I think you're beautiful.

electric century - i lied Взгляд быстро пробегал по полочке с разными пластинками. Выбор был не особо велик, но парню очень хотелось что-нибудь купить, хотя под конец месяца живот всегда урчал от голода. Но музыка была ценнее. Намного ценнее для Ремингтона. Только она могла спрятать выпускника от наступающих проблем взрослой жизни, даже если она и так настала, когда он начал жить с лучшей подругой. Только подругой. Ничего иного Реми в Мелани правда не видел, кроме жутко милой девушки, за которую он жизнь готов отдать. Кто-то бы сказал, что это и есть чувство влюблённости. Когда вы вместе раскуриваете одну сигарету на пороге съёмкого дома, рассматривая затухающий, словно спичка, закат. Когда смеётесь от падений, забавно бадаетесь лбами во время просмотра очередной второсортной комедии. Когда Ремингтон крутит её за талию под какие-то старые пластинки, названий которых сам не знает или не помнит. Да, это всё любовь, но не та. Она намного искреннее, чем типичное узкое понимание этого слова между парнем и девушкой. Не смотря на то, что в семнадцать лет гормоны бьют в голову. Нет, никогда. Лейт слишком дорожит таким другом, как Мел, дорожит каждым их личным моментом радости, страданий или истеричного смеха от любой, даже самой тупой шутки. Девушка и вправду знала больше, чем остальные. Ремингтон улыбнулся сам себе, вслушиваясь в приятные ритмы музыки, включённой в магазине подержанных вещиц. Наверняка его подруге понравилась бы эта песня, точно понравилась. Поэтому парень решил подойти к продавцу, чтобы узнать, какая пластинка или кассета сейчас играет. — Парень, ты серьёзно? А ведь выглядишь как те, кто их слушают. —Простите? Уставший мужчина с растрепанными волосами протянул ему достаточно новую упаковку с виниловой пластинкой. Ремингтон не мог поднять взгляда, ему вдруг резко стало стыдно. Кем его посчитали? Это оскорбление? Чтобы это понять, стоило всё таки посмотреть на пластинку. Queen. Совсем новый альбом. — Так ты будешь брать? Лейт продрог, но быстро постарался скрыть это состояние, неловко улыбаясь мужчине, или совсем молодому парню. По его чертам лица было сложно понять, слишком резкие и угловатые, что делало его и взрослым, и юным одновременно. Его строгий, прожигающий взгляд наводил на мысль, что продавцу всё же под тридцать. А ещё если судить по отношению к фанатам известной рок группы. И была в его глазах какая-то возростная замученность. — Да, конечно, беру. Хотелось убежать. Лейт быстро забрал пластинку и кинул деньги, может больше, может меньше, чем надо. Без разницы, потому что парня охватывала паника. За кого его принял продавец? За гея? Подобные упрёки, косые взгляды на улице постоянно загоняли Ремингтона в рамки мышления, что все о нём всё знают. Начиная о том, что он живёт с девушкой, с которой никогда не будет встречаться, заканчивая его секретами. Тем, что знала только Мартинез. Именно к ней сейчас практически бежал парень. Он нервно оглядывался, постоянно ускорял шаг, прижимая к себе пластинку, будто он её украл. На самом деле, только её наличие и успокаивало. В виниле Ремингтон видел больше души, чем в кассетах, новомодных CD дисках. Музыка из проигрывателя была более живой что ли. Парень погружался в неё, сдавленно пританцовывая по началу. Через пару минут мир нот и ритмов утягивал его с головой, отгараживая от внешних проблем. А их и вправду было много. Лейт мог просто танцевать, открывая свою душу, по сути, в пустоту, не думать, что завтра ему придётся идти в школу, на футбол, снова идти к Тёрнеру за таблетками и платить не самым лучшим образом. Телом. Вот в этого урода, который по сути убивает Лейта, выполняя свою работу, он смог влюбиться. Реми всегда пытался заглушить этот трепет в сердце, когда он шёл к Алексу за дозой, понимал, что он спит с ним только потому что использовал это в качестве платы, вместо денег, которых не было. Но этот Чёрт слишком прекрасен. Ремингтон думал об этом каждый раз, когда глотал таблетки уже дома, на старом, пыльном диване с пятном от пепси где-то на подлокотнике. Это было его наказанием. Он заложник этой ситуации. Не мог бросить, потому что Тёрнер всем расскажет, что он был под ним. Не мог сказать дилеру, что влюблен в него, в этом случае все бы тоже узнали о том, что он гей. Капитан чёртовой команды по футболу в их школе готов прогнуться под парня. Это такой позор. Ремингтон ненавидел сам себя, начиная от навязчивых мыслей и заканчивая отражением в зеркале. Это у них с Мартинез было общим. — "Кто на этот раз разбил зеркало?" Эта фраза звучала после каждой истерики. У этих двоих она наступала одновременно или по очереди. В любом случае, они прекрасно перенимали настрой друг друга, как радио. Стоит одному подумать, какой он урод, другой повторит это лишь с небольшой задержкой. Ремингтон часто первый подрывался к Мелани, аккуратно вытирая её щеки так, будто она была самым ценным в его жизни. Таким хрупким и нежным цветком, который он мог одарить и скромным поцелуем в нос или лоб, только бы слёзы пропали с лица девушки. — "Знаешь, для меня ты красивый/ая" От этих слов можно было разрыдаться ещё сильнее. Только вот до конца Ремингтона это не успокаивало. Он улыбался подруге, но в голове продолжал трактовать "Я урод. Я урод. Я урод". Лейт честно пытался быть искренним, но эта дурная мысль слишком глубоко засела у него в голове с тех пор, как Мартинез впервые, ради шутки, накрасила его и одела как фарфоровую куклу. С тех пор в груди щемит от того, что тогда парень почувствовал себя собой, а нынешние потёртые джинсы, футболка любимой футбольной команды, это всё - кто-то другой. Тот, кого стоит выставлять на показ, а настоящего Ремингтона утопить, да сделать всё, что угодно, лишь бы спрятать в шкаф, как скелет. Поэтому он сейчас хотел скорее убежать домой, в свой шкаф, где его понимал только один человек, единственный во всём мире. Здесь, среди ярких улочек, захваченных этой бешеной эпохой 80ых, Реми всё равно чувствовал, будто на него пялился каждый прохожий парень, при чём с чрезмерной ненавистью и брезгливостью, будто он мог заразиться от него. Но Лейт не больной, правда не больной. Хотя ощущение того, что на него осуждающе смотрят даже неживые глаза обычного рисунка на кирпичной стене, говорило об обратном. Ремингтон шарахнулся от этого дома и поспешил в сторону своего. Вот-вот покажутся излюбленные розы Мелани, которые она бережно оберегает до осени со всей любовью, которой могла. Парень даже иногда ревновал, но не саму девушку, а её внимание. Позже оба смеялись над этой ситуацией, но за розочками Мартинез смотрела чуть меньше. Свежий букет стоял на кухне, а самой девушки не было. Вероятно, у них в доме кончились сигареты. Огромная потеря для их маленького мира. Как только дверь на улицу закрывалась, в доме этой парочки, по мнению всех одноклассников, вправду образовался отдельный мир, где Лейт мог спокойно надеть пышную синюю юбку своей подруги, подкрасить глаза и вертеться перед зеркалом, как выпускница за час до последнего звонка. Он нравился себе таким. Никакие мудаки не могли попасть сюда. Больше никто не говорил Мартинез, что у неё слишком длинная юбка, или: — "Покажи нам свои ножки, милая" Это так надоело ещё в лет четырнадцать, когда Ремингтон только ворвался в жизнь Мелани, как единственный парень, который не казался извращенцем. Или девушка влетела в его жизнь в прямом смысле, когда спряталась за его спиной с возгласом: —"Отвалите, у меня есть парень!" Мел это поразило. Лейт не оттолкнул её, не отрицал, а только мягко потрепал её по волосам и отвёл от двух придурков, которых точно знал. Футбольная команда, все дела. Их до сих пор держали за парочку. Слишком часто обнимались в коридоре, Ремингтон поднимал Мелани на руки и просто был счастлив рядом с ней. Испытывал самое простое и искреннее счастье, которое нужно человеку. Он ждал встречи в школе каждый день, потом они съехались, и сейчас он ждал её дома. queen — another one bites the dust Упаковка от новенького альбома аккуратно легла на тумбу, над которой висело завешанное тёмной тканью зеркало. Тонкие пальцы ловко прокрутили пластинку, чуть подталкивая. Как же удачно парочка нашла проигрыватель среди старого, но уютного и душевного хлама на барахолке. От этой вещицы тоже веяло приятной энергетикой долгой и интересной истории. В этом была прелесть поддерженных вещей. Ремингтон интересовался тем, что происходило с этим проигрывателем до того, как он попал в этот дом. Но парень понимал, что это навсегда останется загадкой, ведь вещи не умеют говорить, как бы не хотелось. Это странно. Лейт живёт, разгадывая загадки старых вещиц, но никак не разбирается в собственных странностях. Может, он просто к ним привык. Да и они пропадают, когда тонкая игла начинает водит по пластинке, сначала издавая лишь хриплые звуки, но уже через секунду беспорядочные колебания превратились в шикарные гитарные ритмы, в которые Ремингтон влюбился, когда только услышал песню в магазине. Лучше бы он влюблялся так, в музыку, а не в смазливых дилеров. И сейчас с первым он контактировал по полной, сначала скромно пританцовывая, а после пародируя Майкла Джексона своей "профессиональной" лунной походкой. Глаза закрыты, волосы лезли в лицо, но это не мешало. Создавалось ощущение, что Ремингтон занимался любовью с музыкой, и никто не мог бы разорвать этот интимный момент, если бы одним неловким движением Лейт не сорвал с зеркала тонкую ткань. Он открыл глаза всего на секунду, чтобы узнать, не задел ли он вещи на тумбе, но взглядом он встретился с самим собой. Отвратительного цвета глаза, настолько, что на языке сразу возникал вкус самого противного и дешёвого кофе. Кривой нос, который ни раз разбивал мяч. Дрожащей рукой Реми потянулся к своему лицу, губы изогнулись, выражая самое сильное отвращение, которое можно было. Пальцы так и не ощутили кожи. Женские руки развернули парня к себе. Чужими он назвать их не мог. — Детка, ты чего? Мелани улыбнулась так, как никто не мог. Настолько мило, что Ремингтону не оставалось ничего, как согнуться почти вдвое и уложить голову на её плече. Появление девушки рядом Лейт мог сравнить с атакой тысячи белых и пушистых кроликов. И он всегда поддавался этому. — Я не могу туда смотреть, не могу... — Знаю, давай отойдем? Если кто-то посмеет назвать Реми слабым при Мел, она тут же ударит его в живот, так как в силу роста до лица не достанет. Каким бы высоким и иногда грубым не был парень, он её беззащитное создание. Мартинез поняла это в первые же дни их более близкого знакомства. Он хотел каждую секунду оберегать её от мерзких людей этого мира, а она хотела, чтобы он перестал принимать их удары на себя. Это было страшно. Видеть, как Ремингтон глотал несколько таблеток за раз, явно зная, что парирует на грани передоза, а потом часами смотрит в стену. Наверное, Мелани сама была готова взять эти пилюли и наглотаться, только чтобы понять, в чём был смысл. Зачем так убивать себя? Но стоило ей подойти и потянуться хотя бы к одной яркой таблетке, как Лейт просыпался и отдергивал её руку. Он не позволит этому случиться. Не позволит ей понять его до конца. Парню нужно было всегда осознавать, что его подруга в порядке, и сейчас, в её слабых, но таких тёплых объятьях, он чувствовал спокойствие. Хотя минуту назад он был готов разбить зеркало и осколком вскрыть вены, потому что от собственного лица его тошнило, просто выворачивало на изнанку. Это Мел могла понять. Только у неё было преимущество. Она могла скрыть уродство, которое сама себе навязала, за макияжем и яркими волосами. Ремингтон же так не мог, но девушка часто делилась этими кусочками радости, позволяя ему любить себя. — Куда ты ходила? Не уходи больше... Может Реми и выглядел жалким со стороны, но он всё готов отдать, только бы всегда иметь возможность так прижаться к подруге, согнуться, уткнуться носом в её плечо и ощущать, как маленькие руки гладят его по волосам с такой любовью, какую никто подарить не мог. — Сигареты кончились. Предположение подтвердилось. Лейт только кратко кивнул и прикрыл глаза, выпрямляя ноги на диване, но только сильнее прижимаясь к Мелани и обнимая её чуть выше линии талии. Паника, которая охватила его на улице и поймала дома у зеркала, наконец отступила. Стало тепло. Дома не было бы так уютно, если бы Мартинез не была рядом. Ремингтон мог легко сказать, что его дом там, где есть подруга и любимый диван, у которого тоже была богатая история. Где-то под подушками валялись обёртки от дешёвых, но таких вкусных конфет. Пару месяцев назад ребята достали дорогое вино, но оно всё пролилось на бедный диван, когда Реми пытался вытащить плотно засевшую пробку. Два неудачника встретили друг друга, и им хорошо вместе. — Пойдём покурим? Этот вопрос сразу взбодрил Реми. Он приподнялся, даже немного улыбнулся уголком губ. Мел, улавливая его энергию, тут же поднялась и потянула парня за собой. — Ты стал таким тяжёлым, или я уменьшилась? С надрывистым смехом Лейт пожал плечами. — С нашим бюджетом я не мог отъесться. В ответ он не получил ничего, кроме того, что девушка шутливо надула губы. Идти она дальше не собиралась, поэтому пришлось брать тело в свои руки. Нет, не дело. Мартинез тут же обняла друга за шею и тихо посмеялась, пересчитывая сигареты в новой пачке. Ещё одно любимое место - это ступеньки заднего двора. На них никогда долго не лежали осенние листья, их быстро сметали две шустрые задницы, которые любили сидеть здесь часами, распивать пепси и убивать лёгкие с помощью мальборо. Как по расписанию, каждый вечер парочка провожала солнце, до самого последнего луча, режущего глаза. В любое время года закат напоминал им время катания на роликовых коньках, прогулок под дождём и танцев на улице, даже без музыки, просто ощущая одну и ту же ноту в головах. Яркие, сочные фруктовые оттенки создавали впечатление того, что лето бесконечное и, даже в самую холодную пору, оно рядом. — Злые они все, не понимают. Мелани кивнула куда-то на забор соседки, именно старинной бабушки, которая не выносила двух подростков в соседнем доме, только из-за того, что они существуют. Может и указала девушка только на неё, но Реми мог понять, она имела в виду весь мир вокруг них двоих. — Они просто не понимают. Парень усмехнулся и затянул горький дым, немного поморщившись. Дальше они сидели молча, иногда толкая друг друга, ради шутки. Мелани потрепала Реми по плечу, чтобы быстрее привлечь его внимание. Он уже подумал, что она обожглась или подавилась, но созерцал лишь забавную картину, как девушка зажала фильтр в щели между зубами и свела зрачки, уставившись точно на сигарету. — Ты сейчас уронишь её. Ремингтон забрал кусочек зависимости, на что услышал возмущённое "бе". Он упёрся лбом в лоб девушки и повторил за ней, посмеявшись. — Коза! — Козёл! Постепенно это переросло в дурачество или игру. Парочка начала бадаться, уже и забыв про сигареты и затоптав их ботинками. Чтобы не проиграть, в ход шли разные запретные методы, в роде щекотки и щипков. Но в один момент оба замерли, будто ощущая, что один из них хочет заговорить о важном. — Реми. Мелани опустила голову на плечо парня, нервно сдувая волосы с лица, поэтому парень аккуратно убрал и пригладил их, после баданий. — Пообещай мне кое что. — Обещаю. На улице похолодало, как только ночь начала охватывать улицы. Свет луны не грел, звезды лишь бесполезно поблёскивали на горизонте. Девушка ближе прижалась к другу, ощущая его руки на плечах, и как теплые губы касаются её виска. — Давай если до тридцати лет мы не найдём себе пару, то мы поженимся и начнём путешествовать по Америке, да по всему миру. Хочешь в Европу? Я хочу в Европу. Реми медленно повёл носом по её волосам, вдыхая сладкий запах корицы, который тут же давал ассоциацию со свежей выпечкой. — Я уже сказал, что обещаю тебе это. Я обещаю показать тебе целый мир. Улыбки были лёгкими, в какой-то степени усталыми, но такими искренними, пропитанными надеждой. — О, а когда в мире всё уляжется, ты сможешь прогуляться в платье! — По набережной, там красиво. Мартинез рассмеялась и подняла голову, чтобы разглядеть слезящиеся, мечтательные глаза. Они оба надеялись, что это когда-нибудь будет правдой. — Или после выпускного. Ночью никто не увидит. Всё ещё улыбаясь, Лейт поджал губы и легко ущипнул бок девушки. — Тогда я стащу твоё платье. Недовольное мычание и снова удар лбом в лоб. — Но ты его растянешь! Никаких слов в ответ не поступило, их просто не хватало, или они не были нужны вовсе. Ремингтон аккуратно повёл кончиком носа по её переносице и коснулся губами лба, всё таки тихо прошептав. — Я так люблю тебя. — И я тебя тоже.