Разметка

Темный асфальт, белые полосы. Такой Ник видит свою жизнь — размеченной. В его жизни есть правила. В его жизни есть работа, Портленд, тетя Мари, Джульетта. Есть кольцо в кармане, кобура на поясе, Хэнк, чтобы прикрывать спину, и капитан, чтобы прикрывать их обоих в случае, если они облажаются. Но они не облажаются, потому что строго следуют установленной разметке. Это легко и просто. А потом раз — и все уже запутано и непросто, и разметка свернулась клубком, петля на петле, и стягивает горло невозможностью поступить правильно, потому что правильного больше не существует, а под слоем асфальта обнаружился второй. И кто знает, нет ли там третьего, не для копа и не для Гримма, а еще для какой-нибудь сущности, которая — почему бы и нет? — живет в Нике, доселе не проявляясь? Это возможно. Теперь все возможно. Мир усложнился. Третья тварь обнаруживается не внутри — она проникает снаружи, с ядом Смертоплюя, и поселятся в Нике, замораживая его. Он по-прежнему быстр — даже быстрее, чем прежде, выносливее, опаснее, но тварь, поселившаяся в нем, ничего не знает о разметках и правилах. Ник боится. Боится за тех, кто рядом, — кто знает, какие у твари планы? Ник уверен, что не хочет выяснять это на практике, не хочет выезжать на трупы, происхождение которых известно ему, так сказать, из первых рук. Не хочет, чтобы сошедшая с ума разметка душила тугими петлями тех, кто ни в чем не виноват. Он ночует в участке и не чувствует неудобства, засыпая и просыпаясь на жестких стульях. Тварь это вполне устраивает. Это не устраивает капитана. Настолько, что однажды вечером он забирает Гримма вместе с тварью к себе. С этих пор они делят пополам рутину, работу и постель. Последнее выходит само собой, вначале случайно, потом — по необходимости, потом… Ник ловит себя на том, что у него появилась зависимость. Опрашивая свидетелей, он думает о столешнице на кухне Ренарда. Забивая данные в отчет — о треснувшей спинке кровати, которую необходимо починить как можно скорее. Он чувствует шаги Ренарда до того, как тот войдет в здание, чувствует его запах сквозь стеклянную стену и уйму других запахов участка, чувствует тепло его тела, как зверь чувствует солнце. Тварь тоже чувствует капитана — и боится его. Нику больше не нужно беспокоиться, не навредит ли он тому, кто рядом, — скорее уж, беспокоиться нужно твари. А Ник неосознанно ищет предлог лишний раз заглянуть в кабинет капитана, закусывает губу, наблюдая за ним, говорящим по телефону или листающим отчеты экспертов, и торопит момент, когда они останутся наедине, когда не нужно будет держать на лице маску и можно будет мысленно назвать капитана Шоном — пока еще у Ника язык не поворачивается вслух произнести что-то, кроме официального «сэр». …когда Ренард потянет за узел своего галстука, будто ослабляя удавку, когда можно будет выдернуть его из привычной скорлупы, когда на его лице проступят по темной плоти светлые сухожилия и белые зубы — словно разметка на асфальте. И тогда Ник снова будет знать, где его путь.