Наваждение

Сюэ Ян почти ничего о нем не знает. Только то, что от него пахнет мятой, а взгляд такой, будто каждый из тех, на кого он смотрит, задолжал ему по восемьсот тысяч лянов серебра. Сюэ Ян понятия не имеет, как его зовут, но уже в него влюблен. Впрочем, разве может быть иначе? Ведь, если не брать во внимание этот взгляд, он так похож на Сяо Синчэня. Если завязать ему глаза, если в ы р в а т ь его глаза, он и вовсе станет неотличим. Сюэ Ян каждый день приходит на площадь, где они случайно столкнулись, но больше не видит его. И аромат мяты так сложно уловить среди множества различных резких и сильных запахов хоть и небольшого, но все же города. Время близится к Новому году, и людей становится только больше. Больше, но все не те. Сюэ Ян хочет убить каждого, кто не этот незнакомец, пахнущий мятой, носящий украшения для волос в виде цветов и глядящий на всех с презрением. Сюэ Ян готов убить каждого. Прошло уже больше месяца с тех пор, как он таскается сюда снова и снова. А ведь он не планировал задерживаться в этом городишке и на пару дней. Но гуль бы побрал этого проклятого юношу! Сюэ Ян даже начинает сомневаться, не привиделось ли ему? Он тогда был очень уставшим, мало ли что могло ему показаться. Да и кто-то похожий на Сяо Синчэня... Какова вероятность, что это вообще возможно? Нет, вроде как кто-то умный, из придворных мудрецов и астрологов, составляющих гороскопы правителям, рассказывал, что существуют совершенно одинаковые люди с абсолютно разными характерами, но стоило ли было доверять этим рассказам? Да даже если и так, разве могло повезти именно Сюэ Яну? Он ведь вовсе не весь Китай обошел, а столкнулся, нашел, увидел... Или ему все-таки показалось? Сюэ Ян обещает себе, что уйдет после празднований в честь Нового года. Уйдет в горы, смотреть, как цветет мэйхуа. Уйдет и... Что? Он еще не решил. Сяо Синчэнь так давно мертв, а теперь у Сюэ Яна нет даже мешочка с его душой за поясом. Да. Точно. Он себе все придумал. Не было никакого незнакомца. Не было пахнущих мятой волос. Не было взгляда, словно на задолжавшего восемьсот тысяч лянов серебра, не было цветочных украшений. Сюэ Ян не успел толком рассмотреть, какие там были цветы, но ему показалось, что это тоже мэйхуа. Слишком много совпадений, чтобы быть правдой. Но он так хотел увидеть его ещё раз. Увидеть Сяо Синчэня, может, коснуться, может... Попросить прощения? Хотя нет. Это лишнее. Празднования были в самом разгаре, а Сюэ Ян бродил по площади, оглядывался по сторонам и злился. Так сильно злился на себя и свою слабость. Зачем ему это нужно? Зачем он ищет встречи с человеком, которого просто не может существовать за пределами его воображения? Может быть, он сошел с ума? Да, пожалуй, так и есть. Любой бы сошел, если бы у него отняли все. Всякую надежду. Он искал способ. Он не готов был отпускать. О нет, он ведь никогда не проигрывает. Он ведь смог восоздать обломок самого мощного темного артефакта современности, тогда почему он не смог этого? Не смог вернуть душу в тело? Не смог подчинить? Он ведь может все... Сюэ Ян бездумно шатается по площади, идет наперекор веселящейся толпе. Он даже ничего не крадет, хотя мог бы, потому что денег совсем не осталось. Но он — как нелепо! — ни на чем не в силах сосредоточиться. Ни на чем, кроме своих мыслей. В самый последний день фестиваля он снова никого не встречает. И уже точно знает, что утром исчезнет, покинет город, оставит надежду. Люди собираются, чтобы запустить фонарики, чтобы выпустить в небо разноцветные огни, чтобы как следует поблагодарить богов и попросить у них на год грядущий обычных человеческих радостей. У Сюэ Яна тоже есть фонарик. Он никогда их не запускал. В детстве ему было не до этого — найти бы, что поесть. Какие уж тут фонарики? А потом он был занят совсем другими вещами. Он очерствел, превратившись в безжалостного, жестокого убийцу, и ему не нужно было ничего загадывать. В Куйчжоу он брал все, что хотел, и никогда за это не платил, и уж тем более он ничего никогда не просил. Он всегда брал все, что вздумается. Но у него уже дважды не вышло. Упертый Сяо Синчэнь все же переупрямил его и на этот раз. И теперь Сюэ Ян стоит с фонариком в руках и смотрит так, будто вместо него на ладонях покоится ядовитая змея — одно неверное движение, и яд окажется впрыснут под кожу. Или еще хуже — выплюнут прямо в глаза. Будет смешно. Но это не змея. Просто красная бумага и лоза. Сюэ Ян смотрит на них так долго, что перед глазами плывет. Он раздражается и злобно рычит, готовый выбросить проклятый фонарик. И ему даже потраченных на него последних денег не жаль. Возможно, впервые в жизни. Сюэ Ян опускает руки, почти разжимает пальцы, но краем глаза замечает то, отчего его сердце начинает биться чаще, и он оборачивается, забывая дышать. Моргает раз, другой и еще раз. Но «видение» не исчезает. Только снова пытается слиться с толпой. Сюэ Ян на этот раз отмирает быстрее, торопится, просачивается мимо людей, толкается, распихивая мешающих локтями, пока не настигает свое «видение», по-прежнему пахнущее мятой и носящее украшение с цветами в волосах. Сюэ Ян перехватывает чужую руку чуть выше локтя и тянет на себя: — Сяо Синчэнь! — имя срывается с губ раньше, чем он успевает понять, что сказать хотел вовсе не это. Глаза напротив опасно прищурены, а взгляд холодный и колкий. Сяо Синчэнь не смотрел на него так даже тогда, когда вел на совет заклинателей в Башню Кои. Юноша дергает руку из хватки и мрачно, раздраженно бросает: — Вы обознались. — Так и есть, да, — торопливо соглашается Сюэ Ян, кивает и идет следом, стараясь не отставать. — Мне показалось, мы виделись раньше. — Нет. — Я тебя запомнил, у тебя волосы мятой пахнут. И цветы в прическе. Так необычно, — Сюэ Ян не был в ситуации, когда из кого-то нужно было тянуть слова без помощи пыток. Юноша не отвечает, морщится и старается ускорить шаг. Сюэ Ян догоняет его у самого края площади, снова хватает за руку и на этот раз сжимает сильнее. Нет, теперь он не отпустит. Не позволит уйти. Хватит. От него никто не смеет уходить. Никто, никогда. (Гребаный Сяо Синчэнь.) — Чего тебе? — юноша почти рычит, и лицо его выражает такую степень недовольства, что даже мелкой дуре А-Цин было бы чему у него поучиться. Хотя она всегда себя считала непревзойденной по части выражения презрения. — Ты не мог бы мне помочь? Я никогда не запускал фонарики. И не совсем представляю, что нужно делать, — Сюэ Ян несет какую-то откровенную ерунду. Ну кто в здравом уме будет заниматься подобным с незнакомым навязчивым человеком? Разве что Сяо Синчэнь... Сюэ Ян хмыкает и разжимает пальцы. Он может проследить издалека, выждать, напасть, когда юноша останется совсем один в темноте пустых улиц. Да, так он и сделает. А пока пусть идет. Но тот не уходит, лишь смотрит на него удивленно и выжидающе. Словно не веря своим ушам. — Фонарик? — он хмыкает недоверчиво, но действительно замечает у Сюэ Яна сложенный лист и протягивает руки. — Давай сюда. Сюэ Ян медлит, не понимая, не бредит ли он. Он смаргивает, но руки не исчезают, как и недовольное выражение лица. И Сюэ Ян поспешно сует свою добычу, пока этот любитель мяты и цветов не передумал. Ловкие пальцы выхватывают из его руки бумагу и лозу, палочка благовоний не успела бы сгореть и на четверть, а кусок бумаги в чужих руках уже становится полноценным фонариком. — Часто этим занимаешься? Сбываются желания? Юноша замирает на пару мгновений, но тут же хмурится и отрицательно мотает головой. — Помогал в детстве младшему брату. С тех пор больше никогда не занимался подобным. — У тебя умелые руки. Юноша хмыкает и закатывает глаза, а после протягивает готовый фонарик. — Вот. Попроси чего-нибудь стоящего у богов. Настоящего. Не эти глупости про богатство и власть, — напутствует он, но голос звучит равнодушно. Сюэ Ян забирает фонарик, а юноша больше не смотрит на него, разворачивается и уходит. Сюэ Ян следит за ним, пока тот не исчезает из поля зрения, а после впихивает фонарик в руки первого попавшегося прохожего и в два прыжка заскакивает на крышу, бесшумно следуя за своим желанием. — Привет, — Сюэ Ян коротко машет рукой, вместо того чтобы проявить немного уважения и хотя бы слегка склонить голову в знак приветствия, и заскакивает через окно в комнату в тот же миг, когда дверь за юношей плотно задвигается. — Что? Еще фонарик для тебя собрать? Тот не выглядит ни напуганным, ни удивленным, проходит мимо незваного гостя и оказывается у кувшина и таза, намереваясь умыться. — Нет. Я пришел тебя похитить, — честно и спокойно говорит Сюэ Ян. Честно... Ну надо же! Сяо Синчэнь мог бы им гордиться. Сюэ Ян тотчас морщится, словно от зарождающейся головной боли, и скалится, обнажая клыки. Юноша остается равнодушен к его мимолетным душевным терзаниям и продолжает заниматься своими делами так, будто здесь никого нет. — Подумай как следует. А потом еще раз подумай. Обещаю, ты пожалеешь, что связался со мной — двух лун не пройдет. Юноша не похож на того, кто будет говорить зря, он не угрожает, в его глазах нет страха, только раздражение, и от него не пахнет трусостью. Он видит Сюэ Яна, но не пугается его безумного взгляда и звериного оскала. — Почему ты не боишься? — Сюэ Я подозрительно щурится и подступает ближе, обходит по дуге, словно готовый к нападению хищник. — А почему должен? — аккуратные брови взлетают вверх в крайней степени удивления, а чужие губ искривляет ехидная усмешка. Сюэ Ян понимает, что перед ним такой же хищник, как и он сам. Зверь, возможно, даже более жестокий, но точно менее кровожадный. — Потому что я пришел тебя похитить, не спрашивая твоего мнения на этот счет. — Так чего же ты ждешь? Похищай, пока я не закончил умываться, потому что после я собираюсь лечь спать. И не приведи небожители тебе меня разбудить, — и снова в голосе нет угрозы. Юноша не пытается казаться ужаснее, чем он есть. Сюэ Ян чувствует его силу, его гордость, его... стать? Он выглядит как обычный городской житель, но стати в нем столько, словно он сын какого-нибудь императора. Сюэ Ян отчетливо понимает — он не лжет, обещая, что Сюэ Ян пожалеет, что решил его забрать. В дверь стучат, и юноша велит слугам войти. Приносят ужин. А взмах руки — в самом деле будто бы высокородной особы — прерывает поток извинений и отсылает прочь. Сам же юноша даже голову не поворачивает к источнику шума. — Прости, не ждал гостей, — в голосе ни капли раскаяния, лишь издевка. — Если не брезглив, можешь выпить из моей пиалы и поесть моими палочками. — А ты сам? Тебе не будет противно брать приборы после меня? — Ты же собрался меня похитить. Разве теперь меня должны волновать такие мелочи? Уголок губ ядовитым росчерком обозначает ухмылку, юноша, умывший лицо и промокнувший его полотенцем, садится за столик, расправляя складки серого ханьфу, и наливает себе вина, опустошает пиалу, ставит ее на стол и подвигает к Сюэ Яну. Тот наливает вино в пиалу и возвращает ее обратно, а сам пьет прямо из горлышка. Сюэ Ян сам не помнит, как это случилось, и через сколько глотков вина вместо кувшина он приникает к губам юноши (или тот тянется к нему сам?), не помнит, почему они оказались на кровати, сдираюшие друг с друга одежды, но зато взгляд, которым его одаривает юноша, едва из-под ткани нижней рубашки показывается уродливый шрам, его отрезвляет, возвращает в реальность и встряхивает. Чужие пальцы замирают в полуцуне от рубца, и гримаса отвращения не сходит с чужого, столь очаровательного лица. — Что, уже не нравлюсь? — огрызается Сюэ Ян и тянется к вороту, чтобы вернуть его на место. — Не все такие, как ты, холеные, любимые родителями детки, которым в жопу дуют, на которых не остается ни единой царапины, богатые и не испытывающие ни в чем нужды, избавленные от необходимости выгрызать каждый новый день у этой сраной жизни... Сюэ Ян не успевает закончить. Его прерывает звонкая оплеуха, и змеиный шепот раздается где-то у самого уха: — Не смей говорить о том, чего не знаешь. — А разве я не прав? — Сюэ Ян заливается смехом. Вот так смотрел бы на него Сяо Синчэнь, если бы мог видеть. Так на него смотрят все, у кого есть глаза. Потому что он зараза, грязь, ничтожество, но пошли бы они все к хренам собачьим! Сюэ Ян скалится, и глаза его горят. — Не прав. Голос юноши холоден, наполнен морозом и инеем. И это слегка умеряет пыл Сюэ Яна. Момент упущен, и им обоим больше не хочется близости. Юноша отстраняется и поднимается, поправляя ханьфу. Он отходит к окну и опирается ладонями о край, выглядывая наружу. — Я бродячий аптекарь из долины лекарей-отшельников. И не твое увечье вызвало такую реакцию, а то, как неумело провели операцию. Я удивлен, что ты вообще способен что-то делать этой рукой. Ты, видимо, очень сильно цепляешься за жизнь. Привычка? Юноша хмыкает и высовывается на улицу почти наполовину. Заполонившие небо фонарики уже опустились назад, и теперь настала пора салютов, первые снопы искр взлетают вверх с оглушительными хлопками. Сюэ Ян трогает шрам через ткань рубашки и ханьфу, поднимается и тоже подходит к окну, он мрачен и молчалив. Разноцветные огни украшают небо, а он все не может отвести взгляд от юноши, что торчит в окне, как ребенок, еще не потерявший веру в чудо, но вовсе не выглядит как тот, кто в самом деле верит. — Что ты загадал? — спрашивает он, не отрывая взгляда от неба. — Узнать, как тебя зовут и кто ты такой, — врет Сюэ Ян. — Кто я такой, ты уже знаешь. А зовут... Меня не зовут, я сам прихожу. Но, если хочешь, называй меня Янь Дайфу. — Подходящее имя для лекаря. Юноша усмехается и отворачивается от окна, встречаясь взглядом с Сюэ Яном. — Поэтому надеюсь на твое понимание. Похищать нужно не только меня, но и мой короб с травами и лекарствами. Если ты не передумал. Сюэ Ян смотрит на него внимательно, пристально, словно пытаясь что-то для себя решить, тянется к нему, глубоко вдыхает, как собирающийся взять след пес. Пахнет мятой. И вином. — Ты заклинатель? — Я простой аптекарь, — смеется Янь Дайфу, и Сюэ Ян понимает, что Сяо Синчэнь никогда так не смеялся, хотя смеялся он вообще постоянно. Да чтоб его! Опять. — Янь Дайфу, излечи меня от страшной тяжелой болезни. Приготовь мне снадобье. — Что же тебя беспокоит? Сюэ Ян хмыкает, но отвечает не сразу, качает головой и отворачивается к окну. За ним уже снова густая ночь и тишина. Гомон, доносящийся ветром издали, гаснет, вязнет в сумраке, растворяется в нем. Идеальная ночь для преступлений. — Призраки прошлого. — Чувство вины? Сюэ Ян морщится и пожимает плечами. Нет, он не чувствует вину. Ему не жаль. Ему не... Он просто получает все, что ему нужно. Получает ВСЕ. А этого получить не смог. — Пока ты не отпустишь прошлое, ты не освободишься. — Помоги мне его отпустить. — Это будет долго. — Я же тебя похищаю. Забыл? Янь Дайфу снова смеется и кивает. — Точно. Но я обещал, что ты не вынесешь мое присутствие рядом дольше двух лун. Лечение, возможно, получится более продолжительным. — Я потерплю. — А потом? — Слепой сказал: «Посмотрим». Янь Дайфу никак не реагирует на такую штуку, лишь добавляет между делом: — Давай ты похитишь меня на рассвете. А сейчас мы пойдем спать. Нам обоим не помешает отдых. Он отходит от окна и принимается раздеваться. Сюэ Ян наблюдает за ним краем глаза и все больше сомневается в том, что он «простой аптекарь», но пока не находит внятных тому подтверждений. Исчезнувшее из-за гнева желание снова возвращается, стоит лишь увидеть длинную бледную шею и тонкие запястья, показавшиеся из-под рукавов нижней рубашки. Ни одной здравой мысли в голове не остается. И Сюэ Ян бросается на лекаря, как голодный пес на кусок мяса. А тот в ответ лишь хмыкает и перекидывает волосы на одну сторону, открывая шею и плечо и позволяя себя кусать, вылизывать и расцеловывать. — Предлагаю начать твой курс лечения с этого. Уверен, твоим призракам даже не снилось... Янь Дайфу увлекает его за собой на кровать, и Сюэ Ян впервые ловит себя на мысли, что хочет трахаться лицом к лицу, хочет смотреть в чужие глаза. Смотреть и видеть перед собой только их обладателя. И никакого больше Сяо Синчэня. Никогда.