Эстетика танца

С протяжным, еле уловимым шелестом осенней листвы, еще не успевшей опасть под нещадными горными ветрами, худенькая, ладная фигурка неспешно прогуливалась по легкому снегу, с хрустом проседавшему под босыми ногами. Холод каждой снежинки приятно покалывал грубую кожу стоп и пальцы, что раз за разом утопали в снегу. Говорят, эльфы ощущают все не так, как люди или гномы, но трудно представить то, что ты никогда не испытывал, а ведь по факту боль всегда одна и та же. Боль — она сопровождала её уже несколько месяцев, терзая душу и плоть, но не могла эльфийка сказать, какая хуже. И сейчас, утопая по щиколотку в морозной белизне, задрав голову к самому небу, что подмигивает ей бледно-зелеными остатками бреши — давно забытого всеми триумфа, Лавеллан знала, что холод — это ерунда, которая решается теплой ванной и горячим вином, а вовсе не боль, даже близко нет. Мотнув рыжей головой, звоном множества бусин и украшений отозвавшейся на резкий жест, Маверен нахмурилась, щуря глаза из-за блеска того снега, по которому она шла и который так заботливо отражал весь солнечный свет. Оставаться на улице еще хоть немного дольше больше не было желания, а воздухом она и так вдоволь надышалась. Уверенно зашагав к массивным деревянным дверям, экс-Инквизитор невольно глянула в ту сторону, где когда-то стоял он. Еще никогда её не охватывала такая тоска, как сейчас, и такая грусть. Сами того не замечая, ноги понесли к тому месту возле хижины, куда она впервые пришла поговорить с ним и где окончательно влюбилась. Этот клочок земли не был каким-то особенным, но Маверен всегда знала, что найдет его там и стремилась туда снова и снова. Сейчас же он был пуст, не тронут чужими следами и запахом трав — холодный и всеми забытый, всеми, кроме неё. Бросив короткий взгляд на церковь, оставленную Создателем, но принимающую тех немногих скитальцев, что пожелали остаться с леди Инквизитором, эльфийка шагнула в пустую хижину. После дракона Корифея мало что уцелело, но, на удивление, этот дом внешне не сильно изменился, даже рисунок, нарисованный им когда-то, остался цел. Внутреннее и без того небогатое убранство явно было затронуто огнем, а потому местами почернело. Запах гари давно выветрился и другие уж точно должны были, но Лавеллан не покидало ощущение, что она чувствует знакомый и родной аромат трав, полюбившийся ей в свое время. Однако его обладателя здесь не было и быть не могло. Но воспоминания уже бесповоротно зароились в рыжей голове красочными картинками прошлого, невольно заставляя эльфийку закрыть глаза. В ушах заиграла бодрая и веселая мелодия, которую она когда-то играла на скрипке в таверне вместе с Мариден под жаркие аплодисменты простых работяг и агентов. Тогда все было по-другому, она была другой: целой, беззаботной, часто улыбающейся и окруженной теми, кто стал ей семьей. Её пальцы ловко зажимали струны, пока другая рука усердно водила по ним смычком. Густые ресницы веером прикрывали изумрудные глаза, но стоило сердцу пропустить один сильный удар, а всем чувствам начать разом кричать, как они выпускали из своего мнимого плена зоркий взгляд, тут же цеплявшийся за высокую, величавую и остроухую фигуру, вальяжно оперевшуюся о косяк. Маверен знала, всегда знала, что он приходит послушать её игру, пусть скрыто, прячась за колонной, или скромно останавливаясь в проходе, но для неё это было важно. Напевая мелодию, так ясно всплывшую в памяти, Лавеллан медленно закружилась, аккуратно переставляя ноги, как её учила Жозефина перед Халамширалом. Воспоминания — коварная вещь, никогда не знаешь, что придет и когда, будут ли они счастливыми или грустными, красочными или размытыми. Сейчас же они играли с эльфийкой злую шутку, так отчетливо она вспоминала каждый пережитый момент своей жизни. Вот богато и ярко обставленный зал, дамы в пышных платьях и мужчины в дорогих камзолах, их лица прикрыты масками, и только она стоит перед ними будто нагая, не загнанная в красивую золотую клетку, но ограниченная правилами этикета и Игры. Многое могло бы вспомниться ей с того вечера, но не в этом месте и не в это время. — Станцуй со мной, — эхом звучит его теплый, приятный голос, обволакивающий душу и сердце, что все лишние мысли отходят на второй план и исчезают, словно их никогда и не было. Сильные, но нежные руки со всей осторожностью принимают её в свои объятия, прижимают к себе любовно, но целомудренно. Кожа на щеках румянится, ощущая на себе жар его дыхания, а сердце предательски громко бьётся, готовое пробить грудную клетку, пленившую его, но он этого не замечает, только смотрит в её глаза с нежностью и шагает себе в такт музыке, будто никого нет в этом мире, кроме неё. Маверен отвечает ему тем же, улыбается искренне и смотрит, не отрываясь, потому что он давно захватил все её мысли, даже не зная этого. Она позволяет ему вести, как учила Жозефина, не умолкая щебеча про этикет танца. Казалось, правил было так много, что все не упомнишь, но, когда доходило до самого действа, ноги сами все делали, а сердце вело их. Замерев на месте, экс-Инквизитор опустила руки, что всего секунду назад имитировали присутствие партнера, и опустилась на колени под скрип половиц, сжимая в ладони остаток некогда целой левой руки. В один миг она стала еще меньше и несчастнее, а слезы, накатившие на глаза так быстро, падая на темные хлопковые штаны, оставляли на них влажные и еще более темные пятна. И не было больше той радости и веселья, не было больше запаха трав.