Порок сердца

Глава 39 О, черт, это смешно, я просто не могу поверить, что не замечал этого раньше. Я не отказываю себе в удовольствии, даже если это меня убивает. Да никого не колышет, если мы умрём! Очередная бутылка выпита! Asking Alexandria, Another bottle down © Тео шёл быстро и долго. Руки в карманах, взгляд буравит асфальт под ногами. Дождь уже давно промочил его до нитки, сделав похожим на жалкого, бездомного котёнка. Причёска растрепалась, и светлые пряди упали на лицо, налипли на лоб и даже попадали в глаза, парень то и дело смахивал их прочь, но они с завидным постоянством возвращались. За время его бесцельной прогулки-побега дождь успел сначала разразиться с новой силой, а, затем, немного стихнуть, оставаясь сильным, но уже не стеной-ливнем. Тео даже не заметил этого. Он продолжал быстро идти, наступая в тысячную лужу подряд, не заботясь о том, что брендовые штаны испачкаются в грязи. Очередной поворот, резкий угол, за который блондин сворачивается и сбавляет ход, затем, совсем останавливается. Очередной раз отбросив с лица мокрые светлые прядки, Тео придирчиво сощурился и начал вглядываться в своё отражение в витрине. Высокая, излишне стройная фигура, одетая во всё чёрное, по лицу стекают десятки дождевых капель, задерживаясь на пухлых губах, придавая виду оттенок эротизма, волосы промокли и обвисли. Светлая от природы кожа стала ещё бледнее от холода, а губы налились большим цветом, но не мертвенной холодной синевой, а пурпуром. Огромные синие глаза, подчёркнутые коричневыми тенями с мерцающими частицами, удивительно, но тени не осыпались от дождя, только следы от угольной туши мелкими пятнышками-крошками осели под глазами. Тео бегло осмотрел своё отражение, его не слишком заботило ни то, что он был промокшим до нитки, как бродячий кот, ни то, что макияж слегка потёк. Хотелось просто уйти – продолжать идти и не важно, куда придёшь. Это желание, верно, было продиктовано неосознанной попыткой убежать от себя, от той части себя, которая давно осталась за кадром. Парень вздохнул и полез в карман, ища сигареты, но ничего не нашёл – они, как и все остальные вещи, остались лежать в той треклятой сумке, которая стала яблоком раздора для него и его любовника. «Чёрт, надо же было так выскочить… без всего», - подумал блондин, продолжая бесцельно обшаривать карманы. Он обернулся и прищурился, вглядываясь в витрину, которая оказалась окном какого-то кафе. Там, за чуть тронутым матовой дымкой стеклом, было светло, тепло и, должно быть, очень уютно. Приятное освещение, кремовые скатерти и занавески, чёрно-белая плитка на полу и такая же, ахроматическая форма на официантах и официантках: молоденьких девушках и парнях, из нагрудных карманов которых смущённо выглядывали миниатюрные красно-розовые розочки, и букетики таких же милых, юных цветов украшали каждый столик. Тео переводил взгляд с одной детали интерьера на другую, цепляясь то за вазочку на столе, то за чашку дымящего кофе в руках полноватой афроамериканки с широкой улыбкой, то за скучающего парня-мужчину во всём чёрном, который уже полчаса смотрел в окно на мокнущую улицу. Парень уже почти не удивлялся тому, насколько прекрасным и ярким может быть мир вокруг него. Уже пошёл четвёртый год с того момента, когда Тео прозрел – его бывший любовник, который был на двадцать пять лет старше его и с которым парень встречался около полутора лет, до самого момента смерти мужчины, оплатил ему дорогостоящую операцию на глазах. Конечно, исправить зрительный дефект докторам полностью не удалось, но после операции и последующей коррекции, Тео стал обладателем практически идеального зрения. Были лишь некоторые, так сказать, погрешности в работе зрительного аппарата парня, которые не могли испортить общего впечатления от ювелирной работы эскулапов. Так, у Тео были проблемы с периферическим, то есть – боковым зрением, он мог не заметить человека, подходящего к нему сбоку, в то время как для здорового человека распознавание подобного «объекта» не составит труда. Также, парень мог начать видеть хуже, если вокруг было слишком много света, но это, в принципе, можно сказать практически о каждом – мало кто сможет разглядеть лицо того, кто светит ему в глаза яркой лампой. Таким образом, Тео попрощался с одним своим дефектом, который сопровождал его с момента рождения. В двадцать лет он обрёл зрение, которое для него было чем-то совершенно чуждым, чудным. Наверное, если бы это произошло до того, как Тео оказался пленником маньяка или, если бы этого вообще не случилось, парень бы прыгал, как малый ребёнок, кричал и хлопал в ладоши несколько недель подряд, продолжая удивляться всему-всему вокруг себя. Но всё получилось иначе. Конечно, Тео был удивлён многим, многое он представлял себе совершенно иначе. Он двадцать лет прожил, не зная черт своего лица, и только перешагнув пятую часть века, парень смог посмотреть себе в глаза. Если бы это случилось раньше… но этого не случилось. Первое время тогда, шесть лет назад, в больнице, Тео вообще не мог думать ни о себе, ни о своей жизни. Потом, когда время и лекарства сделали своё дело, парню начало казаться, что всего этого и не было вовсе, что всё это было кошмаром, и он непременно сможет жить, как жил прежде, что он не изменился. А потом начались изменения… Изменения эти были плавными, но в тоже время остро-резкими, болезненными, пусть Тео этого и не замечал. Он не видел их, но их видели другие – те немногие, кто был рядом с парнем в то время. Этими людьми были Карл, Кристофер и лечащий врач Тео, психиатр – Хилл Мюллер. С последним парень попрощался, как только выдалась такая возможность – встречи с мужчиной становились для него с каждым разом всё более невыносимыми. Кристофер исчез из жизни Тео первым – друг просто не смог смириться и ужиться с его «новым лицом». Конечно, Крис пытался держать себя в руках, не отказывался от друга сразу после того, как он полез к нему, как лез ко всем, кто находился рядом. Но, со временем, их общение само собой сошло на нет – обоим было трудно делать вид, что всё нормально, Тео не мог просто общаться с другом, а Кристофер, в свою очередь, не собирался переходить черту. Так, дружба длиною в одиннадцать лет сошла на нет за три недели. Время, как оказалось, не только лечит, но и прекрасно разрушает, обращая даже самые величественные дворцы в пыль и песок. Последним, кто остался рядом с постепенно сходящим с ума Тео, был Карл. Да, именно, сходящим с ума. Несмотря на то, что, казалось, состояние парня заметно улучшилось с того момента, когда он только пришёл в себя в больнице, кричал, плакал и просился обратно к Биллу, на самом деле всё было не так. Тогда, вначале, он был ещё немного собой: надломанным, испуганным, но собой. Потом же, с течением времени, он вовсе потерял себя, затерял своё лицо среди сотен болезненных масок, которые в считанные минуты срастались с кожей. Он не кричал, не плакал, но внутри он сходил с ума. Он понимал это и не понимал одновременно, и от этого становилось ещё хуже и страшнее. Проводя очередной одинокий вечер, когда дядя до ночи задерживался на службе, Тео заворачивался в плед и тихо выл, раскачиваясь взад-вперёд, смотря в окно и ничего за ним не видя. Оно было таким же тёмным и беспроглядным, как и его жизнь. А когда Карл приходил, парень кидался к нему, хотел обнять, но всякий раз замирал совсем близко, словно пугаясь чего-то в себе. Потом этот непонятный страх, что всякий раз останавливал Тео, стал более осознанным. Его болезненная необходимость в близости достигла таких извращенных и катастрофических масштабов и форм, что парень готов был обратиться за лаской даже к своему родному дяде, к Карлу. Это убивало и сводило с ума. Тео не был законченным психом или извращенцем, он понимал, что так нельзя, пусть и не мог объяснить почему – просто нельзя. Но ему была необходима эта близость, которой он никогда не искал прежде, и которая стала сейчас для него нужнее воздуха. Он пробовал ходить куда-то, пытался найти случайных любовников, но всякий раз его «миссия» заканчивалась провалом. Первый раз он так и не смог заставить себя зайти в двери клуба, который был оптимальным местом для поиска «спасения». Потом он нарвался на не тех людей и его избили, после этого Карл несколько недель не выпускал Тео одного из дома. Потом был удачный раз, в который парень пусть и не смог получить полноценного сексуального удовлетворения, но получил ту самую близость другого, чувство обманчивой защищенности. Он даже не задумывался над тем, что, по сути, его грязно отодрали в туалете клуба, Тео, вообще, всё меньше задумывался над тем, как он опускается. А потом… А потом, во время облавы, его задержали за наркотики. Он согласился в тот вечер разбавить коктейль таблеткой – «приятным бонусом», как назвал её крашеный блондин, не снимавший тёмных очков, который дал её ему. А уже через два часа парень расплачивался за это, пытаясь объяснить в полиции, что он не наркоман и ничего не знает о дилере, которого стражи порядка никак не могли вычислить. Если бы не Карл и почтительное отношение к нему сослуживцев, эта история могла закончиться для Тео намного серьёзнее, так же она просто стала пятном на репутации комиссара Майера, племянника которого задержали в неадекватном виде в объятиях непонятного типа. Карл пытался достучаться до Тео: пытался разговаривать спокойно и устраивать скандалы, предлагал пройти лечение… Тео словно не слышал его: не смотрел на дядю, не произносил ни звука. Другая реакция парня была обратной – истерика. Постепенно Карл перестал пытаться докричаться до племянника, а Тео перестал с ним разговаривать вообще… Сведение контакта с опекуном к минимуму виделось Тео единственным способом однажды не забыться, не сорваться и не предложить ему себя. После случая с наркотиками Карл начал строго следить за парнем, старался не отпускать его никуда одного, чтобы не натворил больше бед. Итог этой тихой борьбы стал грустным, прозаичным и, верно, предсказуемым. Достигнув совершеннолетия и получив все права на распоряжение наследством, оставшимся от родителей, Тео снял со счёта деньги, которых было не так много, но их вполне хватало на билет на самолёт и первое время жизни на новом месте. Это было осенью, Карл был на службе – очередное сложное дело, полицейским казалось, что они вышли на след Змея, но, на самом деле, след был ложным, пусть и привёл к другому преступнику-убийце. В один из таких мокрых и холодных ноябрьских вечеров Тео собрал чемодан и, оставив на тумбочке записку и свой комплект ключей от квартиры, ушёл. Он не врал, когда писал, что не знает, куда едет, он приехал в аэропорт и только там начал выбирать рейс и место назначения. Хотелось убраться подальше, сбежать, потому парень выбрал Штаты, и, пересилив свой панический страх, впервые в жизни взошёл на борт авиалайнера. Он не соврал и позвонил Карлу, как только устроился на месте, но обошёлся сухим: «Я в порядке. Со мной всё будет хорошо», даже не сказал, куда сбежал. Больше они не разговаривали: Тео не звонил Карлу, а сам Карл не знал, на какой номер звонить, потому что в тот раз парень набирал дяде с уличного телефонного аппарата. Так Тео начал новую жизнь – жизнь бродячего котёнка, у которого был угол, но не дом. С каждой прожитой неделей он всё больше увеличивал список тех, с кем провёл время прижатый к стене, нагнутый над столом или придавленный весом чужого тела. По-другому уже не получалось. Да и не нужно было – его никто не осуждал и он получал то самое тепло и защиту, которых так искал. А те, другие, в свою очередь, получали его тело. Все стороны были довольны. Потом появился тот мужчина – Джордж Билборг, ему было сорок пять, а Тео всего двадцать, но никого это не смутило. Более того, Тео даже был ему верен до самого момента смерти любовника. Хотя, на самом деле, причиной верности парня была не любовь или совесть, а страх. Он понимал, что этот мужчина, каким бы он мягким и нежным не был с ним, способен вмиг превратиться в разъяренного питбуля. К тому же, Джордж не раз обозначал свою властную и собственническую позицию по отношению к юному парню, который годился ему в сыновья. В этом смысле неожиданная смерть любовника даже порадовала Тео, стала освобождением. Пусть он и понимал, насколько это отвратительно, но парень с огромным трудом мог сдержать улыбку на похоронах мистера Билборга, чем вызывал недобрые, осуждающие взгляды острозубой родни знаменитого бизнесмена и сочувствующие покачивания головой более сострадательных – тех, кто посчитал, что у парня истерика из-за утраты. Больше Тео не сковывал себя отношениями, предпочитая случайные связи. Так было до самого момента его знакомства с Лео, впрочем, если бы не настойчивость художника и не рассеянность Тео, парни могли так и не сойтись. Так же блондин просто не заметил, что они начали быть парой и даже жить вместе – не заметил, как бы это смешно не звучало. Вздохнув, Тео подошёл к входу в кафе и толкнул дверь, проходя в помещение. Внутри было тепло и пахло ванилью и корицей, играла ненавязчивая музыка. Блондин оглянулся и, стряхнув с рук воду, подошёл к ближайшему свободному столику, занимая его. - Что-нибудь будите заказывать? – приятным голосом спросила девушка-официантка. Тео поднял на неё глаза, бегло смеряя взглядом, отмечая детали внешности: небольшие карие глаза с лёгкой сеточкой гусиных лапок – видно, та ещё хохотушка, пухлые губы, тронутые телесной помадой, оливкового тона кожа, каштановые волосы, кольцо с синим камнем на безымянном пальце правой руки… - Кофе, - кивнул Тео. – С коньяком. - Что-нибудь ещё? - У вас здесь можно курить? – поинтересовался парень. - К сожалению, нет, мистер - мягко ответила девушка. - Тогда, это всё, - вздохнул блондин, кладя сцепленные в замке руки на стол и опуская взгляд. Официантка всё быстренько записала и скрылась из виду. А уже через четыре минуты перед Тео стояла чашка с ароматным, пьянящим и бодрящим напитком. Потрясающее сочетание… То, что надо для замёрзшей и потерянной души. «Может быть, - думал парень, водя пальцем по кромке чашки, - теперь этот день пройдёт чуточку быстрее…». Пьянящий кофе как-то незаметно закончился. Тео заказал вторую чашку, но её постигла та же участь. После третьей же парню стало совсем тепло, кровь начала бежать быстрее в тонких синих венах, а губы, против воли парня, начали расплываться в улыбке. И настроение Тео не испортило даже то, что в момент оплаты счёта, выяснилось, что у него с собой нет ни копейки денег. Недолго думая, блондин снял часы, которые были подарком Леонарда и стоили три тысячи евро, и отдал официантке, как плату за кофе. После этого Тео походил ещё какое-то время по улицам, бесцельно слоняясь от одной витрины к другой, а потом словил такси и поехал домой. - Подождите, я сейчас домой схожу за деньгами, - сказал блондин и поспешил к входной двери, ощущая на коже капли практически закончившегося дождя. Леонард, который ждал возвращения любимого уже не первый час и был на данный момент уже чернее тучи, открыл дверь и хмуро уставился на нагло и пьяно улыбающегося любимого. - Чего ты на меня так смотришь? – спросил Тео после тридцати секунд молчания и игры в «кто, кого переглядит?». – За такси лучше расплатись, - добавил блондин и проскользнул в дом, скидывая промокшие ботинки и стягивая мокрую водолазку, бросая всё прямо на пол. - А ты сам заплатить не мог? - Мог, - пожал плечами Тео, расстегивая штаны. – Но ты бы обиделся и разозлился. Поняв, о чём говорит любимый, Лео зло, резко выдохнул и, взяв кошелёк, пошёл к машине-такси. Вернувшись, художник запер дверь и хмуро уставился на Тео, который в одних трусах пританцовывал, крутя бёдрами, около небольшого шкафчика-бара за стеклянными дверцами. - Ты окончательно упиться сегодня решил? – спросил Леонард, подходя к Тео, который как раз выбрал бутылку и открыл её, делая маленький глоток прямо из горла. - Нет. Я просто хочу расслабиться и согреться. И, кстати, тебе лучше воспользоваться моим состоянием и, пока я добрый, попытаться помириться со мной. - Хах, - фыркнул Лео и сложил руки на груди, - так это я с тобой поссорился? - А кто? – искренне удивился Тео и сделал новый глоток коньяка. – Я тебя не порол так, что задница огнём горела! - А что мне было делать? Я же знаю, какой ты помешанный на сексе, вот и выбрал такой способ наказания, который соприкасается с интимом. - А меня спросить нельзя было?! Если решил в БДСМ поиграть, то играй по правилам! А иначе это получается уже не игра, а насилие! - Хорошо, в следующий раз, я обязательно спрошу твоего согласия, - фыркнул Лео. – Хотя, по-хорошему, тебя надо сейчас наказать, да так… - Так накажи, - перебил любовника Тео, игриво вскидывая бровь, делая глоток из бутылки и пошло облизывая горькие от спиртного губы. – Только так, чтобы мне понравилось… - Ах ты, маленький развратник, - голосом моралиста заговорил Спетар, но на губах заиграла улыбка и он шагнул к Тео, погладил по щеке и зарылся пальцами в его мокрые волосы. – Я даже не знаю уже, как тебя наказывать… Договаривая, художник начал покрывать шею и плечи блондина поцелуями, а руки его оглаживали бока парня. - Жёстко, - с улыбкой выдохнул Тео ответ. – Долго и… - он бросил взгляд в сторону дивана. – На полу.