Последняя запись

Вчера битва не прекращалась несколько часов, конечности онемели от холода. Запах крови и пота застряли в носу. От постоянных взрывов болела голова, звон в ушах не прекращался. В привычку вошло тереть глаза и брови, чтобы хоть как-то отвлечься. Мы все надеялись на временное прекращение огня, и передышка наступила. Я отложил оружие и начал ощупывать карманы. Единственное подтверждение о моем существовании на этом поле - паспорт смерти – там мы его называем. С моим именем, адресом родителей и ее фотографией. Я вложил в него сухой цветок, который она прислала в прошлом месяце. У Марии умиротворяющий голос, а летом она носит красные босоножки. Людей всегда поражает наше внешнее сходство. «У вас даже ямочки на щеках одинаковые» - говорят. На ее кухне стоит сахарница, несмотря на то, что чай она не сладит. Считает, что в сахаре лучше всего сушить цветы. Я никогда не пререкаюсь. Шум повсюду. Он напоминает мне детство, когда птица отца не умолкала по утрам. Я боялся птиц. В ночных кошмарах меня посещали огромные стервятники, а пролетающая над головой стая ворон заставляла вздрагивать. Мария же подолгу наблюдала за тем, как голуби вычесывали перья и приходила на почту за несколько минут до открытия, чтобы заполучить марку с из коллекции с «редкими птицами». Огонь снова начался. Я запомнил несколько лиц. Молодые, безнадежные, наполненные сомнением и страхом. Один парень, который давал мне сигареты первое время, сегодня потерял ногу. Нескольких выносили медсестры, наверное, на куртках, я так и не понял. О его судьбе ничего не знаю. Сегодня пообещал себе, что переживу этот холодный октябрь.

18 октября 1941 Петр

Последняя запись

Когда по радио объявили о начале войны, мне только исполнилось девятнадцать. На мне медицинская сумка через плечо и красный крест на рукаве, будто бы я в офицерском кругу с отличительной отметкой. Но это не так. Я всего лишь напуганная девушка, которая каждый день пытается помочь другим. Приходится смотреть на умирающих без единого намека на то, что им осталось не больше суток. Молчать, отворачиваться и быстро выходить из палаты. Вычищать кровь из-под ногтей после смены. Кажется, они не заканчиваются. Люди умирают каждый день, я никогда не видела настолько изувеченные тела. Мы перетаскиваем их на себе – носилок не хватает. Боль в мышцах стала ежедневным кошмаром. Недавно другая медсестра застала меня сидящей с бинтом в руках. Я просто перебирала его и смотрела в одну точку. Надежда на конец войны с каждым днем, проведенном в стенах больницы, угасает. В коридорах тихо, несмотря на количество раненых. Тишина прерывается только скрипом дверей и редкими стонами из палат в мирные дни. Дни бомбежки я не хочу вспоминать. От этого оглушительного звука нельзя спрятаться. Начало ноября выдалось холодным, морознее октября. Район напоминает пустые домики-коробки. Электричества в квартирах нет. Я представляю, как руки матерей нежно умывают лица своих детей перед сном. За кротким поцелуем в лоб следует другой ритуал - плотно занавесить шторы. Затем комната наполняется запахом серы от потухшей свечи, а по потолку бегают тени. Вместо собак за поворотом меня встречает запах гари. Выходить на улицу опасно: дороги могут быть заминированы. И все же иногда дети умудряются выбираться, я вижу их по пути в больницу. Под ногами звенят пули. Часто ребята забирают их домой, прячут в подушку или в забытые ботинки отца. Не могу поверить, что солдаты, которых когда-то тоже целовали в лоб на ночь, сейчас возводят баррикады на дорогах. Они все так же лежат на сырой земле, пытаясь отдышаться, как в детстве смотрят друг на друга. Однако, больше нет ничего, что могло бы напомнить это время.

21 ноября 1941 Мария

***

Комнатные растения и выстиранное белье возвращаются на балконы жилых домов. Тишина на улицах прерывается свистом или цоканьем каблуков. Дни в больнице тоже изменились. По пути на работу я стараюсь сорвать цветы для раненых. Медсестры с особой нежностью клеят марки на ответные письма солдат своим матерям и любимым. Я стала легче уставать, за что корю себя.

3 июля 1942 Мария Последняя запись