Атмосфера полночной тишины

Вдали от клана всегда было тихо. Шумная ребятня изо дня в день носилась по лагерю, поднимая пыль клубами вокруг раздосадованных охотников и стариков. Хагрен, не замечая общего гомона, продолжал вести свой рассказ о великом и давно позабытом прошлом, чудом сохранившимся до наших дней благодаря многочисленным историям и песням, что передавались из уст в уста. Лагерь кипел настоящей беззаботной жизнью неунывающих эльфов, готовых на любые трудности и невзгоды ради своей свободы. «Лучше умереть, чем снова стать рабами людей» говорили они каждый раз, готовясь вознести молитвы Эльгарнану – Отцу Всего, Митал – Великой Защитнице, Диртамену – Хранителю Тайн, Фалон’Дину – Другу Мертвых, Андруил – Богине Охоты, Силейз – Хранительнице Очага, Джуну – Богу Ремесел и Гиланнайн – Матери Галл. Не уставали они молится своим богам и благодарить их за хорошую охоту или большой урожай, как и жертвовали свою кровь ради священного ритуала – письма на крови. Их верность своей культуре в равной мере пугала и восхищала. Но также это и сближало их друг с другом. Однако Махариэль не любил шум, а потому всегда сбегал из лагеря в ночную прохладу и спокойствие. Он облюбовал небольшой, но уютный холм, с которого открывался прекрасный вид на закатное небо и уходящее до утра солнце, на просторные луга и чинно прогуливающихся галл. Сейчас же его взору предстало ночное небо, усыпанное миллиардами звезд, словно кто-то рассыпал хлебные крошки. Прохладный ветерок приятно касался его лица и развивал короткие волосы, каким-то образом выбившиеся из тугой косы. — О чем задумался? — раздался вдруг над ухом знакомый голос, а через секунду его обладатель уселся рядом, дружески боднув плечом. — Тамлен, — Махариэль удивленно проследил за ним взглядом, невольно наклонившись ближе. — Чего глаза округлил? Думал, что я тебя не найду? Ха! Я слишком хорошо тебя знаю, — продолжал молодой охотник, одаривая Варсаса довольной улыбкой. — Хорошее ты место выбрал, живописное. Не удивительно, что ты меня не услышал, — теперь же он сам поднял голову к небу, теряя ту победную нотку в голосе, а уголки его губ чуть опустились, придавая улыбке расслабленный и куда более искренний вид. Вот такого Тамлена он любил. Каждый раз, когда они оставались наедине, вдали от суеты и посторонних глаз, эльф немного нервничал и молчал более обычного. Его друг, конечно же, этого не замечал, ведь привык к немногословности своего приятеля, забалтывая его за двоих. Темы их разговора менялись быстрее, чем стрела на тетиве, так любил он делиться с Махариэлем своими мыслями и с благодарностью смотрел на него, не ожидая укора или грубого слова. А бедный брюнет томно вздыхал и пожирал глазами поджарое тело, не смея даже прикоснуться к нему «по-особому», меж тем с жадностью слушая его голос и его истории. Этой ночью, под светом двух лун, Тамлен казался еще прекраснее. Мягкий свет падал на его лицо и с нежностью очерчивал его изгибы. Сердце же эльфа начинало предательски трепетать при одном взгляде на лучшего друга. Он не знал, правильно ли это или нет. Никто из взрослых об этом не рассказывал, а другие ребята больше уделяли времени тренировкам. «Всегда слушай свое сердце» говорила ему Ашалле, со всей материнской любовью поглаживая его черные, как смоль, волосы, пропуская их меж пальцев и аккуратно заплетая ему косичку. Варсас запомнил её слова, но все равно не мог понять этот голос, тихо шепчущий ему из грудной клетки. Может, он давно бы признался ему, если бы глупый Тамлен не приплетал при любом удобном случае «красивую эльфийку». Махариэль не хотел больше страдать от спрятанных чувств, не хотел молчать, хотя и сказать о них не мог. Ему все еще не хватало духа. Однако он мог показать свою любовь и без слов, как всегда это делал, заботясь о лучшем друге, о своем возлюбленном. — Люблю. — Что? — переспросил русоволосый, не сразу отведя взгляд от звездного неба. Его серые глаза сверкнули в темноте, как два маленьких огонька, но взгляд был все таким же нежным. Сердце неприятно кольнуло и будто замерло, весь мир остановился в секундном ожидании, а потом резко обрушился с огромной высоты оглушающей полуночной тишиной и обжигающим теплом на губах с терпким запахом трав. Этот запах принадлежит только ему, как и он.