I like the way you lie

Долорес лежала в свое кровате, разглядывая серый цвет новой пижамы. В комнате было достаточно темно, единственным источником света оставался небольшой старый светильник на столе, который помигивал время от времени. На улице был полный мрак, только луна заглядывала в окно, но она её пугала. Девушка думала о сегодняшнем дне... И о Пятом. Если бы она не знала что ему 60, то подумала бы, что он обычный подросток. Слишком умный и уверенный для своего возраста и всё таки подросток... Но как ей к нему относиться? С уважением и почтением? Сдерживать эмоции и во всём повиноваться? Или наоборот, позволить себе быть более раскрепощённой? Возможно он хочет, чтобы к нему обращались на «вы»?.. Звучит бредово, но от него можно всего ожидать... Он слишком серьёзный и эта серьёзность прибавляет ему несколько лет... Кстати, сколько лет его телу? Выглядит примерно на 16... Кажется, Бэн упоминал, что тот продолжил расти. И почему имя есть у всех в этой семьи, кроме него? Как он чувствовал себя совсем один в апокалипсисе? И какой была Долорес? Должна ли она быть такой же, или можно оставаться «собой»? Так много вопросов, а спросить неловко. В комнату зашёл Пятый в серой пижаме, которая была уже немного маловата на него. Поэтому ночная рубашка была на половину расстёгнута, а кисти рук смешно торчали из рукавов. По пути он выключил светильник и они погрузились почти в кромешную тьму (луна давала некое подобие света на потолку). Парень не смотрел на неё, когда зашёл. Молча повернулся в кровати к ней спиной. «— До сих пор больно смотреть на меня?»– спросила она себя. «— Да»– ответило его молчание. — Эй, Пятый....– шепотом. Не хотелось тревожить идеальную тишину. — Что?– он говорил немного громче. — Что случилось сегодня в той кабинке? — Системный сбой. — Это из-за меня? — Маловероятно. Скорее... Более мелкая и обоснованная причина. — Эффект бабочки? — Да. И снова это молчание. Нет, неловкости в нём не было, да и ничего приятного оно не имело. Оно было нейтральным. И говорило само за себя: нет смысла продолжать разговор. Девушка смотрела в потолок. Свет из окна рисовал на нём различные тени, которые напоминали не то странные растения, не то клубок запутавшихся нитей. Картинки плавно переходили из одной в другую, превращая предыдущую в лёгкую рябь, как на гладкой воде. Что-то ей подсказало, что это одно из её любимых занятий. — Какой была Долорес?– неожиданно для себя спросила она и тут же закрыла рот рукой. «— Дура-а, зачем?!» Он молчал... И она радовалась, что он оставил поле для ответа незаполненным. Вопрос выпрыгнул сам. Она не собиралась об этом спрашивать. Минимум не его, максимум не сейчас. Но парень перевернулся и, снова не смотря ей в глаза, уставился в потолок. — Она была всем для меня тогда... Наверное, только благодаря ей я остался живым... Не умер от голода, одиночества, сильных ранений, болезней, дикой природы, не потерял надежду... Не сделал суицид, хотя пытался, и не раз...– в его памяти сплыли те ужасные картины. — Она всегда меня останавливала. Предупреждала, когда я заходил слишком далеко. Она была скромной, ей не нужно было много. Она была прекрасна в самом ужасном виде, и любила меня всегда, ежеминутно, даже когда злилась. Она указывала мне на мои ошибки... Такие элементарные.– он на мгновение улыбнулся.— Любила искусство, поэтому я читал ей уцылевшие книги, реже – пел... Пою я отвратительно, но она делала вид, что ей очень нравится. С ней было интересно общаться. Было тепло в морозы и не страшно ночью... Голос у неё совсем не похож на твой. Нежным – успокаивала, твёрдым – делала трезвым в тичении секунды... Иногда она не замолкла, а однажды молчала больше месяца... Обиделась через ерунду! Хотела чтобы я забрал себе тот чёрный костюм. Но зачем он мне? Он был велик, да и работать в нём было неудобно. Но она упрямилась и просила, чтобы я одел его... Я отказал... Вроде пустяк, а её задело... Я всю более менее приемлемую одежду отдавал ей, а сам носил то, в чём было бы удобно передвигаться. А ей захотелось, чтобы я был красивым...– голос его становился всё слабее, пока совсем не превратился в тишину. Девушка заметила отпечаток боли на его лице. Стало не по себе... — Я могу попробовать стать ею! — НЕ СМЕЙ!– прорычал он. Девушка вздрогнула.— То есть... Это будет ложью... Сегодня был трудный день. Ложись спать. Уже поздно. — Прости за это и... Хороших снов. Надеяться на ответ было глупо... Парень ещё долго не мог уснуть. Перед глазами снова всплывал её образ. Чертовка! Зачем она это спросила... Обрела его на мучения длиною целую ночь... Он скучал... Скучал по настоящей Долорес. Утром, когда девушка проснулась, Пятого не было. На краю убранной кровати остался лишь его блокнот и карандаш. Приведя себя в порядок, она вышла в коридор. Из одной из комнат доносилась приглушённая игра на скрипке. Неясный звук повторялся луной в огромном доме. Казалось, словно он отбивался от каждой стены. Девушка пошла на него, с каждой секундой прибавляла скорость, пока не начала бежать. Звук приближался. Она остановилась возле одной из дверей. Сердце активно колотало совсем не попадая в ритм музыки, лёгки жадно просили воздуха. Она потянулась рукой к дверной ручке и, немного помедлив, открыла дверь. Ваня стояла у окна и увлечённо играла приятную мелодию. Увидев девушку, она улыбнулась, но продолжила играть. Тёмная одежда, распущенные волосы и сама скрипка прибавляли ей таинственности. Белый свет из окна выделял её фигуру. Долорес медленно подошла к креслу и тихо села, наслаждаясь професиональной игрой. Вдруг скрипачка остановилась, а музыка в голове девушки продолжала играть. — Я знаю эту композицию!- обрадовалась она, а после искривила губы от боли. В висках непритно заныло и она прошипела. В голове появлялись и исчезали отрывки: тёмное помещение неожиданно озарилось столбом яркого света, который жёг глаза; блондинистый, довольно высокий парень, громко смеясь, мягко касается смычком от скрипки её щеки и она издаеёт тихое хихикание; после кто-то играет на фортепиано. Появляется уверенность, что это она сама. Сзади звучит та же мелодия лишь на скрипке... Это она... ... Но, чёрт, так громко, что каждый звук резонирует в голове и она, пытаясь от него скрыться, погружается в тьму.

***

— Мне так трудно, дорогая... Она совсем не такая, как ты. Она вовсе ребёнок! И её глаза... Это хуже всего, ведь они фиалетовые! Ты ведь знаешь, что в тебе я больше всего любил глаза? Люблю...- он быстро исправился, поняв свою ошибку. — Люблю больше всего... Молчание — знак согласия?- он провёл пальцем по пластмасовым губам.— Я сейчас вернусь.- он вышел из комнаты и спустя минуту вернулся назад, держа в руках две влажных салфетки.— Ты вся испачкана. Чёрный цвет тебе не очень идёт.- он начал нежно протирать её лицо. Слой сажи размазывался по пластику, оставляя серые разводы. Тогда он взял ещё одну салфетку и уже начисто вытер её личико.— Вчера я расказывал ей о нас... Ты ведь не против? — ... — Нет, конечно, многое останется только между нами... Помнишь, как ты обиделась на меня из-за того чёрного костюма с красными нитями на воротнике? Так вот, я нашёл похожий. Подумал, что тебе будет интересно на него взглянуть. — ... — Потом? Ты не в настроении...- он приподнял то, что от неё осталось. Острые, чёрные края пластика, где должна была начинаться шея, немного резали его пальцы. Неживые глаза безразлично смотрели на него, но парень видел в них толику боли и разочарования. — ... — Ревнуешь...- он отвернул голову в сторону и улыбнулся.— Ты лучше. И всегда будешь лучшей! Если бы я хотел изменить тебе, то сделал бы это ещё несколько лет назад, как только выбрался из того чёртового апокалипсиса!- он нежно чмокнул её в лоб.— Я люблю тебя...- шепотом, прямо в ухо.— И не спорь с этим... Мне и без того больно на тебя смотреть.- он прикусил щеку.— Знаешь, я скучал... — ... — Не вернулся сюда, потому что никому нельзя знать об этом месте! Это опасно — здесь ты. — ... — Но я не могу её оставить, не узнав, кто её подосал, пойми... Я сделал анализ у Стива: по крови никаких данных. Сканирование не помого. Я снова зашёл в тупик. Это всё грозит нам обоим опасностью, и дураку ясно... Как ты думаешь, это стратегический подход или месть? — ... — Что? Нет-нет-нет.- он звонко расмеялся.— Я порвал с ними уже несколько раз и не собираюсь просить и о помощи! — ... — Я и сам во всём разберусь, Долорес. — ... — Ты хочешь мне помочь или от неё избавиться?- он положил её лицо на стол. Голубые глаза, цвет которых выгорел и больше напоминал размазаные капли серой краски, злосно блеснули.— Я не хочу, чтобы она пострадала... Прости. Он ждал от неё истерики, криков, которые оглушали бы его и дурманили голову, но последовала тишина. Это насторожило... Точнее пугало, это чертовски пугало его! Лишь раз за всю их совместную жизнь она умалчивала свои эмоции и не продолжала спор. Он выучил. Знал, что должно было последовать за этими словами и ему казалось, что он уже раз двадцать повторил про себе эту фразу в надежде, что она скажет её тоже. Но она промолчала.— Молчишь? Не обижайся, малышь... Пожалуйста, не молчи!- он пытался унять появившиесю панику.— Нет... НЕТ! Поговори со мной ещё, Долорес!.. Прошу...-начал он шепотом.— Не делай этого больше!- дыхание участилось. В груди зажгло, а во рте почувствовался металлический привкус. Он взял её в руки и прижал к груди.— Прости... Чёрная шкатулка осталась заперта по ту сторону железного сейфа. Оставил её. Уже третий раз. Пятый давно понял то, что иногда, чтобы уберечь нужно отказаться, бросить, спрятать, сколько боли это не потянет за собой.

***

Впереди — ничего, позади — ничего. Всё ценное, что оставалось в этом мире — в его телеге. Несколько заиржавелых банок кофе, аптечка, некоторые препараты которой были просрочены всего на несколько лет, тёплая одежда, вода, еда, оружие, чёрный потрёпаный зонтик и Долорес, которая молчала уже четыри недели. Где-то на дне всего этого и многого другого оставался чёрный парадный костюм с красными нитями... Тот самый. Они нашли его в одном разваленом доме вместе с розовой, немного потрёпанной кофточкой с пайетками. На вид она была просто ужасной, безвкусной, вызывала тошноту, яркий цвет был неприемлем для глаз Номера Пять, а сами пайетки приторно блестали на солнце, чем привлекали внимание хищных птиц. Но маникен пришёл в восторг, как только увидел вещь... Номер Пять обернулся через плечё. На Долорес она выглядела терпимо. Его любимая исправляла всё, что можно было выбросить в мусор, точнее переставить на пол метра в сторону, ведь этот мир никак иначе, как свалкой он назвать не мог. Повозка противно заскрипела. Где-то вдалеке взлетели в небо несколько сотен воронов, издавая похожий звук и закрывая собой солнце, из-за чего резко потемнело. Парень схватился за оружие, что висело у него на плече. Спустя несколько секунд прозвучал выстрел и птицы ещё с большым шумом искустно разлетелись в разные стороны. Одна туша упала в дикий кустарник, который разросся там, где когда-то была полноценная дорога. Он полез в него. Острые шипы разодрали загрубевшую кожу, на щеке выступила кровь. Он ломал ветки своим автоматом, прижимал их ногами, протискивался сквозь пробоины, пока не добрался к мёртвому телу. Птица оказалось целой, что было огромным везением, ведь падая с такой высоты она могла с большой вероятностью разбиться на кусочки; оказалась упитанной, что не могло не радовать. За несколько лет их вид увеличился в размерах, как и всё живое здесь. Отсутствие человечества предоставило идеальную среду для их развития. Многие виды животных исчезли вместе с людьми, но мелкие остались. С растительностью всё было также. — У нас есть завтрак!– крикнул он хриплым голосом (ведь не разговаривал довольно долго), добегая к тележке. Но манекен всё ещё молчал. Голова девушки была направлена в сторону. Пятый точно помнил, что в этом он ей не помогал... «— Терпеливая»- подумал он. Столько времени и ни звука. Не оставалось ничего, кроме бросить птицу в повозку и идти дальше. Пятый посмотрел на серые тучи позади себя и нахмурился: погода менялась. Нужно поскорее найти место для ночлега. Стало значительно холоднее. Дожди были частым гостем. Зима скоро... Не хорошо. Лето было жарким, множество растений не выжили из-за засухи. Пищи было мало... Туго будет. «— Нужно было остаться в том огромном доме. Нужно было её послушать.»

***

В носу неприятно зажгло. Девушка вдохнула горький воздух и начала кашлять. Нашатырь она определила сразу, этот едкий запах не перепутать. Она поморщилась и открыла глаза. Над ней сидела обеспокоянная Ваня. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо... Я кое-что вспомнила.– она приподнялась на локтях.— Пятый ещё не вернулся? — Нет... Т пролежала здесь всего минут пять от силы... Воды? — Нет, не нужно... Где остальные? — Эллисон сегодня утром уехала к Клэр — воей дочери. Клауса нет ещё с вчера. Пятый, вероятнее всего, ушёл слишком рано, ведь сегодня я его не видела. Девушка с фиолетовыми глазами поморщилась. — Мне надо с ним поговорить. Он просил рассказывать всё, что я вспомню. — Что-то важное?– скрипачка только сейчас отклала вату в сторону и насторожено села возле неё. — Не думаю... Это было похоже на репетицию... Я играла, мне так кажется.– её голос ослабел. — Ты совсем ослабла.– почувствовав неловкость в словах девушки, Ваня сменила тему.— Завтрак на кухне, пойдём. Она всё расскажет. Только ему, не им.