Ненавижу тупых тёлок

      Истошные вопли, резко обрушившие приятную тишину, донеслись откуда-то снизу. Девушка с темными длинными волосами и кричащей татуировкой на шее поморщилась и отбросила книгу.       - Даааа бляяяяяять, как ты меня заебала, - простонала она, закатив глаза в потолок.       «Жукова, ебаная Жукова, хули ты опять орешь?», - девушка с темными и слишком глубокими глазами попыталась прислушаться к происходящему внизу.       - Девочки, блять! Скоооолько раз я говорила не брать мой йогурт? Вы тупые или что!? – доносился крик голоса, от которого у Анастасии Петровой начинало закладывать уши, а глаза застилала пелена гнева.       «Господи, какие же вы тупые… Как же вы меня заебали…», - Петрова встала, и начала расхаживать по спальне, в которой проживала в гордом одиночестве.       И девушке бы очень хотелось сказать, что проживание в статусе изгоя её абсолютно не трогает. И она говорила. Говорила себе это как мантру изо дня в день, но мантра не работала. И где-то в глубине души Петруха понимала, что вся эта ситуация медленно убивает её. Делает слабее.       «Слабость» - главное табу всей её жизни.       Анастасию Петрову боялись, сторонились. Возможно, некоторые уважали. Но никто не хотел с ней сближаться. Больше не хотел. После ситуации с Бэллой, когда Настя оттолкнула её из-за своего же постоянного страха. Страха вовремя не разглядеть, когда страх конкуренции прячется под маской дружбы.       Градус скандала где-то внизу повышался. Жукова визжала уже на высших нотах своего голоса, готовая сорваться на хрип. Кто-то из девочек кричал ей в ответ.       «Сраный курятник… Как же я вас всех ненавижу… Какого хера вы сюда приперлись? Какие у вас блять проблемы?», - Настя продолжала нарезать круги по комнате. «Телки, просто тупые телки… Какие блять пацанки? Та же ебаная Жукова… Муж, вся хуйня… Волосы вон розовые…», - Настя раздраженно потрясла головой, пытаясь отогнать образ ненавистной розовой головы.       «Тёлки…»       Настя ненавидела «телок» всеми фибрами своей души. Этих истеричных, этих гипертрофированно плаксивых, этих, постоянно что-то строящих из себя, особ. И Жукову. Жукову она ненавидела больше всех. Ведь именно в ней сошелся весь пасьянс «классической телки» по версии Анастасии Петровой. Именно Жуковой Петрухе хотелось разбить её милое плаксивое личико, вложив в эти удары всю ненависть ко всем ей подобным.       Внизу наконец наступила тишина. Настя с облегчением плюхнулась на кровать и закрыла лицо руками.       Где-то на самом глубоком, самом потаенном уровне подсознания, куда не заглядывала даже сама обладательница этого самого подсознания, насмешливо мелькнул образ розовой головы.              ***              Кисточка визажиста щекочет щеки темноволосой девушки. Тесная гримерка. И, кажется, происходящее повышение градуса в этой комнатушке уже просто переходит все границы допустимого.       Гул в голове Анастасии Петровой. Подступающую к щекам красноту, кажется, уже не скроет никакой макияж.       «Вдох. Выдох», - говорит себе Петрова.       Голоса вокруг не стихают. Они продолжают говорить всё то, что может оказаться фатальным для их обладательниц.       «Дыши, просто блять дыши. ТЫ. НИЧЕГО. НЕ СЛЫШИШЬ», - ногти уже впиваются в ладони до боли, до крови. Кулаки готовы. Они готовы, но Петрова нет.       «Ты вылетишь отсюда из-за этих ебаных тупых телок если сорвешься сейчас», - вторит себе девушка с татуировкой на шее.       Голоса не замолкают. Более того, они постепенно повышают свою громкость.       Каждое произнесенное слово делает новую брешь в броне напускного спокойствия.       «Понеслась…», - проносится в голове у Анастасии Петровой, в темных глазах падает шторка, которая застилает взгляд и делает его мутным.       Девушка не помнит, чье слово ранило последнее, что именно пробило её защиту окончательно. Она не помнит закладывающий уши гнев и животное желание делать больно.       Она не помнит кого она била, не помнит - как. Не помнит, как убегала в страхе от содеянного, и как её пытались остановить.       Из всего этого дня она запомнила только одно единственное лицо, запомнила удары по нему. Запомнила, как она хотела выбить из этой розовой башки всю дурь.       Или выбить эту розовую башку из своей?              ***              Она не ушла. Её оставили. Ей дали шанс, несмотря на проявленную бесчеловечную жестокость. Несмотря на то, что она была так близка к тому, чтобы отнять человеческую жизнь.       Девушка лежала лицом к стене в своей комнате, из темных глаз текли слёзы. Она жалела себя и ненавидела одновременно. Откуда-то доносились приглушенные голоса.       «Я знаю о чём вы там пиздите… О КОМ пиздите…», - подумала Петрова.       «Мне похуй на вас… Пооооохууууй», - Настя зажимает уши, слезы катятся сильнее.       Несмотря на выстроенную защиту, голоса продолжают прорываться в её голову. Ведь разговоры за её спиной идут на повышенных. Инфоповод слишком горяч.       Пищание Жуковой, она опять слышит его.       «Я бы сделала это с тобой ещё раз, зная, что мне за это ничего не будет… Тупая ты дрянь…», - уверяет себя Петрова. «Сделала бы ещё раз…», - уже не так уверенно.       Время перевалило за полночь, голоса наконец стихли. Наконец-то этот ужасный день отпустил всех в мир грез, дав немного выдохнуть. Из того, что никто не зашел к ней в комнату, Настя Петрова сделала неутешительные выводы – теперь она изгой в квадрате.       «Хуй с вами…», - отрезала Петрова.       Девушка долго лежала и прислушивалась к тому, пока стихнет последнее бормотание, и можно будет выйти из своего заточения, не боясь с кем-то пересечься в коридорах.       Петруха встала, подошла к двери и еще несколько минут мучительно прислушивалась.       «Вроде точно всё, пусть свободен… Все крысы спят», - девушка выходит из комнаты, и направляется в один из туалетов. Резко дергает дверь, распахивает её, и застывает на пороге.       Около раковины стоит девушка, склонив над ней свою розовую голову.       «Бляяяять…», - только и успевает пронестись в голове у темноволосой.       Жукова поворачивает голову в сторону дверного проёма и смотрит на нежданную гостью. В глазах розоволосой мелькает ужас, но только на секунду. Затем он сменяется другой эмоцией, так знакомой Анастасии Петровой – гневом.       - Нравится? – со злостью шипит Жукова, смотря своей обидчице прямо в лицо.       Петрова продолжает оцепенело стоять в дверном проёме. Она тоже смотрит Нике прямо в лицо. Увиденное шокирует её. Девушка изуродована побоями.       «Что. Ты. Блять. Сделала?», - говорит себе Петрова.       Увиденное заставляет её содрогнуться и испытать к себе огромный прилив ненависти. Девушка не понимает, что происходит – ведь ещё недавно, пару часов назад, она уверяла себя, что с удовольствием сделала бы это снова.       - Ну дак что, нравится тебе? Ещё хочешь? – Жукова не отводит взгляд.       Петрова делает шаг вперёд и затворяет за собой дверь. Жукова мотнула головой, отгоняя снова появившийся страх. Остаться сейчас с Петрухой наедине за закрытой дверью – это совсем не то, чего бы она хотела.       - Ник… - Настя пытается подобрать слова. Ничего не выходит. Как подобрать слова, если даже тупо не понимаешь, что ты испытываешь? Петрова не понимала.       Ещё шаг вперед от темноволосой. Шаг назад от Жуковой.       «Прости, прости, что сделала это с тобой…», - проносится мысль в голове у Насти. Эта мысль пугает её, как ничто и никогда ранее. Девушка перестаёт наступать вперёд, и резко замирает. Взгляд становится пустым.       Эта перемена пугает Веронику Жукову ещё больше. Девушка начинает лихорадочно продумывать пути отступления.       - Дай мне выйти, блять, – уже совсем неуверенным тоном произносит розоволосая, и пытается обойти Настю, чтобы оказаться у дверей.       Петрова резко перехватывает её за руку.       «Что ты блять делаешь?», - проносится в голове девушки с татуировкой на шее.       Ника застывает. Что-то во взгляде Петровой говорит ей, что возможно не стоит бояться сейчас. Но Нику не покидает чувство страха, ведь она не может понять, что всё-таки происходит.       - Ника… - мучительная борьба в голове у Насти Петровой уже готова всплавить ей весь мозг дотла. Она не отпускает руку, за которую взялась, пытаясь удержать Жукову от побега. Девушки продолжают тупо стоять в этой нелепой позе, и пялиться друг на друга.       Вдруг Анастасия Петрова поднимает вторую руку и кончиками пальцев проводит по, распухшей от удара, щеке. Что-то внизу живота у Жуковой обрывается и стремительно летит вниз. Она не в силах пошевелиться. Эта необузданная сила в коктейле с этой внезапно проявившейся нежностью просто пригвоздили её к полу своим убийственным сочетанием.       - Прости меня за эту боль, – на одном выдохе выдает Петрова.       Пальцы рук, которые до сих пор были сцеплены, вдруг начинают медленно и аккуратно переплетаться. Происходит что-то необъяснимое. Что-то на грани фола и уровне фантастики. Но никто, никто не собирается это останавливать.       Одно резкое движение, и Жукова вжата в стену. Петрова смотрит ей прямо в глаза, и уже двумя руками гладит её лицо, словно пытаясь убрать эти безобразные отметины, забрать всю боль.       «Тупая ты телка… Ненавижу тебя… Ненавижу тупых телок… Какие ж вы сука красивые…», - Петрова готова разорвать Жукову, и удавить. Разорвать от ненависти и удавить нежностью.       Ника, не понимая зачем она это делает, проводит пальцами по надписи на шее напротив. Петрова запрокидывает голову и закусывает губу. Жукова оказывается ещё сильнее вжата в стену.       Темноволосая понимает, что либо она сейчас разорвёт Жукову, либо её саму разорвёт изнутри.       У Ники тем временем в голове проносится её визитка. «Я не люблю секс, мне это не нравится», - слышит она свой же голос в голове. И вот сейчас, стоя, вжатая в стену тем, кого она больше всего ненавидела в последние месяцы, она уже не уверена в этих словах.       Она первая впивается в губы темноволосой девушки напротив.       «Безумие, просто безумие», - их мысли сейчас одинаковы.       Но почему никто не остановит это безумие? На этот вопрос никто никогда не ответит.       Девушки выходят из этой тесной комнаты только под утро.       - Жукова, если хоть кто-то, хоть когда-то… Твоя морда сейчас покажется тебе ещё цветочками, – бросает вслед розоволосой Настя Петрова, застегивая рубашку.       Хлопок дверей двух комнат одновременно извещает о том, что завтра жизнь продолжит идти своим чередом. Или нет?                     ***              Загорелая Настя Петрова открывает дверь хауса, раздраженно заталкивает в дверь чемодан, затем вваливается сама. Её уже ждут девочки. Всеобщие объятия, визги восторгов, неловкие улыбки Петровой, всё еще не привыкшей к такому отношению после проекта.       - Настюююююх, а у нас для тебя сюрприз, – с широкой улыбкой выдаёт Прокофьева после продолжительных объятий.       - И что это? – Петрова искренне и непонимающе улыбается в ответ.       - Веронииик, выходи, – кричит Тина Франк. – Насть, надеюсь ты готова забыть старые обиды? – подмигивает мулатка.       Петрова смотрит куда-то вдаль, и вот из одной из комнат появляется такое знакомое лицо такой ненавистной «телки», голова которой уже совсем не розовая.       Ком застревает где-то на уровне татуировки, которая гласит «HELP». Это же слово проносится бегущей строкой где-то в голове темноволосой.       Анастасия Петрова понимает, что не прочь бы вернуться обратно на необитаемый остров, ведь все её настоящие неприятности, кажется, только начинаются…