Ранним утром позднего марта

Ранним утром позднего марта в затихший после первоначального буйства пробуждения город пришел никем не замеченный человек в старой, потрепанной одежде и удивительно ласковым выражением лица. Он шёл устало, кивая всем встречавшимся на пути прохожим, слишком занятыми своими проблемами, чтобы вовремя обратить внимание на странную несхожесть этого человека со всеми остальными. Кто-то удивлённо оборачивался, пройдя пару шагов мимо него, но вскоре, махнув рукой, продолжал путь. Иные же вовсе не замечали его. Человек остановился передохнуть у одного из высоких заборов, огорождавших роскошные дома этой улицы, а, может, и души ее обитателей. Хорошо бы было сесть, но люди не любили тех, кто осмеливался так беспардонно сидеть у них на дороге, а скамеек или прочих мест отдыха поблизости не было. Поэтому путник стоял, переводя дух, и наблюдал за серой невзрачностью оттаивающего после зимы города, делающего первые вздохи полной грудью. Здесь мимо никто не ходил, и пустота наваливалась ещё острее, тем паче что даже красавицы-яблони стояли голые, лишённые и зимнего одеяла, и весеннего наряда. Заглядевшись на стройные деревца путник не заметил, как сердито звякнула калитка, и обернулся на хозяйку дома, лишь когда она задала в бок незнакомца злобный вопрос: — Кто вы, и что вам здесь надо? — Моё имя Иешуа, а прозвище — Га-Ноцри, — торопливо ответил путник. — Я просто почувствовал усталость и остановился передохнуть здесь. Я, добрая женщина, вовсе не собирался мешать тебе и тем более не хотел напугать. — Напугать? — коротко рассмеялась она. — С чего ты, оборванец, решил, что я могу бояться тебя? — Твои плечи так напряжены, и ты все время смотришь за моими руками, словно ожидая, что я нанесу удар, и ты прислушивалась, нет ли кого за… — Довольно! — прошипела она. — Откуда ты взялся в этом городе? — Я, добрая женщина… — Добрая? — она собиралась рассмеяться слова, но смех застрял в её горле, сжавшемся от отравленной горечи, что почудилась ей в этих словах. — Ты явно чужой этому месту. — Я прибыл в этот город этим утром и ещё не имел чести поговорить с кем-нибудь из его жителей. Выходит, верно, я ещё чужд ему. — Откуда ты? — надменно спросила она его тоном, привыкшей судить и расспрашивать. — У меня нет постоянного жилища, — смутился путник, — я путешествую из города в город… — Это можно выразить короче, одним словом — бродяга, — бросила женщина, вместе со страхом теряя к собеседнику и интерес. — И да будет тебе известно, меня в этом городе все поголовно величают Злой. — Значит, появился один, что не будет называть тебя так, — мягко заметил Иешуа, — ибо по моему убеждению злых людей нет на свете. — Видно, ты мало видел людей! — фыркнула она, делая новый шаг по направлению к автомобилю. — Может ли бродяга видеть мало людей? — улыбнулся Иешуа. — Я видел страшное множество несчастий и за всеми ними стояли несчастные люди. — Несчастные… — прошипела женщина, делая шаг обратно. — Тогда, может, ты скажешь мне, бродяга-философ, почему одни находят свое счастье, а другие нет? — Возможно эти другие просто боятся? Повисла короткая, но острая, как колючка крыжовника, пауза. При желании, можно было услышать обрывки разговора на соседней улице. — Я уж думала, вы в самом деле скажете что-то дельное. — Я сказал лишь то, что думаю. Не держите зла. Утреннее солнце растерянно скользнуло по упрямым лицам и спряталось за проплывавшей мимо тучей.