Свадьба

      У напарников ещё во времена Радуги сложилась негласная традиция отмечать завершение миссии, но в Неваде им бывать не доводилось. Игорные дома манили вывесками, изваяниями и звуками автоматов. Лас-Вегас играл всеми красками, ночная жизнь бурлила: неоновые огни светили ярче солнца, пьяные девицы, одетые в то, что сложно было назвать одеждой, разъезжали на лимузинах, из клубов и баров доносилась музыка, у чёрных ходов выбивали последний дух из повинных, за чертой города лихачи гоняли на спорткарах. Задания за границей не были редкостью, но в таких местах, как Вегас, требовалась особая осторожность: проснёшься с красоткой, а она требует с тебя две сотни за ночь, которую ты даже не помнишь, пока за дверью стоит вышибала.       Казино словно говорило: «Добро пожаловать домой, сладкий». И противиться никто не смел.       — Не увлекайся, — бросил Бел Маммону, садясь за стол с рулеткой. Иллюзионист смерил того скептичным взглядом и молча исчез в толпе.       Принцу откровенно не везло. Принц откровенно увлёкся, во всеуслышание заявляя о своей гениальности. Он ставил на чёрное, красное, на девятку, шестнадцать, единицу, тридцать шесть, — всё мимо. «Всегда ставь на чёрное»? Минус пять сотен. «Всегда ставь на красное»? Минус девятьсот три доллара и один четвертак. Азарт побеждал, дилеру было не жаль, официанты подливали. Бельфегор, ещё не сыграв догола, заставил себя, пьяного, подняться и разыскать своего спутника.       Маммон освоился в заведении куда лучше, за столом покера он чувствовал себя королем. К концу подходила четвёртая партия, и три четверти фишек на столе были его. Его лицо, всегда бесстрастное, отлично вписывалось сюда, а бледные почти детские пальцы изящно лежали на картах.       — Фулл-хаус, — объявил мужчина в твидовом пиджаке, поддатый, сидевший через несколько мест от Маммона.       — Стрит-флеш, — усмехнулся иллюзионист, открывая карты. — Почему-то для большинства игроков не существует ничего выше фулл-хауса.       Толпа охнула, дилер тоже был в замешательстве. Народ, видя, что победить за столом можно, занял свободные места, как только Маммон собрал свои фишки в кейс. Много выигрывать у казино тоже нельзя, иначе подкатит к тебе какой-нибудь громила, обшманает весь плащ, как малолетку за кражей, посмотрит по камерам, ещё и в чёрный список занесёт. В этом случае страх потерять всё пересиливал жадность.       Он был доволен собой, но хорошее настроение как рукой сняло, стоило ему встретиться взглядом с Белом. Волосы растрепались, рубашка на выпуск, глаза блуждают, поза неудачника, — далеко не королевская кровь. Бел плавно увлёк его в бар обмывать выигрыш. Никто не считал сколько, но оба знали, что чересчур много и что, если не дать отпор Бельфегору, к утру от этих денег останется только небольшая сумма на завтрак и такси.       — Как ты его сделал? Такое почти не выпадает, это же как флеш-роял, — всё выспрашивал Бел у Маммона, когда они уже опрокинули по порции текилы. — Ты ведь… подшаманил? — заговорщически прошептал принц и шепеляво засмеялся.       — Я умею считать, — тихо ответил Маммон. Хотелось коктейля послаще, но раз начали с текилы, нужно продолжать. — От иллюзий нет прока. Придумаю себе несметных богатств, а в полночь они превратятся в тыкву.       Бел заливисто рассмеялся и похлопал по плечу напарника. Повторил заказ, второй, третий; на пятый раз бармен поставил бутылку. Маммон заплетавшимся языком всё уговаривал Бела вернуться в гостиницу; жаль ему было свой выигрыш пропивать, да ещё и втридорога. Он даже встал, намереваясь уйти, деньги ведь всё равно при нём, и тогда прекрасному принцу придётся отрабатывать выпитое, моя посуду на кухню, но принц неуклюже схватил его за плечи и прислонился головой к талии. На лице плавала детская, светлая улыбка — редко такое увидишь. Но Маммона это забавляло (страшно было признавать, что даже нравилось). И это оказалось настолько неожиданно, пугающе и интригующе одновременно, что Маммон поддался.       — Давай пойдём в другое место, — пролепетал Бел, когда иллюзионист расплачивался в баре, — я знаю хорошее место.       — Лучше кровати в гостинице не будет.       — Ты меня приглашаешь? — Принц вис на маленьком иллюзионисте, раскачивая их в такт музыке, которую в казино выделить из всей смеси звуков было сложно. — Не важно, пойдём. Обещаю, потом я от тебя отстану.       Маммону совсем не нравился энтузиазм Бела; тот и без того вечно что-нибудь выкинет, но в этот раз… в этот раз было что-то другое. Как что-то возвышенное, Ураган сбивчиво комментировал их миссию. Работа была сделана идеальна, Бельфегор справился на все сто, устранив цель. Вышло немного грязно, но усилия Тумана, как это бывало обычно, здесь не понадобились — зачистить было легче лёгкого. Слова Бела были о работе, но смысл — явно не в ней. И этот блеск в глазах — не просто пьянь и гордость, этот блеск настораживал, как касания пальцев и плеч, что были отнюдь не случайными.       — Что это?       — Часовня.       Сложно было выбрать, что Маммона впечатлило больше: то, что Бел решил покаяться да помолиться, или то, что прямо в казино был христианский алтарь. Так, получается, все эти азартные игрища — вполне богоугодная затея, сам Господь благословляет тебя на выигрыш? Маммон рассмеялся. Смеялся он в лицо Белу или в лицо Богу — сам не знал, но было смешно. А может, текила рассудок помутила.       — Давай поженимся.       На секунду Маммон даже замолчал. Бельфегор, на удивление, был серьёзен, и иллюзионист хотел было дать подобающий ответ, но не смог: его вновь прорвало на хохот.       Да что с этих браков взять? У обоих — ни гроша за душой, ни страховки, у обоих — голова не на месте, один жизни не видал, второй — в отцы годится (только об этом все в грёбанном отряде грёбанных убийц забывают). Что с такого брака, без приданного да без перспективы? Заимеют тела друг друга они, но уже и так во власти, то ещё богохульство выходит.       А Бельфегор молчит, не то чтобы даже и терпит, сам видит ситуацию, и Маммон не может глумиться. Маммон жаден, и он готов брать всё, что даёт жизнь, даже (тем более) глупого принца.       — Женщиной я не буду, — сказал иллюзионист, хотя после недолгих уговоров всё равно согласился бы. И Бел сам знал об этом.       — Да всем по барабану, — тот повёл его ближе к часовне, мимо пары жёстких деревянных лавок. — Отче, обвенчайте!       И молодой священник (наверное, право венчать в Интернете купил — многие так сейчас делают) обвенчал. Что там в Библии сказано было, они не слушали, но смотрели глаза в глаза и клялись не умирать до последнего, плясать на чужих костях, пока сами не иссохнут, и встретиться в другой жизни, да найти клад, что будет им заготовлен, да жить счастливо с этим кладом, ни в чём себе не отказывая, и кровь пить вдвоём, и плоть вкушать, и знать всегда, где друг, где враг, а где двойник, и в переделки попадать вдвоём, и общаться и дальше без слов. Многое можно было сказать, но всё они знали. И те искусственные цветы в зале, Иисус распятый, парнишка в рясе, фрески, орган, свидетельство какое-то на английском — всё это было лишним. И утром они оба будут смеяться над собой, но и бережно в памяти хранить эти пятнадцать минут у алтаря казино тоже будут.