Живые.

Нэнси позвонила вечером, рассказав о том, что нашла какое-то малоизвестное место в ебенях Ранчо Коронадо. Приехав туда, они были удивлены толпой народу в фанатском шмотье «Самурая» на входе. Джонни был приятно взвинчен — честно говоря, он уже позабыл этот легкий мандраж перед концертом, вернее, ему всегда было плевать на мнение зала, он выходил для того, чтобы донести до толпы своё. А тут смотри-ка, приятно, когда тебя даже в такой дыре помнят — значит, всё, что ты делал, не прошло зря. Вспомнилась тупая фраза, как-то ляпнутая Кером — «для благодарных слушателей приятно работать». Он тогда не понял, к чему это — это не он для них, а они приходят к нему, и пусть хавают, что дают… хотя, может, это влияние мальчишки. Ви-то как раз мандражировал по полной — даже сквозь снова выставленный барьер пробивались эмоции: боязнь все запороть, беспокойство о том, что тело не выдержит, а фоном шло раздражение и злость на Керри. Нужно напомнить себе поговорить о том, что за хуйня творится… после концерта. Смотря со сцены в зал, он чувствовал драйв , у него вырастали крылья, его поднимало на гребне волны, окунало в их эмоции — любви, ненависти, и он управлял этим. Он мог зажечь толпу и кинуть её в бой — знал, как это сделать… но не сегодня. Сегодня он хочет подарить старому другу возможность выйти из его вечной тени и просто хорошо провести время. Керри блистал — его по-хорошему впёрло, он вовсю зажигал так, что, наверное, даже глухой согласился бы, что этот чумба играет настоящий рок. Толпа бесновалась, как в старое доброе время.Он даже исполнил своё фирменное соло — Нэнси, правда, как-то странно на него посмотрела, но ладно, пофиг. Главное — драйв и то, что Керри, судя по всему, счастлив. Отлично отыграли. Народ долго не расходился— когда он спустился со сцены в бар, фаны вовсю обсуждали выступление. От подслушанных отзывов приятно распирало, их выступление сравнивали с лутшим по его мнению концертом 23 года, тот самый на котором он палил в толпу… ну, короче, охуенно выступили. Так, а вот и Керри Евродин — сидит у барной стойки и светится так, что с Луны видать. — Ну что, как ощущения? Тряхнул стариной? — Знаешь, перед концертом у меня был мандраж, как будто я хотел что-то доказать — себе, тебе, миру… а сейчас понял, что это никому нахрен не надо было и я просто отлично провел время. Керри взял свой стакан и залпом выпил. — Эй, повтори. Он смотрел в давно знакомые глаза, которые снова стали живыми. Да что там живыми — глаза Евродина горели тем самым огнем, как тогда, в 20-х, когда они только собрали группу, хотели играть, сказать миру свою правду. В душе разлилось тепло, смешанное с удовлетворением — он всё правильно сделал, Кер ожил. — Хочешь повторить представление? Он заранее знал ответ, но для спокойствия должен был спросить. — Не, нахрен. Мне хватит. Всё правильно — вот теперь всё, как надо. Ты должен идти дальше. А это так — чтобы помнил. Всё равно Нэнси отдала её мне, а Ви играть не умеет. — Ну тогда вот тебе сувенир от меня. Тебе он будет уместнее. Удивленный не верящий взгляд — переводит с меня на гитару. Да, ты прав, я отдаю её тебе. — А… как же ты? — Ну, не буду же я играть без тебя. Берёт как драгоценность — ну, чумба, пусть тебя радует. — А я, пожалуй, поиграю ещё. Пора уходить. Всё, отдохнул и хватит. К тому же, пацан почему-то рвется на своё место… сейчас уходим, а с Ви надо поговорить. Боль огнём выжигала нервы — это было хреново, хуже, чем в прошлый раз. Он схватился за барную стойку, чтобы не упасть. Ёбаный Евродин что-то пиздел — кажется, предлагал сыграть что-то из нового. О, заметил… да, чувак, это не Джонни. К твоему разочарованию. — Он уже ушёл? Да, бля, это снова я. Ты явно не рад меня видеть — на морде написано. — Но он всё равно может тебя слышать, так что можешь сказать что хотел. — Спасибо, но что-то я не в настроении говорить с духами. Вот — мне кажется, тебе это придется по вкусу. Джонни любил эту марку. Малориан… ебануться, Керри, нахуя он тебе? Стиль «будь как Джонни»? — Из него я хотел застрелить Джонни, когда он пролез ко мне на виллу, а раньше… — Ну, к тебе влез я — если бы это делал Джонни, то виллы бы уже не было. Но спасибо. — Ну всё, бывай. Я пойду. Вали давай, а то от тебя веет разочарованием, что не дал вам отлично закончить вечер. Сука, гитара. Ещё и это «я без тебя играть больше не буду». Бля, хуйли всё так болит? — Керри, придурок… оставил тебя в таком состоянии одного. Ну да — тебя твой цепной песик не кинул бы. — Эй, Ви, как ты? Я уже жалею, что тебе пришлось через это пройти. Твое самочувствие важнее, чем всё это. Я что, ослышался? Он извиняется? Да не может быть. Сегодня, наверное, Ад замерз, а в Найт-Сити никого не прирезали. *** В машине Ви молчал. Джонни чувствовал пожирающую его ярость — от соло сейчас за милю несло тёмной злобой, помноженной на постконцертный адреналин, что всё ещё не отпустил их общее тело. Но всё же — поговорить надо, а ждать, пока он успокоится, честно говоря, не хотелось.  — Эй, Винс, что происходит такого, что ты как сука бесишься? Ви резко дал по тормозам, остановив машину, и посмотрел на энграмму долгим тяжёлым взглядом.  — Ты случился со мной, Джонни. В моей блядской жизни случился ты.  — Я в твоей жизни уже месяц как случился, а бесишься ты сейчас. Так что гонишь. Ви вылез из машины, с силой хлопнув дверью.  — Заебало, бля, что ты трахаешь меня, а лезешь в штаны к Керри! — Ну бля, вот это прикол… ты что, ревнуешь? — На лице Джонни отобразилось, непонимание, потом охуение, а после конструкт начал ржать. И тут Ви сорвало — он рванул смеющегося уёбка, впечатав в перила, и с удивлением отметил плотность живого тела под руками. «Этот мудак говорил что-то о том, что он реален настолько, насколько я в него верю — так вот, сейчас я верю на полную.» Притянув его к себе за лямки бронника, он яростно впился в губы, кусая до крови. Оторвавшись только чтобы глотнуть воздуха, которого не хватало, соло жёстко развернул Джонни спиной к себе, фиксируя одной рукой. Он с силой дёрнул ремень, рванув ёбаные узкие штаны вниз, срывая ногти, горячечно шепча в идеальное ухо:  — Ты мой, сука, ты принадлежишь мне! И мне похуй, для кого ты мечта всей жизни, ты только мой, до последней минуты. Джонни неуловимым движением развернулся из захвата, напомнив, что он всё же не человек, и оказался с Ви лицом к лицу. В вихре цифровых помех растворился бронник.  — Штаны снимешь сам? Хочешь меня — действуй, Ромео. Или мне тебя трахаться научить?  — Заткнись нахуй, Джонни… — Ви с силой притянул конструкт к себе за волосы, невесомо касаясь губ. — Или сейчас я тебя насухую выдеру. В ответ он услышал ехидный шёпот: — Очнись, малыш, я энграмма. Можешь себя отпустить — не думаю, что почувствую боль в цифровой заднице. Это стало последней каплей — Ви сдёрнул футболку одной рукой, другой расстёгивая ширинку на ставших узкими штанах, резко стянул их вместе с бельём. Наконец-то — прижаться, как хотел, кожа к коже. Тело под его руками было реальным, никакого плывущего сознания, никаких странных ощущений. Он потёрся членом об идеальную задницу. — Ну, что задумался? Или мне тебя трахнуть? Так я ж не против. — Конструкт обернулся назад, ухмыляясь. Как же он хотел стереть с лица эту блядскую ухмылочку.  — Заткнись нахуй. Он вошёл сразу, одним плавным, долгим движением, притянув Сильверхенда к себе за волосы, набросился на его губы с голодным остервенением, целуя грубо, требовательно. Тот отвечал ему с не меньшей страстью — они боролись за лидерство, сталкивались губами и языком, ни один не хотел уступать в этом поединке. Ви сходит с ума, чувствуя, как упругие мышцы вокруг члена сжимаются плотнее, он ощущает себя заполненным, цельным, но даже сейчас сквозь туман обдало яростью. Джонни двигается слишком технично. Он не думал, конечно, что он у него первый, но будто и не было этих пятидесяти лет, будто он только что с какой-нибудь масштабной пьянки и добирает своё — какой там Ви сегодня по счёту? Мудаку явно было похуй, мальчик с ним, девочка — своё удовольствие он всё равно получал. Ви сжал желанное тело в руках в попытке впиться, оставить синяки, чтобы пометить, хоть как-то сделать своим. Он понимает, что все это бесполезно, но всё равно продолжает, чувствуя сбившееся дыхание, пока не слышит продирающий до дрожи горячечный шёпот:  — Я твой. Прошлого больше нет. Ви почувствовал, как в сознании будто слетел барьер, и всего опять стало слишком. Он ебанётся, сердце не выдержит — наёмник лихорадочно думал об этом, вталкиваясь в жаркую тесноту, ощущая собственную твёрдость внутри чужого тела, не разбирая, где чьи эмоции и движения. Джонни с силой опрокидывает его на широкий парапет, оседлав бёдра одним слитным движением, насаживаясь и буквально терзая себя его членом. Поражённый и даже немного испуганный напором, Ви не сразу понял, что конструкт умудряется ещё и блуждать в их голове, выдёргивая потаённые желания.  — А, так вот что ты хочешь видеть… — Джонни шепчет это одними губами, с задумчивой ухмылкой всматриваясь ему в лицо. Соло медленно моргает и, видимо, пропускает момент — через мгновение взгляд меняется, наполняясь жаром. В зрачках плескалось что-то многообещающее. — Ну так смотри. Он и правда послушно, неотрывно смотрел, как конструкт ласкает себя, наслаждаясь происходящим и полностью отдаваясь процессу, как яростно, жёстко дрочит. Он чуть замедляется рукой — дразнит головку, размазывая смазку по пальцам, и тянется ими к своим губам. Их дыхание сбивается — Ви всё понимает. Джонни, кажется, заметил его маленькое открытие — в голове звучит отголосок его хриплого смешка. Продолжая смотреть, конструкт накрывает пальцы губами и трахает ими себя в рот — вылизывая мокро и жадно, лаская языком. Ви честно держал взгляд там, где положено, но это давалось всё труднее — в глазах темнело от осознания, что это представление только для него.  — Значит, нравится смотреть, как я трахаю себя пальцами? Или тебя? — Когда Джонни вбирает два пальца до горла — так, как он хотел, как представлял, Ви чуть не кончает. Живот сводило в сладкой истоме — он чувствовал во рту чужие пальцы, вкус стали и хрома мешался со вкусом его собственной смазки. Это окончательно плавит мозг и соло, вталкиваясь в тугое податливое тело, ловит единый ритм, начинает вколачиваться, притягивая к себе. Он натягивает его, стараясь заполнить полностью, выдрать до гланд и от силы отклика перехватывает дыханье — ощущается так, будто они слиты в одно целое, будто каждый из них трахает сам себя. Неистово впиваясь в чужие бёдра и царапая их короткими ногтями, Ви наконец откидывает голову, закрывает глаза все равно до конца не верит  — это не сон, Джонни отдаёт ему себя полностью, безгранично доверяя. Мышцы судорожно сокращаются, тело выламывает в сладкой дрожи, перед глазами вспышки. Мир, кажется, замирает — он слышит, как Джонни глухо, сорвано стонет, ярко чувствует укус на плече. Вкус собственной крови во рту становится последней каплей и его скручивает в судороге. Сперма толчками выплёскивается в жаркое тело над ним, и он будто бы теряет все ощущения — их заменяет общий, один на двоих, оргазм. Ви приходит в себя, чувствуя на лице шёлковые пряди — Сильверхенд, лежащий на нём сверху, приподнял голову. Во взгляде тёмное безумие, он еще возбуждён, хотя оргазм прошёлся волной пламени и по нейронам цифрового мозга тоже.  — Ну нахуй, так и обнулиться можно… но это только тебе, солнышко — я и так дохлый. Он коротко, невесомо-нежно целует его Ви в этот момент думает что некоторые вещи все равно остаются неизменными например взаимные подьебки. — Всё, пакуйся в машину, нечего жопой светить на весь город. Джонни появился рядом, уже полностью одетый. — Собирай шмотьё и поехали. По дороге в домой они чуть не вхуярились в тачку «Милитеха». Сосавшись, как подростки, отёрли все стены друг другом, поднимаясь в квартиру. Как только дверь захлопнулась, конструкт впечатал его в стену, жарко и голодно целуя, избавляясь от их одежды. А потом у Джонни, видимо, слетели последние тормоза — сказался тактильный голод, а может, просто что-то окончательно принял для себя. Последующие двое суток у Ви смешались в чувственный калейдоскоп — в квартире не осталось ни одной горизонтальной поверхности, на которой они бы не трахались. Всё было мало, не могло насытить их жажду — они драли друг друга до сорванного голоса, кусая до кровоподтёков, сжимая до синяков. Джонни брал его неутомимо и отдавался полностью, без тени смущения. Ви валялся на развороченной постели. Губы саднило, поясницу тянуло, но ставиться стимпаком не хотелось — ему нравилась эта приятная боль. Да так и скажи — тебе нравится быть вконец затраханным им, но, сука, всё равно хочется ещё. Если бы не нужно было спать и жрать хоть что-то, он не слезал бы с Джонни, да и ему бы не позволил. Теперь он по-настоящему понял фразу Сильверхенда о том, что все чувства у них на двоих — секс превратился в какой-то наркотический трип. Ви поймал себя на странных желаниях, невозможных даже с их связью — он хотел отсасывать Джонни и трахаться с ним одновременно. И он подозревал что дело не в биочипе, а в самом Джонни. Ему хотелось всего и сразу именно от него. — Мой маленький извращенец. Ви запустил в энграмму подушкой. Не, ну, а что?  — Заткнись, Джонни, сам-то… и как тебе в голову только пришло? Надеюсь, нас не видели все мои соседи. Джонни ухмыльнулся, переместившись к окну. — Пиздец, в жизни столько не трахался… а трахался я достаточно. — Конструкт курил у окна абсолютно голым. Одеждой в последние сутки никто не заморачивался. Ви продрало злостью — как и каждый раз, когда он думал, насколько этот мудак опытнее.  — Эй, детка, хватит. Я твой, со всеми своими дохлыми потрохами. Кстати — что это за херня была в баре и раньше? Ви смотрел в потолок. Джонни появился на кровати и лег рядом с ним — Не делай вид, что не слышал. Так что ответишь? — Металлическая рука мягко скользнула в короткие волосы, массируя у затылка. Ви задумался и, поняв, что разговора не избежать — всё равно достанет, начал говорить, одновременно генерируя поток образов в попытке показать, как всё выглядит с его стороны. Джонни смотрел, слушал и охуевал от того, что мелкий себе напридумывал. — Не, я всегда знал, что у тебя в мозгах насрано, но такое… как тебе в голову-то это пришло, я и Керри? — Сильверхенд коротко выдохнул со странной смесью нежности и снисхождения к щенячьей глупости, продолжая нехитрую ласку. — Ладно, ещё раз повторю — надеюсь, внятно. Во-первых для того, чтобы потрахаться, мне было проще найти свежее мясо из кучки фанатов, а не устраивать пиздец в группе. Во-вторых — для перипиха я его уважал, а для отношений… ну, ты сам посуди, нахрена мне эта морока? К тому же, я бы его просто сломал — яйца он тогда ещё себе не купил. Джонни закурил свою бесполезную сигарету и Ви, отзеркалив его движение, вытащил из пачки настоящую, затянулся, давая Джонни насладится никотином. Он чувствовал, что разговор крайне непрост не только для него, но все же спросил: — А у меня они есть? — Сам посмотри, вроде на месте. А если серьёзно — когда оказался в твоей ебанутой башке, то думал, нам никогда не ужиться. Сарказма и нездорового цинизма вкупе с паранойей я даже не знаю, у кого из нас больше. Потом только понял что под толстым слоем мудака скрывается честный в своих порывах, искренний 25-летний пацан со своим странным, извращённым, но всё-таки кодексом чести. Вы с арасаковским опездолом в этом похожи, но он более ебанутый. Ви скосил на него удивлённый взгляд, но продолжил слушать молча, опасаясь прервать этот странный парад чудес. С тем, что Джонни так говорит с ним, его часть мозга уже свыклась, но комплимент Горо?  — И да — сначала я подумал, что это мой шанс на жизнь, но потом решил что оно того не стоит. Не хочу, чтобы из-за меня кто-то просто перестал существовать. Дальше я стал узнавать тебя после встречи с Альт — ты тогда меня удивил. Сказать по правде, не припомню, чтобы кто-то пытался меня защитить. Это было неожиданно — тогда я и понял, что меня влечёт к тебе. Ну и да — я хотел трахаться, хотел почувствовать себя живым и нашёл способ, как это сделать. — Ви буквально почувствовал, как на их лице чешется фирменная наглая ухмылка. — Надо признать, весьма приятный… Соло отпихивает от себя самодовольного мудака — за всю ту хуйню со снами он до сих пор бесился. Ага, «это только твои сны, ничего не было»… хотя сейчас Джонни и предпочитал трахать его в реальности. При мыслях о сексе тело окатило возбуждением — ну что за пиздец, он течёт от одной только мысли. — Ещё скажи, что тебе не нравилось… хотя, в реале это вообще охуительно. Ну так вот, продолжу — после сцены с Альт я впервые понял, что хочу тебя не только трахнуть. А свидание с Бестией, помнишь, ты меня спрашивал? Я весь вечер на твои ноги пялился. Даже до нее дошло. Ви был удивлен — нет, судя по виду, он был в ахуе. — Так у тебя тогда стоял не на неё… — Люблю, когда ты так очаровательно тупишь. Наёмник сел на кровати, потянувшись за следующей сигаретой — он реально чувствовал себя тупым. — После разговора с Бестией я понял, что нам терять уже нечего, мы увязли друг в друге по уши, утонем или выплывем только вместе. Ты хотел знать, что я чувствую — этого достаточно? Ви все не мог поверить в то, что услышал. Джонни хочет его, Джонни его… он всё равно не мог это произнести, даже про себя. — Бля, интересно, смогу ли я вытрахать из тебя комплекс неполноценности? И да, если уж по-честному — мне тоже пойти повеситься, что ты до меня невинным не был? Ви хотел сказать, что все его похождения и рядом не валялись с любым месяцем загула Джонни, а потом подумал и решил — а какая нахуй разница? Сейчас он его и только. — Что ты там говорил про «вытрахать»? У тебя, кажется, получается. — Ну тогда может, продолжим? — Конструкт навис сверху, целуя и мир для Ви снова потерял значение ещё на пару часов.