Наше дело пропащее, словно палец, Оторванный вражеской пулей, На священной народной войне, Словно санный след, Словно смертный бог, В мире без греха.
Джемма не стала ждать ночи. Все равно их всех закрыли по комнатам. Она не могла рисковать Ниссой, поэтому отправилась в подземелья одна. Ей было горько предавать друзей, но жажда знаний пересилила все благородство и честность. Она взяла с собой карандаш, чтобы записать найденное. Ровные ряды умывальников прерывались, третий слева был какой-то не такой. Плитка тоже была будто оторвана. — Взмоет пусть синица ввысь, ход подземный отворись, — прошептала фея, взмахивая волшебной палочкой. Плиты разошлись в стороны, открыв лестницу. Джемма влетела внутрь, с тоской замечая, как тяжёлые каменные пластины отрезали путь наверх. Теперь она пожалела, что решила отправиться в одиночку. Страх, нет, животный ужас поразил ее, ей захотелось бежать, она даже не услышала, как стукнулись пластины, открываясь, во второй раз. Твердая рука Лиран отрезвила Джемму, развеяла пелену страха. В подземелье больше не было темно — штукатурка стен излучала приглушённое свечение. Волшебница поправила сползшие на нос очки и поглядела на фею, ставшую ее спасительницей. — Почему ты здесь? — голос Джеммы был сам не свой от страха. — В подземелья нельзя идти в одиночку. Они задавят твое сознание. Чем больше — тем лучше, — ответила Лиран, — Нисса заменила меня. Мы вернёмся раньше, чем кто-либо успеет нас заподозрить. — Если вообще вернёмся, — пессимистично подвела итог Джемма. — Я была здесь не один раз, — подмигнула Лиран, — тут очень красиво! И правда, фея в голубом огляделась, рассматривая коридор, лиловые стены которого были изрисованы витыми цветочными узорами. Высокие колонны, похожие на стебли растений, подпирали потолок, также расписанный. Джемма подошла ближе к стене. Лиран подлетела следом. Фея наколдовала светящийся шарик. И тут ее осенило. — Лиран, у тебя же отобрали палочку, как ты здесь оказалась? — Сюда можно войти, просто подняв плиту, — развела руками фея, — это несложно сделать и без палочки. Джемма только покачала головой — значит, изо всех обладающих магией осталась она одна. И ее запас сил подходил к концу — его хватит ещё на два-три заклинания. Тут фея снова поглядела на цветочный орнамент. Он казался ей знакомым. Лиран тоже всматривалась в него. — Я узнаю его, это язык витых цветов, — с каким-то странным благоговением выдохнула волшебница, нежно проводя рукой по немного влажной штукатурке. — Ты можешь прочитать? — удивилась Джемма, она только чувствовала намерение узора передать ей что-то, но знание казалось ей таким далёким и расплывчатым, что дальше намерения она не понимала. — Только отдельные слова, — покачала головой немолодая фея, — «впереди», «память», «укор». Джемма не смогла провести логическую связь, но какое-то внутреннее чувство говорило ей идти вперед, никуда не сворачивая. Она сразу же вняла его просьбе. Лиран поспешила за ней. Чувство вело фею в голубом платье куда-то, но она больше не испытывала страха, пропустив через себя чужое желание. Как будто кто-то управлял феей, словно куклой. Коридор, плавно изгибаясь, привел их в зал. Джемма пыталась проморгаться, отгоняя нечто чужеродное. Она огляделась, и не смогла издать и звука. Лиран тоже застыла. Вся поверхность стен круглой комнаты была расписана фресками. Феи не могли знать, но они почти в точности повторяли гобелены из библиотеки, более того, эти побледневшие и кое-где облупившиеся картины были гораздо древнее. Джемма не могла поверить своим глазам. Изображения привлекали ее внимание, не давали от них оторваться. Вот коронация Королевы, вот она касается Великой Книги Заклинаний, вот… Фея не смогла сдержать слез. Они непроизвольно текли по ее щекам, пока она читала то, что могут понять лишь волшебницы. Вот Королева вкладывает мысли в головы подчинённых. Вот находится та, кто получил странный дар. Да, само изображение лучится словом «странный». Оно отсылает на следующую фреску, и голова Джеммы непроизвольно поворачивается, без приказа разума. Магия фресок полностью захватила ее сознание. «Свет и тьма едины, порознь они слабее, чем вместе, а серая магия — искусственное смешение. Оно неполноценно и тяготеет к любой магии, пожирая ее, желая получить баланс. Сила фей в эмоциях», — не нужно было знать язык витых цветов, чтобы понять смысл этих картин, — «Вас учат не чувствовать злости, не ненавидеть, ведь ненависть и ярость — ключ к черной магии внутри любой из фей. Внутри каждой из вас заперта другая, разрушительная сторона дара». Джемма не могла поверить, как не могла и оторвать глаз от фресок. Взгляд ее вернулся к картине, прославляющей дело Королев. Вот среди счастливых фей выбивается одна, переставшая чувствовать счастье. Она волнуется и призывает других, просит их прислушаться к ней. У нее есть странное сходство с Альбой. А потом Королева пронзает ее странным, внушающим ужас, кривым черным клинком. Он высасывает из феи цвета, лишает ее радости. Тревога и злость чувствуется в каждом штрихе, каждом мазке краски. Они охватывают Джемму подобно волнам бушующего океана. Фея меняется, ее тело проходит страшную метаморфозу. Проклятье. Теперь она проклята навсегда. Последнее изображение ведьмы лучится болью, Джемма чувствует жгучую печаль в груди. Так вот оно, проклятье. «Не сами феи проклинали себя, им помогли», — волшебница не понимала, ее это мысль, или чья-то, искусно ей внушенная. Ей было горько и страшно. Крохотный мир феи рухнул, ушел в песок. Теперь она чувствовала себя потерянной. Совершенно одна, одна с этим знанием. Она не сможет им поделиться, ведь ей никогда не передать словами увиденное, столь ужасающее и прекрасное. Что-то говорило ей, что все бессмысленно. Любое стремление изменить все будет подавлено. Проклятья не избежать. Джемма рывком сняла очки, чтобы не различать ни единого изображения. Она не желала знать. Лиран хмыкнула где-то рядом, но так безнадежно далеко. Джемма совсем забыла, что она в этой комнате не одна. — Ты слишком долго глядишь на пустые стены, с тобой все в порядке? — слова немолодой волшебницы стали ударом. Фея едва устояла на ногах. — П-пустые? — она дрожащими руками надела очки. И верно, на стенах не было ничего, кроме потрескавшейся лиловой штукатурки. К горлу подступил ком. — Я видела, я ж-же видела… Лиран удивлённо смотрела на подругу. Она не знала, чем ей помочь. — Мне кажется, тебе нужно повременить с посещением катакомб. Сейчас ты попробуешь рассказать, что же там увидела, — фея протянула другой руку, та охотно ее приняла. В горле Джеммы совершенно пересохло. Она бросила последний взгляд на стену. Фальшивые фрески на миг появились вновь, а сейчас исчезали в мареве растаявших иллюзий. — Я не могу верить миражу, — покачала головой она, слова царапали сухое горло, и фея окончательно замолчала. Они выбрались наверх, когда уже наступила глубокая ночь. Звёзды весело мерцали на темном небе, и волшебнице стало немного лучше. Этот мир был таким родным и приятным, хоть и прежним он не будет никогда. Джемма тяжело вздохнула. — Пора возвращаться домой, — сказала Лиран, озираясь по сторонам. Фея кивнула ей, вяло улыбаясь. Вряд ли она сегодня сможет заснуть. Ее мелко трясло. *** Альба металась в горячке, заклинание паралича волнами спадало, оставляя после себя жгучий, болезненный бред. Нисса вытирала ее лоб смоченной в воде тряпочкой, но лицо феи не спешило разглаживаться. Альба видела страшные картины и совершенно не понимала, были ли они рождены ее сознанием. Огромная, жуткая, пылающе-черная тень заслоняла все в мире снов. Она излучала пульсирующий страх, силу и благоговение. Тень владела всей мощью магии, она могла уничтожить мир. Она хотела. Но белые всполохи кружились вокруг нее, кусали ее за подол платья. Маленькие светлые части большой черной тени. Альба тоже была частью мира, ее тело терзала боль, но она ощущала себя и тенью, и редким белым всполохом. Все кончилось. Всполохи заглушили тень, лишили ее силы. Мощь магии полыхнула золотыми лучами, и в тот же миг сгустки света потеряли какую-то важную свою часть. Тень теперь была такой же маленькой и незначительной, как и они. Дальше образы закружились в сияющем вихре, и Альба не успевала вникать в их суть. Вот золотым огнем горит Книга Заклинаний, ее почему-то зовут Гримуаром, хоть в этом и нет никакого смысла. Вот восставшую фею пронзает уродливый кривой клинок, вот Главная фея вкладывает мысли в головы других фей. Альба так быстро переключалась с одного на другое, чувства так быстро наслаивались, подобно коржам в торте, что в какой-то момент их просто не стало. Она оказалась в абсолютной тишине. Ее веки стали такими тяжёлыми, ее сознание — вязким, как древесная смола, а все вокруг — черным, как ледяная толща воды. Фея спокойно вздохнула, погружаясь в глубокий сон, который позволит ей набраться сил. Нисса счастливо улыбнулась. *** Главная фея лёгким мановением руки развеяла окно волшебного шара и сжала виски. Голова пульсировала от количества чужих мыслей. Давно она так не веселилась. Мадам Верина не имела никакого права влиять на Королеву. Так было заведено с момента появления фей. Она может подсказать, может помочь. Но не может заставить. Хранительница Гримуара ждала этого момента больше тысячи лет. Все события сплелись в тугой клубок, она лишь давала зерна знания тем, кто их заслужил. Блестящая партия. Фея поднялась с подушки и вылетела на балкон, чувствуя дуновение ночного ветерка. На небе сияли древние и прекрасные звёзды. До визита Нарциссы осталось всего ничего. Верина прекрасно знала ее просьбу. Рано или поздно, об этом просила каждая из Королев. Каждый раз феи теряют радость, каждый раз они чувствуют силу злости внутри себя, чувствуют, какую мощь даёт им справедливая ярость. Но сила подходит не всем. Не все имеют на нее право. Те трое не имели. Главная фея нахмурилась. Она стояла на балконе, наблюдая за пустым и спокойным двором замка. Великую Книгу Заклинаний не зря назвали Гримуаром. Она хранила не светлую силу фей, как могло показаться, но яростную, звенящую ее часть. Часть, которую ей очень долго приходилось называть темной. Но они допустили слишком много ошибок. Сначала Баба Кара, потом Твинкл. Скоро у Нарциссы не останется ни одной по-настоящему сильной и умной феи. Ей всегда были нужны болванки. Исполнительные, чья сила задушена в зародыше. Но не Верине критиковать манеру правления нынешней Королевы. Главная фея усмехнулась, головная боль успокоилась. Она с радостью бы позволила вспыхнуть восстанию. На это было бы интересно посмотреть. Но феям нужна Королева. Они не смогут выжить без власти, они не смогут управиться с возложенной на них силой. И, Верина давно уже привыкла смотреть в их лучащиеся глаза и видеть их глупые, совершенно детские улыбки. Привыкла, что атмосфера вокруг них пересыщена эйфорией, привыкла настолько, что сама стала зависимой от нее. Их было так легко подчинить. Если бы рыцари только попробовали это сделать… Хранительница Гримуара залилась невеселым смехом, все напряжение вырвалось наружу. Она затеяла невыносимо-глупую игру. Подчинение, привязанность, зависимость — все это так просто и весело, когда в твоих руках есть магия. Но так тяжело причинять боль тем, кого по-настоящему любишь. И Главная фея, и Королева любили своих глупых подчинённых, любили настолько, что не могли позволить никому причинить им вреда, не могли позволить над ними смеяться. Ведь все, что они делали — все это на благо. Феи, когда-нибудь, все поймут и будут безмерно благодарны. Ведь этот мир не предназначен для волшебниц. Их убьют люди, убьют суровые холода. Верина печально улыбнулась и тихо прошептала: «Всю жизнь я пытаюсь сделать лучше их маленькие жизни, сделать так, чтобы им было хорошо».Так мать не понимает, что излишняя опека губит ее чадо, как губит цветок чрезмерный полив.
Трон с жужжанием влетел в библиотеку. Главная фея обернулась, она ответила на ещё не заданный вопрос: — Да, моя Королева, давайте проведем ритуал. Нарцисса важно кивнула, не замечая, что вопрос, о котором она так долго думала, не был произнесен вслух; доставая свою волшебную палочку. Они с Вериной спустились вниз и вылетели во двор, на траву, немного влажную от ночной росы. Стрекотали сверчки, и шелестела листва. Вечное лето, настоящее счастье. Всегда. Королева начала читать заклинание, ее уродливое лицо разгладилось, когда их слова звучали в унисон, пропитывая воздух магией. Радость снова горела в душе ярким пламенем, мысли о неприятных событиях погасли, разгладились. Спящие феи улыбались в своих счастливых розовых снах, улыбалась Донелла, посапывая в своей кровати, улыбалась Розальба, обнимая одеяло во сне, улыбалась Лорелла, уронив себе на грудь книжку, которой она зачиталась перед тем, как заснуть. Они снова были теми, кем являлись — очаровательными волшебницами, неспособными на обман и любящими весь мир. Улыбались две феи, стоящие на пороге своих комнат. Они ещё не спали, и память их сохранит в себе обрывки образов. Улыбалась Альба, лежа в чужой постели – ее больше не терзали кошмары и боль вражеских чар. Как и хотела Хранительница Гримуара. Улыбалась Нарцисса, чувствуя себя такой же сильной и красивой, как и прежде, ее лягушачье тело ненадолго перестало ее волновать. Верина тоже улыбалась, счастье волнами наполняло ее сердце. Стало так тепло, словно мать, лица которой она уже и не могла вспомнить, обняла ее перед сном, когда-то смутные века назад, когда древнейшая из фей была маленькой девочкой. Мир вокруг снова наполнился великолепием, от которого захватывало дух. Все снова стало таким, как прежде. И это было прекрасно.