не совсем понимая важности момента, но ощущая ее, Мэй заторопилась, предвосхищая недоброе. Ронин сделал несколько шагов назад и упал на колени. Глаза его не отрывались от кицунэ. Время будто замедлилось: вот он достает свой танто, отдергивает хаори, поднимает руки. Девушка кинулась к нему, не разбирая дороги, боясь отвести глаза, будто ее взгляд мог что-то изменить, предотвратить… Но воля ронина была сильнее. Короткий меч опустился, вонзился в живот – и еще, и еще, крест-накрест. Мерцающий на солнце снег окрасился в алый. Кровь, сколько крови… Это неправильно, так нельзя! Масамунэ всегда держит танто в идеальной чистоте! Кто-то кричит, но кто? Здесь ведь больше никого!.. Мэй поняла, что кричит она сама, только когда голос сорвался. Масамунэ в ее руках еще был жив, но глаза его угасали. Всегда идеальные, волосы беспорядочно рассыпались по лицу. – Я завершил свой Путь. Будь сильной, любимая, – голос ронина был тихим, надсадным. Он провел рукой по ее щеке – нежно, почти неощутимо. Мэй не хотела, не желала верить, что ему просто не хватало сил на большее. Не могла смириться и принять. Другой рукой он вложил что-то в ее ладонь, бездумно пытавшуюся удержать его, не дать истечь кровью. Кинжал? Но зачем? И тут она поняла, чего хотел Масамунэ. Сэппуку жестоко исполнять в одиночку, и зная, что хрупкой девушке не перерубить его шею, ронин пытался направить ее руку – пронзить кинжалом сердце и остановить агонию. – Прости меня, Мэй… – на губах ронина пенилась кровь. Ронина?! Самурай умирал на руках кицунэ, выбрав долг перед честью над мечтой о любви, а она, его возлюбленная, которая должна была лучше всех знать веления его сердца, никак не могла заставить себя выполнить свой последний, самый важный долг. В последний раз девушка коснулась губ Масамунэ своими. Почувствовала на своем лице прерывистое тяжелое дыхание. Одно движение – и долг был выполнен. Крик, плач, стон вырывался из груди лисицы. Полубезумная от горя, не понимая толком, что делает, Мэй отдалась инстинктам. Закрыла глаза самурая, чистым снегом оттерла кровь с его кожи. Нашла у одного из разоренных домов дров и хвороста, соорудила для любимого погребальное ложе. Негоже было оставлять жителей деревни вокруг него непогребенными – их глаза смотрели на нее обвиняюще и холодно. До ночи девушка сооружала костер. Не по традициям, но по совести, цепляясь за человечность. Замерзшие руки никак не слушались, не могли разжечь огонь, а потом, когда языки пламени наконец разгорелись – никак не могли согреться. Отрешенно глядя на огонь, она пыталась понять. Неужели смерть на краю земли была лучше жизни с ней? Клятвы, принесенные мертвому господину, оказались важнее обещаний, данных в ночной тишине? Одна, снова одна, снова покинута!.. Кицунэ пришла в себя спустя много часов, когда в очередной раз упала, не разглядев дорогу в безлунной темноте. Горе нагнало ее, накрыло ледяным покрывалом, и девушка отдалась ему, не желая просыпаться, но и не в силах уснуть. Утро настало нескоро. В первых лучах солнца Мэй поднялась, но не смогла пойти дальше – куда? Зачем? Все ее будущее, выстраданное, заслуженное будущее, рассыпалось, как хрупкая изморось на ветви сосны. Тяжело, почему так тяжело в груди? Желая избавиться от мучений, девушка хотела стать лисицей и впервые не смогла – оцепенение будто сковало и ее тело, и лисье. Прислонившись к стволу раскидистой ивы, кицунэ осела на землю. Тонкие пальцы, недавно источавшие изящную магию, сейчас безжизненно погрузились в ледяные крупинки, сжались до онемения. Объединившиеся однажды, они больше не существовали по отдельности. Не было больше Масамунэ. А значит, не стало и её, Мэй. Хотелось взглянуть на него в последний раз. Увидеть лицо, тронутое улыбкой. Губы, на которых не было крови. Сосредоточилась, по крупицам собрала остатки иллюзорной магии. В воздухе замерцали слабые очертания мужчины, становясь всё яснее, отчётливее. И вот, Араи улыбался, сидя напротив. А Мэй улыбалась в ответ, не замечая, как струйка крови у её носа бежала всё быстрей. Девушка медленно закрыла глаза и её поглотило спокойное ничто.