Лунный цветок

       Жарко. Всё тело Се Ляня охватил озноб, стоило выйти из тёплого родного домика и ступить босой ногой в прохладу утренней росы. Весь мир только-только просыпался, а его уже ждали у жертвенного алтаря.        Се Ляню казалось, что сами духи земли были против, что корни вековых дубов опутывают его ноги, делая каждый последующий шаг тяжелее предыдущего. Но его упорно продолжала вести под руку матушка. Она получасом назад утешала его, уговаривала принять судьбу и бережно стирала его слезы, нанося после ритуальную краску на лицо и всё тело.        Сейчас рядом с молодым волком будто бы шёл кто-то совершенно чужой, холодный и безмолвный.       - Мам, - еле слышно позвал Се Лянь и чуть сжал руку волчицы холодными пальцами, - мне страшно.       - Тихо, - молвил в ответ сухой голос и больше ни звука не было произнесено. Лишь слабые завывания листвы над головой заполнили разум молодого волка.       Се Лянь всё шёл и шёл, а очертания родных с детства земель казались всё более чуждыми и неприветливыми. За окраиной поселения он некогда поймал перепёлку, по глупости от чего-то забредшую на территорию волков. А на полянке около священного тиса они с сестрой когда-то плели венки из весенних цветов и пили ароматный напиток с мёдом и ягодами. С тех пор многое изменилось – перепёлки стали обычной разводимой волками птицей, равно как и куры или гуси; а сестра давно уж за морем,живёт в другой семье, лишь изредка присылая вести на родину. Сейчас дорогие сердцу воспоминания вдруг померкли для Се Ляня и казались чей-то чужой жизнью, которую он не имел права прожить.        Тяжёлые плотные облака заполонили небо, не давая свету Солнца ни шанса окропить землю теплом. Се Лянь вздохнул и опустил голову, всматриваясь в замшелую дорожку.               Мягкий ранее мох теперь впивался в нежную кожу пяток словно колючки ветвей терновника.               Не произнося ни слова, мать передала сына старейшине деревни. Тот быстро подвёл его к камню и вручил каменный нож в руки. Се Лянь знал, что нужно сделать – пара небольших надрезов на руках в качестве платы богам за благополучную судьбу и брак. Се Лянь чувствовал все обращённые в его спину взгляды, слышал каждый вздох и мысль, что уже кричала в голове «давай же!». Кинув последний умоляющий взгляд на такое далёкое и такое близкое – один шаг с острого обрыва – море и завершил кровавый обряд. Море осталось безучастно и спокойно продолжило омывать высокие пепельные скалы.               Се Лянь почувствовал его всем своим существом – дикий, неуправляемый и очень сильный. Волк с куда более устрашающей силой, чем кто-либо в их деревне. Се Лянь почувствовал его, стоило тому ступить на лесную дорожку.        Се Лянь больше не сопротивлялся. Он покорно протянул руки, позволяя жрицам омыть раны и туго перетянуть тонкие предплечья. Он закрыл глаза, как того требовал обычай. На его голову опустилась маска оленя, украшенная цветами и сверкающими кристаллами, а на плечи мягко легла искусно выделанная шкура белого медведя и массивное, но удивительно легкое ожерелье из его зубов – дорогой подарок от жениха. Тепло меха, который в обычном случае было не достать, и приятные, сливающиеся друг с другом ароматы ночной фиалки и тысячелистника немного успокоили.               Прозвучали первые удары боуранов*, что означало – он пришел.               Облаченный в полностью чёрные одеяния с маской буйвола на голове, он медленно поклонился богам и старейшине деревни. Всё ещё источая всеподавляющую силу, он прошествовал до Се Ляня и встал рядом, совершая тот же обряд подношения. Море неожиданно вспенилось и поднялось до самой вершины скал, но так и не достало до края. Несколько суеверных волчиц ахнули, а Се Лянь почувствовал, как по спине до самого белоснежного хвоста пробегают холодные неприятные мурашки.        Унять дрожь у молодого волчонка не получилось ни тогда, когда его жених отошёл к старейшине деревни за чашей с медовым напитком, ни когда все начали в унисон поздравлять молодых, ни когда он медленно помог поднять маску оленя, позволяя отпить немного хмельного напитка из придерживаемой им же чаши – руки Се Ляня болели и отказывались двигаться. Он был благодарен, но всё еще слишком боялся его.        ***        - Я наконец-то нашёл тебя, Лунный Цветок, - с нескрываемой нежностью и восхищением в голосе произнёс волк, не отходя от Се Ляня ни на шаг. Его подчинённый – угрюмый юноша с золотыми серёжками – принёс для них несколько мисок с самыми разными блюдами и несколько видов напитков, расставив всё прямо на алтарном камне. Се Ляню показалось странным, что никто из односельчан не возражает такому поведению, даже старейшина деревни старался не смотреть в их сторону. Все жители были заняты празднованием, танцами и песнями.        Краем глаза Се Лянь смотрел на своего мужа и испытывал странную смесь страха перед его силой и восхищения его улыбкой из-под приподнятой маски, изящными пальцами с острыми когтями, линиями рунных слов, которые тонкой вязью оплетали предплечья, спускаясь на сильные кисти рук и мягко светились, будто их нарисовали звёздной пылью.        - Нравлюсь? – волк с усмешкой повернулся к нему и закинул в рот несколько сочных ягод дикой малины. Се Лянь ничего не ответил – лишь отвёл взгляд и медленно положил руки на колени. Совсем недавно его усадили на камень и по новой перевязали руки, поэтому волчонок не так сильно боялся испачкать своей кровью белые ритуальные одеяния.        - Мой дражайший супруг, тебе нужно поесть, я помогу, - с этими словами волк приподнял маску оленя, оставляя прикрытыми лишь глаза омеги. Поначалу Се Лянь хотел отвернуться, есть с чужих рук казалось чем-то унизительным и глубоко неправильным по своей сути, но пустой желудок издал весьма красноречивый ответ на тягостные размышления волчонка.        - Попробуй, этого кабана я поймал и приготовил специально для тебя. –Ко рту поднесли крупный кусок маринованной свинины, жаренной на углях, от которого исходил манящий аромат трав и редких специй. Се Лянь откусил на пробу кусочек.        - Вкусно, - тихо и скромно, чтобы только супруг мог расслышать.        - Я рад, что тебе нравится. Кабана лучше всего есть с брусничным соусом или самой ягодой. Вот, попробуй, - Се Лянь, смущаясь, открыл рот, куда вслед за маленьким и сочным кусочком мяса упали две горько-сладкие ягоды. Волчонок чувствовал, что его приручают и сам же поддавался силе, которая почему-то к нему была мягка и благосклонна. Аромат трав и вкус ягод казались странно знакомыми, но вместе с тем непостижимо чужими.        - Испачкался, - усмехнулся волк и склонился над лицом задумавшегося Се Ляня, слизывая жирную каплю с его подбородка. Се Лянь тут же вжал голову в плечи, едва не роняя маску с лица.        Юноша с золотыми серёжками, стоящий за спиной Се Ляня, прыснул от смеха (пытаясь отчаянно скрыть это за кашлем). Рядом послышался угрожающий рык и тут же затих, стоило волку почувствовать, как маленькая холодная ладонь коснулась его рукава. Се Лянь сам не заметил, как слабо вцепился в чёрную ткань.        - Я тебя напугал? Прости, - тёплая ладонь легла сверху и погладила, прежде чем руку волчонка вернули на колено, а самого Се Ляня получше укутали в шкуру. На горы постепенно спускались сумерки. Солнце, наконец выглянувшее из плена туч, теперь отчаянно цеплялось за верхушки малахитовых сосен, но продолжало свой извечный путь на запад.               - Господин Хуа мог выбрать любого омегу в нашей деревне, но почему он выбрал этого убогого? – заплетающимся языком произнёс кто-то за столом.        - А ну закрой пасть, пьяница, коли жизнь дорога, - прогремел голос старейшины и атмосфера оживлённого празднества тут же превратилась в гнетущую тишину – даже трава, казалось, затихла в страхе перед бурей. Волк в чёрном напрягся, распространяя вокруг себя ощутимую густую ауру.        - Г-господин Хуа….. м-можно мне яблоко? – Се Лянь сам не понял, как дрожащими губами смог произнести просьбу в надежде сгладить конфликт. Сердце билось в горле, словно загнанная птаха, мешая сделать полноценный вдох. Ему не впервой было слышать грубости от деревенских жителей – он выделялся своим мягким характером и белыми, словно хлопковое созвездие, волосами.        - Яблоко? Конечно, мой Лунный Цветок,- удушающая сила мгновенно иссякла, ушла в тени, а на её место вернулась игривая улыбка и мягкие пальцы, протягивающие самый сладкий кусочек яблока в меду.        - Вкусно, - Се Лянь успокаивал сердце, заставляя страх медленно отступать.        Старейшина склонился в извиняющейся позе, но не успел и слова произнести, как волк небрежно манул свободной рукой и продолжил кормить своего супруга. Вновь зазвучала музыка и за столом стало шумно.        - Попробуй наш эль, он очень хорошо сочетается с яблоками, - перед Се Лянем возникла чаша с напитком, от которого веяло сладостью вереска, клевера и чем-то острым, чего волчонок ещё никогда не пробовал.        - Я… - Се Лянь хотел отказаться, но не нашёл подходящиx слов.        - Если ты пробуешь впервые, ничего страшного, я буду рядом, чтобы ничего не случилось. Но тебе в любом случае нужно выпить, - уверенный голос волка звучал прямо над ухом Се Ляня, отчего тот непроизвольно им дёргал и краснел. Ответив кивком, Се Лянь начал медленно по глотку пить. Эль оказался приятным напитком с лёгкой горчинкой в послевкусии, отчего Се Лянь выпил его две чаши и не заметил, как захмелел. Окутывающие с ног до головы ароматы ночной фиалки и тысячелистника, исходящие от шкуры медведя, начали клонить в сон. Се Лянь не понял, когда оказался в крепких объятиях супруга, а вокруг, подчиняясь невидимым потокам мелодии, кружили - словно призрачные – серебристые бабочки и маленькие огоньки светлячков.        - Красиво, - Се Ляню очень хотелось коснуться хотя бы одной серебристой красавицы, но руки по-прежнему бессильно покоились на коленях, а маленькие насекомые порхали в ночном небе, не смея подлетать ближе.               Близилось полнолуние.               Как только первый лунный свет коснулся круга каменных столпов, музыка стала тише и изменила свой ритм на более плавный, позволяющий шаманам достичь нужного состояния единения с богами.        - Пора, - позвали волчонка, вытаскивая из дрёмы. Се Лянь кивнул и не без помощи спрыгнул с алтарного стола. Ведомый супругом к ритуальному кострищу, Се Лянь не чувствовал прежнего страха или волнения, шаги его сделались лёгкими и уверенными, разум же слегка затуманили травы и выпитый эль.        - Мы собрались здесь, дабы почтить богов своими дарами и отпраздновать воссоединение двух блуждающих душ. Отныне вы двое – как один в любых радостях, бедах, в охоте и домашнем быту, при жизни и в посмертии. Принесите ваши клятвы полной Луне! – громкий голос старейшины, оплетаемый песнопениями шаманов, болью отозвался в голове Се Ляня.        Повернувшись лицом к лунному свету, оба волка одновременно произнесли:        - Клянусь.               Последним этапом ритуала был обмен божественными дарами, которые бы подтверждали созданную связь.        - Господин, - помощник протянул супругам шкатулку с двумя браслетами из серебра и горного хрусталя.        - Господин Хуа, но… наши обычаи не допускают примесей в божественных дарах. Не должно быть ничего, кроме серебра, - настороженно проговорил старейшина.        - А наши – допускают. К тому же, этот чистейший горный хрусталь добыт в недрах Священной волчьей горы специально для моего мужа. Я не намерен отказываться в угоду вашим суевериям.        Даже не применяя силу, он прекратил спор и взял из шкатулки браслеты. Се Лянь с восхищением посмотрел на изящные кольца, что напитались силами огня и Луны и теперь будто бы испускали мягкий свет сами.        Взяв Се Ляня за руку, волк осторожно надел браслет, который оказался на удивление лёгким и совсем не доставлял неудобства, а второй надел на свою руку сам, приложив к металлу пальцы волчонка.               Ритуал был окончен. Маски сброшены в огонь вместе с пучками дурманящих трав.               Се Лянь смотрел на высокого мужчину перед собой и не мог поверить, что всё, что он видит – не дурной сон.        - Хуа Чэн, - поклонился он, ухмыляясь дерзко и нагло разглядывая покрасневшего юношу.        - Мой прекрасный Лунный Цветок, подари мне танец, - спрашивая, скорее, для вида, он прижал к себе несопротивляющегося Се Ляня и увлёк в танец, наполненный терпким запахом костра, трав и морской соли, под звуки бузуки* и флейты.               ***               - М-м, - Се Лянь был окутан дурманом. Он не помнил, как вместе с Хуа Чэном покинул свадебный круг; не помнил, сколько раз спотыкался на лесной тропинке, задевая босыми ногами мшистые камни и не помнил, как каждый такой раз от падения его удерживали мягко две сильные руки, покрытые рунной вязью, ярко светившейся в ночном тумане.        Се Лянь с трудом приходил в себя, ощущая шокирующую слабость во всём теле и странное жжение на губах. Приоткрыв тяжёлые веки, юноша обнаружил себя лежащим в незнакомой комнате, освещаемой лишь парой маленьких свечей да светом лунного диска. С приоткрытого окна веяло прохладой, но холода Се Лянь не ощущал. Он лежал на шкуре белого медведя, обнажённый и беззащитный в своей наготе. Лишь тонкое нижнее одеяние прикрывало пупок и самое нежное место омеги. Осознание этого вяло доходило до одурманенного алкоголем разума, ощущение себя притупилось, взамен ему другое – совершенно новое, ранее не известное – расцвело поцелуем на внутренней поверхности правого бедра. Се Лянь вздрогнул и хотел было отстраниться, прикрыться и спрятаться в темноту, но его накрыло, укутало сильной аурой альфы. Из груди вырвался жалкий отчаянный писк.        - Прости, - с придыханием прошептал Хуа Чэн и поцеловал ниже. Прикосновения тёплых пальцев опутывали ноги, словно плющ, даря одновременно расслабление и усиливая волнение.        Хуа Чэн перевязал его исцарапанные камнями стопы и сменил повязки на руках, смазав грубые ранки травяной мазью, и долгое время просто сидел рядом у его ног молча, прикрыв глаза и сосредоточенно усмиряя разбушевавшуюся ауру.        Се Лянь смотрел на тёмный силуэт, освещаемый лунным светом со спины, и не мог распутать клубок ощущений, что испытывал. Ему было страшно, ему было стыдно, ему отчаянно хотелось убежать. Вот только инстинкты кричали обратное, сердце билось в неверном ритме – омега тянулся к безбрежной силе альфы, желая поскорее утонуть в спасительной тьме.        - По правилам я должен взять тебя сзади, но… - голос Хуа Чэна утонул в мягкой полутьме, пауза была недолгой. – Я не собираюсь причинять тебе боль в нашу первую ночь вдвоём. По законам моей стаи ты ещё слишком юн для связи с альфой, но нас связала судьба. Ты мой драгоценный супруг и я должен поставить метку. Ты позволишь прикоснуться к тебе? Доверишься ли мне телом и душой?        Альфа сидел, напряженно выпрямив спину и сжав кулаки, сдерживая рвущуюся наружу сущность, желавшую овладеть напуганным омегой сейчас же. Но взгляд его излучал мягкость и уверенную надёжность.        Се Лянь рвано вздохнул.        - Я… Я.. – слёзы бесконтрольно полились из глаз.        - Я клянусь, я тебя не трону в том самом смысле, что бы тебе не говорили. Но будет немного больно вот здесь, - Хуа Чэн показал на свой собственный левый бок. – Это быстро пройдёт, как только метка проявится.        - Но….. мне сказали, нужно…. это же обряд, боги не благословят нас…. – Се Лянь, заикаясь, боролся с собой и собирался с мыслями. Разум прояснился, но теперь его охватил страх. Страх боли, неизвестности и унижения.        - Мой бог велит мне оберегать тебя, моего единственного омегу. Я не буду тебя насиловать, - рыкнул Хуа Чэн и окончательно усмирил свою энергию. Аура альфы теперь струилась вокруг него мягко, окутывая и согревая своим теплом и напряжённого омегу рядом.        - Х-хорошо, - Се Лянь стёр с лица мокрые дорожки и отвернулся, убирая последнюю ткань со своего тела.        Хуа Чэн склонился над ним, мягко разводя его ноги по бокам от себя.        - Ничего не бойся, - шепнул напоследок в белый пушок на лобке и вонзил острые клыки в мягкий бок. Омега громко закричал и вцепился альфе в волосы и плечо, он колотил Хуа Чэна по загривку и сквозь рыдания просил прекратить. Только-только затянувшиеся раны на запястьях снова раскрылись, окрашивая повязки в красный.        - Пожалуйста, хватит, мне больно! – Се Лянь пытался разжать сжатые в кулаки ладошки, отпустить волосы альфы, но пальцы свело судорогой. Он начал задыхаться, захлёбываясь и икая. Хуа Чэн уже отпустил его и стал отвлекать от боли и жжения, осыпая мягкими поцелуями животик и грудь, что высоко вздымалась при каждом неровном вдохе.        - Дыши, милый, - у Хуа Чэна от волнения высвободились большие тёмные уши, которые Се Лянь тут же нащупал среди мягких прядей.        - Вот так, правильно, вдох, выдох… И ещё раз вдох и опять выдох, - Хуа Чэн успокаивал омегу, как когда-то в детстве младшего брата. Се Лянь понемногу стал отвлекаться, поглаживая упругие, холодные и пушистые уши мужа. Как только первые символы метки стали проявляться, Хуа Чэн отстранился. Он бережно размотал раненые руки своего волчонка и стал зализывать раны. Порезы очень скоро затянулись и Се Лянь, мало-помалу привыкая к боли в боку и волнению в груди, посмотрел на альфу. Тот облизывал губы и восстанавливал дыхание. Чёрные уши всё ещё виднелись на голове.        - Можно? - рукой омега потянулся прежде, чем озвучил свой вопрос.        - Нужно, - Хуа Чэн склонился над Се Лянем. Близко. Едва задевая губами его покрасневшие губы.              ***               Боль утихла с первой утренней звездой. Се Лянь, будто в прострации, поглаживал задремавшего на его коленях Хуа Чэна. За окном просыпались первые птицы, растревоженные первыми, ещё холодными солнечными лучами. Се Лянь старался не шевелиться, боясь разбудить альфу.