icarus

1. Дым срывался с его губ в тусклое неоновое освещение комнаты. Клубы́ лениво вились в воздухе, смешиваясь с темнотой и исчезая под потолком. — Какая муха тебя укусила? Как тактично. Керри поднимает голову, не двигаясь на диване, на котором он развалился. Джонни возвышается над ним — зажженная сигарета свободно свисает у него изо рта. Слабое свечение неоновых ламп отражается от темных, красноватых линз очков. Авиаторы в помещении, конечно же. Он выглядел как полный придурок, но в этом не было ничего особенного. Обычный вторник для Джонни Сильверхенда. — Никакая, — ворчит он, проводя рукой по волосам и отворачиваясь от друга. Друга ли? Так ли это еще? Большую часть времени он едва ли мог ответить на этот вопрос. Но это был Джонни. У него всегда семь пятниц на неделе. Это было частью того, кем он был. Непостоянный, пугающий, харизматичный, вставший словно кость в горле у Керри, но в то же время бывший его вдохновением. — Конечно, — усмехается Джонни, бесцеремонно пнув диван там, где лежали ноги Керри, на что тот лишь закатил глаза, но послушно поднял ноги с потертого материала. Рокербой тут же рухнул на освободившееся место, перекинув свою серебряную руку через спинку дивана. — Именно поэтому ты весь этот гребаный вечер напряжен даже больше, чем обычно, — он делает паузу, бросив на Керри испытующий взгляд, каким-то образом умудрившись сделать его насмешливым даже в темных очках. — Должен отдать тебе должное, Кер. Не думал, что такое возможно. — А, заткнись нахрен, — Керри привык к их взаимному подшучиванию, пронизанному враждебностью, которая никогда так и не достигает глаз ни одного из них. Это нормально. Это то, с чем он свыкся. — А что же тогда ты? Странно не видеть тебя в компании очередной пассии. Раздается сухой смешок. Авиаторы наконец-то сняты, и в карих глазах Джонни мелькнула искра веселья. — И это говоришь мне ты? — Туше. Некоторое время они сидели в уютном молчании, изредка затягиваясь сигаретами. Самурай, возможно, никогда не был популярным и не собирал полные залы, но Керри вроде как наслаждался игрой в их разношерстной рок-группе, которую они с Джонни создали вместе. Сочинять музыку, кричать в микрофоны о том, как корпораты заставляют жить по их правилам, не заботиться ни о чем на свете, когда они вместе на сцене. Самурай против всего мира. Никакого лейбла — только они, играющие в грязных барах, случайных клубах и делающие все, что им вздумается. Кроме того… Керри вздыхает, садясь, и наклоняется вперед, осторожно выдернув сигарету изо рта и затушив её в стеклянной пепельнице на столе. Он ненавидел клише — все эти дрянные метафоры — всей душой. Но иногда он чувствовал себя словно Икар, летящий слишком близко к солнцу. Конечно, это имело свои преимущества и прочее дерьмо. Он бы не оставался, если бы это было не так. В Джонни было что-то яркое и притягательное подобно сверхновой. Что-то, что заставляло тебя хотеть быть рядом с ним, хотя бы для того, чтобы хоть на мгновение окунуться в эту энергетику. Но точно так же, как этот тупица Икар (крылья, слепленные из воска? Серьезно?)… Что ж. — Серьезно, чувак. Ты в порядке? Керри взглянул на Джонни, чье вечно каменное выражение лица (было ли оно когда-либо другим?) на мгновение стало обеспокоенным. Он издал тихий смешок, потянувшись за ближайшим стаканом с черт-знает-чем. Именно такие моменты были худшими. — Да, все в ажуре. Подберешься слишком близко, и это тебя погубит. Долгая пауза. — …Подожди, это же мои джинсы, мудак. Тень улыбки касается губ Керри: — Ты что, собираешься сорвать их с меня? Джонни добродушно фыркает, тушит сигарету и встает. — Продолжай мечтать. Керри отмахивается от него, и Джонни исчезает в направлении бара, наверное, в поисках очередного крышесносного перепихона. Обычно Керри пошел бы вместе с ним. …Хах. В кои-то веки ему не хотелось трахаться с очередным привлекательным парнем, который попал в поле его зрения. Все же было что-то в последней шутке Джонни, что прозвучало слишком близко к истине. 2. — Давай, мудила, вставай. Ах да. Нет ничего лучше, чем проснуться оттого, что твой предполагаемый лучший друг выламывает твою дверь. — Что? — проворчал Керри, вслепую шарясь в поисках телефона. — Сколько сейчас, черт возьми, времени? — Время приводить свою задницу в порядок, — до слуха Керри доносится топот ног по его квартире. Жалюзи безжалостно раскрыты, и полосы утреннего света (какого хрена? С каких пор Джонни встает раньше полудня?) бьют по глазам Керри, ослепляя. — Какого хрена?! — Извини, новый парень Керри, — в его голосе не было и тени извинений. Безымянного мужчину бесцеремонно столкнули с кровати и сбросили его одежду на пол, в то время как Джонни подскочил к Керри. — Сегодня знаменательный день. Мы пишем историю. Вы можете отсосать друг другу позже. Очевидно, этого было достаточно, чтобы безымянный парень кинул на них двоих неприязненный взгляд, прежде чем собрать свою одежду, накинуть её и захлопнуть за собой дверь квартиры. Ну что ж. — По-видимому, этого не произойдет. Кстати, спасибо, — Керри схватил рваные джинсы, которыми Джонни хлестнул его по лицу. — Какого хрена мы делаем? Насколько я знаю, у нас нет концертов в такую рань. — Ты что, не слышал? Большой день, — на лице Джонни появилась нехарактерная для него счастливая ухмылка, которая тут же вызвала тревогу. Что, черт возьми, происходит? — Ты не получал сообщение от Юниверсал? — Был занят, — Керри указывает на дверь. — Керри Евродин — экстраординарный блядун. — Ты мне льстишь. — Ммм. «Blistering Love» попала в чаты EuroRadio. Пауза. Ухмылка Джонни стала еще шире и веселее, когда Керри, казалось, замкнуло от резкой смены темы разговора. — Что?! — Ага, — тянет другой рокербой, надев авиаторы. — Но если ты предпочитаешь погнаться вслед за своим дружком… — Ты что, издеваешься? Это охуенно! — Керри вскакивает с кровати, забыв, что джинсы надеты на нем только наполовину. Он взвизгнул: его ноги запутались в материале, и когда Керри попытался сохранить равновесие, его рука наткнулась на что-то твердое во время падения на непростительно холодный и твердый пол. Когда он пришел в себя, под ним послышалось ворчание. Его локоть в данный момент упирался в живот Джонни из-за их неудобной позы после падения. — О, черт, прости. — Может ты и ловишь кайф от боли, но это не про меня. Керри закатывает глаза, убирая руку в сторону: — Ох, я причиняю боль твоей тонкой чувствительной натуре, Сильверхенд? Глаза Джонни сверкнули: его авиаторы упали во время столкновения. Он был в гораздо более игривом настроении, чем обычно, и у Керри было ощущение, что это из-за первого серьезного успеха их группы. Он понимает: адреналин от полученных новостей все еще бурлил в его крови, заставляя чувствовать себя на вершине мира. Они улыбнулись друг другу как идиоты. — Возможно. Что, собираешься поцеловать меня, чтобы мне стало лучше? В сногсшибательном (или идиотском) приливе храбрости Керри наклоняется и крепко прижимается губами к губам Джонни. Поцелуй по большей части вышел сдержанным и целомудренным, но Керри все равно бросило в жар. Блядь. Когда он отстранился, то почти ожидал, что Джонни оттолкнет его, не скрывая своего отвращения. Черт, неужели он развалил Самурай сразу после их первого большого успеха? У него на мгновение мелькнула даже безумная мысль, что Джонни его просто пристрелит. Но ничто не могло подготовить Керри к тому, что карие глаза пронзят его взглядом, прежде чем Джонни потянет его вниз за очередным поцелуем, который был… значительно менее целомудренным, чем предыдущий. — Ты натурал, — это было первое, что сорвалось с губ Керри, когда они оторвались друг от друга. — Да плевать, — хрипло отвечает Джонни, прежде чем вновь потянуть его вниз, путаясь пальцами в его длинных волосах. — Мы же празднуем, верно? Не превращайся сейчас в кого-то, кто ответственен за мои действия, Кер. В его логике не было никакого гребаного смысла, но хоть раз этот пронзительный взгляд бы устремлен на него, видел его, как будто было что-то, что делало Керри особенным. Как будто они стоят прямо, на одном и том же уровне, а Керри не тонул в тени человека, который даже не знал (или не заботился) о своем влиянии на своего предполагаемого лучшего друга. Черт, он пожалеет об этом позже.</i> — Да, — выдыхает Керри, чувствуя одновременно признательность и подступающую тошноту при виде легкой довольной улыбки Джонни, которая расплылась на его губах (эту улыбку он знал слишком хорошо: она всегда появлялась, когда Джонни получал то, что хотел). — Да, мы празднуем. 3. — Ты, блядь, издеваешься надо мной, Джонни? — Ты впустишь меня или нет? Керри тяжело вздыхает. Сейчас четыре часа утра. Он, конечно, привык к ночному образу жизни, особенно учитывая специфику их профессии, но любой бы устал иметь дело с раненым Сильверхендом после того, как это произошло уже в девятнадцатый раз, судя по подсчетам. — Да-да, как скажешь. Ты знаешь, где лежит аптечка. Джонни, не говоря ни слова, протиснулся мимо него и направился в ванную, заливая кровью дверной проем и коридор Керри. Потрясающе. Зашибись. Просто прекрасно. — Я вижу, твоя квартира все еще похожа на помойку, — кричит Джонни скрипучим и грубым голосом, приглушенным стенами между ними. — Сплошной хаос. — Да-да, конечно. Однако все еще можно было обойтись без крови на полу, — Керри прислоняется к стене и грубо проводит рукой по лицу. Черт, как же он устал от всего этого. И все же он никогда не говорил «нет». Ха. Интересно, что это говорит о нем? — Я думал, что тебе понравится, — в голосе Джонни слышны дразнящие нотки, когда он высовывает голову из дверного проема ванной комнаты с фирменной ухмылкой на губах. — Добавил немного ярких красок твоему унылому интерьеру. — Ммм, — от холодного взгляда Керри, брошенного в его сторону, оскал Джонни стал только шире. — В какую же историю на этот раз вляпался легендарный Джонни Сильверхенд, гроза всех корпоратов? Бровь Джонни поползла вверх, прежде чем он отвернулся к зеркалу и вновь принялся приводить себя в порядок (без сомнения, еще сильнее при этом запачкав раковину Керри кровью): — С чего ты взял, что я это начал? Вздох. Керри выпрямляется, прислонившись к стене, и скрещивает руки на груди. — Потому что я знаю тебя, Джонни. Долгое молчание. Керри лениво задается вопросом: что если бы Джонни наконец-то сыграл в ящик, и удача не была на его стороне? Упрямый сукин сын. Он, вероятно, найдет способ вернуться к жизни, даже если каким-то образом умрет раньше предначертанного. — Окей. Это был какой-то гребаный лакей Арасаки. Он очень обиделся, когда я небрежно прокомментировал размер его члена. Я предположил, что он компенсирует что-то, учитывая размер пистолета, который он пытался наставить на меня. — Вот умора, — резко бросает Керри, протискиваясь мимо Джонни в комнату и присаживаясь на край ванны. — И? Как ты так подставился? — Задело пулей. Я в порядке. Керри чувствует, как начинает злиться. Может быть, дело было в позднем часе или в том, что в последнее время Джонни все чаще ввязывался в драки с корпоратами. Стычки, которые выходили далеко за рамки их музыки: использования хриплых от сорванного голоса строк и гитарных рифов для передачи своего послания. Керри находит себя перед Джонни вцепившимся ему в здоровое плечо (то самое проклятое серебряное плечо, давшее ему имя, — он ненавидел его, он любил его, он сам уже ни черта не знал) сильной хваткой, которая удивила даже его самого: — Да? Что насчет следующей стычки? С тобой тоже все будет в порядке? Придешь ко мне, зальешь кровью мой пол, помешаешь мне спать? Глаза Джонни опасно сузились, как и всегда, когда люди начинали ходить кругами. — Кер– — Или я услышу о твоем трупе, разбросанном по улицам города? В комнате повисло напряженное молчание. Не то чтобы у Керри и раньше не было подобных пугающих мыслей о том, что однажды тени, отбрасываемые на него Джонни, исчезнут в грязи и смраде Найт-Сити. Это не было каким-то прозрением, вынудившим его понять, что Джонни ему небезразличен. Это никогда не было чертовым секретом, и уж точно не должно было стать откровением. Хотя для Джонни Сильверхенда оно им стало. — Какого хрена, Евродин? — усмехается Джонни. Евродин. Обычно это либо Керри, либо Кер. Евродин звучало только тогда, когда он был по-настоящему зол, и Керри испытал какое-то болезненное чувство гордости из-за того, что не вздрогнул от тона Джонни. Очевидно, планка их дружбы была так низка. — С каких пор ты стал моей мамой? Ты не имеешь права говорить мне, как жить. Керри делает глубокий вздох. Господи, как же ему хотелось спать. Может быть, навечно. Или кричать. Или ударить Джонни по яйцам: — Джонни, это не так… Я– мы– прикроем тебя, ты же знаешь. Самурай, я имею в виду, Нэнси, Дэнни, Генри– Его прервал лающий смех. — Ах, да? Что же ты хочешь услышать, а? — тусклый свет над раковиной мигнул, когда Джонни хлопнул по металлу. — Что я не должен жить так, как я хочу, потому что есть люди, которые обо мне заботятся? — Еще одна насмешка. — Потому что ты стал беспокоиться обо мне? И если мне не похуй, то я должен перестать вести себя «безрассудно»? Это задевает сильнее, чем он думал. У Керри перехватывает дыхание, и он сразу же начинает защищаться: — Это не– Серебряная рука прервала его на полуслове, сжав челюсть. Керри ощутил, как его спина ударилась о кафель. Грубый поцелуй, кусачий и решительный, всепоглощающий, как и Джонни. — Думаешь, что я не замечаю, как ты иногда на меня смотришь? Как будто я та самая вещь, которой ты зачарован, но слишком напуган, чтобы приблизиться? Это одно и то же, черт возьми. Из всех нас только у меня хватило мужества противостоять Арасаке. — В его дыхании ощущался алкоголь — все как обычно. Но дикий огонек в его глазах, который за последние несколько месяцев только разгорался во время его бесконечных тирад против Арасаки, никуда не делся. Сверхновая пылала. Керри страшился того дня, когда все вокруг превратится в пепел, которому суждено раствориться в тумане ночного неба Найт-Сити. Он молчит. — Ты гребаный трус, — Джонни одергивает руку и вновь поворачивается к раковине, выражение его лица становится замкнутым и злым. — Как скажешь. Я оставлю тебя в покое. Звон ножниц в раковине. Сердитые шаги. Входная дверь захлопнулась, оставив Керри в тишине собственной квартиры. Он откинул голову назад, с глухим стуком ударившись о плитку. Тени вновь сгущались вокруг него. Чем ярче горел Джонни, тем опаснее было пламя, и его тени сильнее цеплялись за Керри, и будут душить его, пока он не перестанет дышать. Он любил его. Он ненавидел его. Керри всегда думал, что сможет провести черту между ними. Каждый раз, когда он слышал поговорку о тонкой грани между любовью и ненавистью, у него закатывались глаза. Столкнувшись лицом к лицу с Джонни, ему становилось все труднее и труднее понимать бурю эмоций. Хотелось, чтобы сияние солнца коснулось его, несмотря на пламя, предупреждающе лизавшее его кожу. Может быть, он все-таки сможет найти общий язык с этим тупым мальчишкой с крыльями, сделанными из воска. 4. Её звали Альт Каннингем. Она была талантливым нетраннером (да, Керри немного просталкерил её странички в сети – не то, чем он может гордиться), одним из лучших в Найт-Сити, гением, который горел почти так же ярко, как Джонни. Он понятия не имел, как они познакомились. Но она была великолепна, кибернетически чиста и расчетлива. Было почти смешно, как её рука была под стать руке Джонни. Она была забавной, язвительной и невероятно умной. Трудно было не попасть под её чары. И казалось, что Джонни… действительно смотрел на неё. Не только как на мимолетную привязанность или что-то еще. Почти как в тот день, когда-то давно– Два года? Три? Пять? –в квартире Керри, когда они вдвоем были опьянены первым успехом Самурая. Ему было интересно, заметила ли она этот очень специфичный взгляд — взгляд признания. Он так проебался. Год за годом в надежде заполучить этот взгляд, как будто тот даст ему какое-то чувство удовлетворения. Равны, но не совсем. Боготворить, завидовать, ненавидеть, любить, уважать… В последнее время Джонни вел себя с Арасакой все хуже, как будто пытался спровоцировать их на действия. Он активно пытался развязать своего рода войну, которую не будет в состоянии завершить сам. Керри перестал просить Джонни поговорить об этом, когда тот в пятый раз отмахнулся от него, чтобы уйти с Альт. Кстати о… — Эй, ты в порядке? — слегка хрипловатый голос Альт приветствует его, когда она садится. — Ты выглядишь взволнованным. — Не бери в голову, — ответ Керри прозвучал жестче, чем ему бы хотелось, но Альт никак не отреагировала. У них только что завершилось очередное выступление, и все они отдыхали за кулисами. Джонни куда-то исчез, вероятно, чтобы разозлить очередного корпората из Арасаки. Самурай в последнее время был… на грани распада. Озлобленное поведение Джонни и его безрассудные поступки заставляли всех нервничать. У Нэнси были свои проблемы, о которых она отказывалась говорить. Керри был… ну. Он уже начал сомневаться, что ему здесь место. Он никогда не представлял себя вне Самурая, без Джонни, но… — Мне знакомо это чувство, — внезапно произнесла Альт, вырывая его из раздумий. — А? — ответил он, нахмурив брови. — Джонни. Его действия, — её руки вжались в кромку колонки, на которой она сидела. — Я не думаю, что он действительно понимает, как действует на окружающих. — Я думал, вы прекрасно ладите, — ладно, в его голосе прозвучала горечь. Виновен. К чести Альт, она не выглядела ни удивленной, ни даже немного обиженной. Она как будто ожидала подобного ответа, и, честно говоря, это раздражало Керри. Ему не нравилось, когда его читали словно открытую книгу. — Это немного сложнее, чем кажется на первый взгляд, — она пошевелилась. — Есть определенные… вещи, которые происходят. Влиятельные люди вступили в игру, пытаясь перехватить инициативу. Никто из нас не неуязвим. Керри медленно кивает, не понимая, к чему она клонит. — Верно, — отвечает он, недоверчиво растягивая слово. — Разве ты не его девушка? Я думал, что уж ты перенесешь все его выходки. Альт усмехается. — Керри, ты лучше меня знаешь, что Джонни не способен удержать свой член в штанах. Быть его парой в наши дни не так уж много значит. Он молчит. Альт воспринимает это как сигнал к продолжению: — Я хочу сказать, что… Джонни ветреный. Конечно, я его люблю, — либо она не заметила, как вздрогнул Керри, либо милосердно проигнорировала это, — но он слетает с катушек и мнит себя неуязвимым. Он чувствует себя неуязвимым, но все это лишь… безрассудство, которое он считает храбростью, мужеством и праведностью. — Выражение её лица становится жестким. — Иногда я ненавижу его за это. За его наплевательское отношение к любым изменениям на шахматной доске. Но… в то же время я люблю его за то, что он готов идти ва-банк. — Уголки её губ трогает невеселая улыбка. — Мы уничтожим друг друга, ты это знаешь. Может быть, она все-таки поняла. — Он пылает так ярко, — произносит Керри после минутного молчания. Он затягивается сигаретой, огонёк которой разгоняет сгустившиеся тени за кулисами, и предлагает Альт, когда та протягивает руку.— Я не уверен, что могу и дальше следовать за ним. Даже не уверен, что готов попробовать. — М-м-м… — Струйка дыма сорвалась с её губ. — Я собираюсь… покончить с этим после следующего концерта. Это не может так продолжаться, — она бросает на Керри взгляд, который, казалось, пронзил его насквозь. — Ты тоже должен установить границы. С ним. С Самураем. — Границы? — вторит он. Альт делает еще одну затяжку. — Я вижу, как ты на него смотришь. Как будто ты в благоговейном страхе, — она улыбается, и в её голосе послышалось легкое веселье. — Он реально что-то с чем-то, раз смог привлечь нас обоих. — Как жаль, что он манипулирующий ублюдок, — выпаливает Керри и удивляется ответному смеху Альт. — Так оно и есть, — почти весело соглашается она, возвращая сигарету. — Теперь я понимаю, почему ты нравишься Джонни, — Керри наблюдает за тем, как пепел падает с кончика сигареты. — Теперь и я понимаю, почему ты нравишься Джонни, — вторит ему Альт. В её взгляде солидарность. Сигарета была потушена.

— * —

Джонни отталкивает его в сторону во время их следующего выступления после короткого, но жаркого спора. Их отношения не были прежними с тех пор, как Керри сообщил ему, что покидает Самурай. Теперь в воздухе витает подлинная враждебность, которой раньше никогда не было. Тогда Керри понимает, что не сможет этого изменить. Он не знает, злится ли Джонни, потому что ему на самом деле не все равно, или он просто злится, потому что считает Керри трусом, который не готов бороться с корпорациями. Он больше не хочет об этом думать. Джонни врывается в зал — в его глазах полыхает дикое пламя. Это было уже слишком. Он просто… чертовски устал. Как и все остальные, кто покинул его, как и все остальные, кто еще уйдет. Позже Керри узнает, что Альт пропала — похищена — и Джонни, наконец, официально вышел на пылающую тропу войны, чтобы уничтожить Арасаку. Сверхновая теперь ослепительно яркая, готовая вспыхнуть и поглотить все вокруг себя, чтобы достигнуть той захватывающей дух последней вспышки света. На этот раз Керри не уверен, что у него достаточно сил, чтобы остаться и наблюдать. Он возьмет свои крылья, слепленные из воска и несбыточных мечт, и уберется отсюда, пока еще может. Он прощается. Джонни цепляет оружие и не оглядывается. 5. Джонни мертв. Его присутствие ощущалось в каждом дне, гноясь на задворках сознания Керри. Прошел год — как же быстро пролетело время — но следы легендарного Джонни Сильверхенда остались — отпечатались в сердце Найт-Сити. Они не исчезли ни через месяц, ни через два. Выгравированы на костях Керри Евродина. Интересно, когда он перестанет думать о призраке и отбрасываемой им тени? Она осталась, напоминая ему, что если Джонни Сильверхенду суждено было исчезнуть во вспышке яркого света и вновь раствориться во мраке, то та же участь однажды ожидает и Керри Евродина. Только без вспышки света, потому что Джонни горел ярче всех, кого он знал. Даже его самого. Так что… все, что делала обволакивающая его тень Джонни, — это напоминала ему, что однажды он исчезнет на задворках этого города, навсегда застрянет во тьме, которая сомкнула свои хромированные металлические пальцы вокруг его горла. Самое безумное из всего этого: физически он был свободен от Джонни. Не мог же он быть прикован к мертвецу. У него не было ничего, кроме горько-сладких воспоминаний, связанных с последними угасающими угольками их дружбы, прежде чем Джонни решил буквально самоуничтожиться. И все же… после всего этого… Блять. Он скучает по нему. Просыпается в ужасе, чертовски напуганным, что не сможет сделать это — сделать сольную карьеру, добиться хоть какого-нибудь успеха без сверхновой, которой был Джонни Сильверхенд. Словно какой-то зависимый, слабый, чокнутый идиот. Ненавидеть его. Любить его. Ничего, блядь, не изменилось. Забавно, как он мог так воздействовать на него, отбрасывая тень даже после смерти. Керри задумался о том, что когда он умрет, то будет ли он отбрасывать такие же тени или навсегда исчезнет в шуме и мраке Найт-Сити, чтобы никогда не быть увиденным или услышанным. +1 На крыше Керри решает излить свою душу этому парню. О тенях, о его прошлом с Джонни, об испорченных отношениях на грани любви и ненависти. Этому молодому наемнику, умирающему так и не дожив до тридцати, одетому в старую куртку Джонни (серьезно, это немного пиздец). Парню, который все еще терпел причуды Керри и его странную вражду с J-pop старлетками из-за кавера песни (честно говоря, возможно, он слишком остро отреагировал, подпитываемый страхом вновь оказаться в тени, но в то же время Ковачек все же оказался мудаком) и который готов устроить засаду и взорвать грузовик с музыкальным оборудованием, ухмыляясь и наслаждаясь зрелищем рядом с ним, чтобы потом смеяться, слушая рассказы Керри, пока они отрываются от полиции. Тому человеку, что так покорно отдает контроль над телом Джонни (черт, Керри не знает, доверился бы он Джонни) только для того, чтобы Керри смог закрыть пару гештальтов, из-за вещей, с которыми он должен был примириться еще годы назад. В Джонни было… что-то такое, что сделало его мягче, самую чуточку. Он все еще был манипулирующим мудаком, как и всегда, небрежным в выборе ранящих слов, но он казался… каким-то другим. В то время как некоторые призраки прошлого все еще явно преследовали его, и огонь мести все еще горел в его глазах (теперь пронзительно сине-зеленых, благодаря Ви), но, казалось, что после того, как они вновь поговорили, его ноша стала легче. Напряженность сохранилась, но теперь в ней чувствовалось больше усталости, как будто он балансирует на грани, чтобы не погаснуть навсегда. Керри чувствует то же самое. Он задается вопросом: не является ли тот факт, что Джонни слушает, одной из причин, почему он изливает душу Ви? Удивительно, но оказывается, что он просто хочет, чтобы Ви слушал, чтобы понимал. Ви не невинен: он процветает в хаосе и насилии в одновременно пугающе знакомом и странном образе, но в его глазах есть какая-то искренняя надежда. Какое-то отчаянное желание воплотить в жизнь свои мечты, ради которых погиб Джонни и которые Керри предал. Вероятно, они оба слишком измучены, чтобы понять это сейчас. Скорее всего, Джонни скажет, что Керри просто не понимает. Но он понимает. Только одно может быть хуже несбывшихся мечтаний — те мечты, которые сбываются. Ви преследует их, все еще уверенный, что так он станет счастливее, когда они станут явью. На вершине мира. Керри ужасно боится, что Найт-Сити сожрет его и выплюнет обратно, обглодав до костей. И поэтому он объясняет про тени, говорит Ви, что чувствует, что понимает его, несмотря на то, что внутренний голос на задворках сознания говорит ему: нет, только не снова, потому что это еще одна яркая вспышка умирающего света, за которой ты можешь следовать, и будешь сожжен– Керри знает, как Джонни отреагирует. Отреагировал бы. Как сказал бы ему, чтобы он перестал говорить глупости, сказал бы ему, чтобы перестал быть таким слабаком. Сказал бы ему, что он ведет себя чертовски нелепо. Керри бы кивнул, ненавидя и любя его, оставаясь рядом с ним, оттеняя его, делая сияние Сильверхенда еще ярче. Ради шанса быть рядом с подобным блеском. Ви… Ви просто тянется вперед и притягивает лицо Керри к своему, его рука грубая от вечных мозолей, а глаза горят. Вместо сверхновой звезды он напоминает рокеру мягкое свечение неоновых огней, к которым он так привык за свою жизнь в Найт-Сити. Вместо того чтобы начать насмехаться и подначивать, Ви лишь улыбается (немного застенчиво, и боже, это дитя станет причиной его смерти) и обещает разогнать эти тени. — Я защищу тебя даже от тебя самого, — шутит он и притягивает к себе Керри. От его пламени веет теплом, оно совсем не обжигает. — А он… — Керри не может не спросить, прежде чем их губы встречаются. По-видимому, избавиться от его теней не так-то просто. На лбу Ви появляется морщинка, и Керри еле сдерживает смешок. Или всхлип. Он не знает, как реагировать на искреннее беспокойство, которое он видит на лице юного наемника. — Тебя это волнует? Керри почти слышит насмешливое фырканье Джонни на заднем плане. Он изучает обеспокоенное выражение лица Ви. Очевидно, у Керри всегда были проблемы с разделением любви и ненависти. Оказывается, все эти клише об одном шаге или что-то в этом роде действительно наебали его. Любовь, ненависть, страх, восхищение — все это смешивалось в нем, когда он проводил время с Джонни. Когда он смотрит на Ви, то не видит никаких теней. И конечно, они мало что знают друг о друге. Но впервые за долгое время он хочет попробовать. Внезапно, Керри вспоминает о том, что ему сказал его гуру. В то время это казалось глупым, но… Жизненные витки, да? Керри на мгновение задумывается, не возражает ли Ви, если он посвятит ему песню. Его вновь переполняет вдохновение, столь яркое после стольких лет топтания на месте. Керри улыбается и вновь склоняется к Ви, ощущая под ладонью его щетину, пока прохладный вечерний ветерок Найт-Сити обдувает их. — Нет. Уже нет.