По шоссе из никуда

Каждый день Ваня начинает с чашки зелёного чая, мягкого пушистого Гриши под боком и фоном — какой-нибудь ненавязчивой музыки. Все это происходит в обычные дни, а сейчас Ваня встал в пять утра, случайно чуть не придавил рядом сопящего Гришеньку и вместо музыки у него в голове крутилась мысль «только бы нихуя не забыть». Мотивчик так себе. Проснулся он не от будильника, а от сообщения. Рудбой. Встречу здесь, не забудь вещи. И скрином координаты. Ваня даже не знал, что в Питере такое место существует. Больше похоже на пустырь. Или на то, что называется: зона номер девять. Нихуя не понятно. Не забыв закинуть в миску сухого корма больше обычного, Ваня потискал недовольного Гришу и схватил заранее заготовленный портфель. Понимая, что и так проспал, а Евстигнеев ждать не любит, Ваня успевает только почистить зубы и сделать на скорую руку бутерброд. Даже в душ толком сходить не получилось. На улице была ещё темень, хоть глаз выколи. Ваня, в надежде, что сразу из такси запрыгнет к Рудбою в тачку, оделся прохладно для минус двадцати. Пока такси подъезжало к подъезду, Ванька успел отморозить себе задницу и ноги. Светло ещё раз уточнил, куда ему нужно ехать, тыкнул таксисту в лицо картой в телефоне. Тот, благо, понял и Ваня спокойно выдохнул. Город ещё спал. Какие-то парни возвращались пьяной поступью домой после веселой ночки. Остановки пустели, яркие билборды освещали дорогу, блестящими огромными буквами отвлекали внимание. Ваня поёжился. В машине играла приятная расслабляющая музыка, водитель попался молчаливый, и даже Светло не захотел как обычно попиздеть с ним по душам. Просто все ещё клонило в сон. Без пробок доехали быстро. Ваню высадили на каком-то отшибе, людей почти не было. Недалеко виднелись рабочие машины, которые разгребали снег. Непонятно зачем. "Тут же никто, блять, не ходит", - подумал Ваня. Разве что собаки с кошками поссать забегают по ошибке. Светло про себя хмыкнул. Все это было в духе Рудбоя: встретиться там, где люди почти вымерли и чем дальше, тем лучше. Чтобы без лишних глаз. — Конспиратор хуев, — недовольно вякнул Ваня, понимая, что ещё чуть-чуть и он превратится в ледышку. А ещё хотелось пожрать чего-нибудь, желательно горячего. Спустя пятнадцать минут бесцельных походов из стороны в сторону, чтобы согреться, Ваня понял, что Евстигнеев сам бесстыдно опаздывает, хотя условился быть вовремя. Сначала его начало это злить, а потом он понял, что наконец-то сможет тыкнуть этого любителя пунктуальности в собственное дерьмо и выиграть себе кое-какие привилегии. Потом Ваня подумал, что его не туда привезли и начал с дрожащими пальцами набирать Рудбоя. Трубка оказалось вне зоны доступа. «Приехали, блять». Ещё спустя пятнадцать минут подъехала чёрная машина - почти незаметно. Ваня уже окончательно продрог и просто присел на корточки, чтобы хоть как-то выиграть себе побольше тепла и не отморозить яйца. Машина мигнула два раза поворотниками и Ваня побежал к ней, как к спасательной шлюпке. Светло специально сильно хлопнул дверью машины, чтобы Рудбой охуел от такой наглости. — Замёрз? - спросил Евстигнеев, вместо того, чтобы как обычно дать леща «за порчу имущества.» Внутри работала печка, было тепло и надушено, а еще пахло сигаретами, что для Вани было привычно. — Если ещё раз так опоздаешь, то я просто нахуй развернусь и уеду домой, — как можно недовольнее произнёс Ваня. Он потёр заледенившие уши и расправил непослушные мокрые волосы одной рукой. — Мало того, что в пизду мира меня отправил, где даже согреться негде, так ещё и на полчаса почти опоздал. Я в это время мог нормально в душ сходить. Сука. Светло всегда несло, когда он злился, а Рудбой знал, что лучше выслушать спокойно. Тем более свою вину он понимал. — Прости, у меня телефон на пол-пути сдох, а адаптер как обычно Мирон спиздил. Евстигнеев потянулся к Ваниным губам за ответным поцелуем, правая рука скользнула по коленке, но Светло резко отвернулся, чтобы пристегнуться. В итоге Рудбой врезался в макушку носом. Нарочно же, вот гаденыш. — Понял. Ждём, когда дама сменит гнев на милость, — рука вернулась на руль, а Ванька сидел и чуть ли паровозом не дымил. Особенно смешно смотрелся его краснющий кончик носа и алые щёки. Было непонятно, то ли от злости они так налились спелым красным яблоком, то ли от долгого пребывания на холоде. Рудбой нажал на газ и круто развернулся, чтобы выехать на трассу. — Я тебе кофе взял, — разбавил тишину Рудбой, внимательно глядя на дорогу. Ваня взглянул на одинокий стаканчик с ароматно пахнущим напитком и нахмурился. — Это же твой. И тут он не ошибся. Знал же, что Евстигнеев всегда по привычке берет кофе по дороге из дома. Рудбой поймал взгляд Светло и поджал губы. — В таком случае — угощайся. Ванька пустил нервный смешок и нарочно - больше со злости - выпил весь стаканчик. *** Молчать Рудбой умел блестяще. Дорога съедала все его внимание, а вот Ване было тяжело. Семь раз он почесал переносицу и неимоверное количество раз пощипал брови рукой. — Почему опоздал? — не в силах больше выносить эту молчаливую пытку, спрашивает Ваня. Евстигнеев тяжело вздыхает — чувствует, что разговор этот ни к чему хорошему не приведёт — но все равно делает музыку тише. — Дела утром кое-какие закончил. Ну, знаешь... то, да сё. Ваня - не тот, кому приносит удовольствие отсчитывать или контролировать, он просто хочет знать правду. Из-за уважения к себе, наверно. Конечно же, его сразу подбешивает эта неопределенность. Эти дела - несомненно Мирон. А какие ещё дела могут быть в пять утра? — Охуенно. Пока я на морозе стоял, ты с ним в тёплой постели кувыркался. — Перестань, — пытается остановить его Евстигнеев, и в голосе звучат суровые нотки. Когда Рудбой пытается соскальзывать с темы, Светло хочется открыть дверь и выскочить на дорогу, а заодно и Евстигнеева за собой утащить. — Надеюсь он сосет лучше, чем делает рэп. Рудбой мог бы ответить, но сегодня он молчит. Хочется реально что-то сделать, дойти до крайности. Закончить все это, сказать, что все, конец, Ванька. Либо он, либо я. Другого не дано. Но, поставь Ваня ему такой ультиматум, Рудбой выберет Мирона. Несомненно выберет. Дело даже не во вселенской любви или гонках в постели. Просто Мирон - это всегда рядом, всегда родной, понятный, удобный и очевидный. Это как стакан воды в знойный день или прохладная постель тихой ночью. Этот выбор можно объяснить. Светло - шальной, необузданный, иногда инфантильный. С ним бы прыгать со склона в озеро или бежать до ближайшей деревни в грозу и ливень. Непонятный, непринятый другими и неоднозначный. Этим он привлекает и отталкивает одновременно. Вот они сейчас едут второй час по трассе в неизвестном для Вани направлении, и Светло слепо доверяет Евстигнееву. Эта слепая вера иногда шокирует и ставит в ступор. Мирон бы уже в первую очередь расспросил подробный маршрут и сам подкинул идей. Ваня не такой. Ему не интересно, куда они едут, важно - с кем. Ванька обнимает свой портфель, подкладывает в качестве подушки и закрывает глаза в надежде заснуть хоть на полчаса. Но через пятнадцать минут машина неожиданно сворачивает и тормозит у МакАвто. — Ты ведь голодный. Что хочешь? — Справедливости хочу, — на автомате вырывается у Светло. Рудбой игнорирует и обращается к девушке, заказывает по два мак сета, латте, острые куриные крылышки и в конце ещё прибавляет биг тейсти для Ваньки. — И хрустящий пирожок, — смиренно добавляет Светло. — И хрустящий пирожок, — улыбается Рудбой девушке, как будто старается для ребёнка. *** Ваня с жадностью съедает почти всю купленную Рудбоем еду, старается не крошить в машине, подставляя руку под подбородок. Живот довольно урчит, Евстигнеев хихикает про себя. Аппетита Светло хватило бы на двоих. — Вань, а че у тебя навигатор фигню показывает? — замечает Ванька, что ехать ещё примерно три часа, при этом с удовольствием обгладывая куриную косточку и облизывая жирные маслянистые пальцы. Третий час в дороге и Светло заметил, что обычно они уже подъезжали к месту назначения, а тут кругом все ещё леса и поля. — Так ты присмотрись внимательно, путь то не близкий, — спокойно отвечает Рудбой, поглядывая за тем, в какой опасной зоне находятся вымазанные сальные пальцы от его салона, — Ради всего святого, убери свои щупальца от салона или вытри их уже чем-нибудь! Ваня замирает на мгновение и показательно облизывает пальцы - один за другим, прикрывая глаза, затем достаёт из бардачка влажные салфетки и победно вытирает каждый, глядя на нахмурившегося Рудбоя. Губы у Ванечки выглядят так, будто их вымазали блестящим лаком и натерли до блеска. — А нахуя нам в Эстонию, позволь узнать? — недоумевает Светло. — У меня там съёмка. — Что, прям реальная? — удивился Ваня, — Делаешь успехи, почти не обманываешь. — Случайно совпало. — Не сомневаюсь. Едут долго. Ванька вздремнул на пару часов, запрокинув ноги на сидение (в носках, разумеется). Приоткрыл рот и сопел. Под приятный убаюкивающий джаз Светло летал где-то за пределами реальности. Рудбой сделал музыку потише. Хотелось узнать, что там такого умилительного снится Ваньке, раз он так блаженно улыбается кончиками губ. А музыка как будто мешала этому. А снился Ване закат. Небо было ярким, оранжево-красных оттенков - такое неестественное и волшебное. И это самое небо отражалось в спокойной лазури моря. Мысль, что можно пробежать лабиринт ступенек и плюхнуться в это блаженство — будоражила сердце. Но идти почему-то страшно. Море бескрайнее, пугающее вблизи, хоть и манящее издалека. Такое ощущение, что нырнёшь и не вынырнешь больше. Вот так вот, с концами. Ваня вздрагивает от резкого толчка, Рудбой что-то бубнит. Разговаривает по телефону и сразу как видит, что Светло проснулся, коротко прощается. От солнца Ваня жмурится. — Выспался? — улыбается Евстигнеев, — Ты во сне слюни смешно так пускаешь, я уссывался. Ваня успевает только глаза протереть. Пейзаж за окном значительно изменился. Глухие деревянные домики сменились на аккуратные фасады умело убранных дворов. Поля исчезли, как и бескрайний лес. — Долго нам ещё ехать? — Где-то полчаса. Евстигнеев как-то внезапно оказался в очках. Ваню аж переклинило. Он пять минут не сводил с него глаз, изучая эту тупую оправу, а только потом подтянул себя на сидении и заерзал, ища удобную позу. Ноги свело, жопу тоже. Проспал почти два часа, хотелось пробежать стометровку или просто размять мышцы хоть как-то, вытянув их по всему салону. — Давай играть короче. Устал я на дорогу залипать. — Во что играть будем? — В загадки! — задорно произносит Ваня, — Тема такая: я произношу, кем себя мыслю. Например, — воодушевился Ванька, — Например, меня ценят за то, что я приношу людям пользу, есть я — есть урожай. — Дождь? — Да! Но я тебе сейчас поддался, — улыбнулся Ваня, — нужно говорить более завуалированно, тогда игрок нихуя не догадается. Рудбой разводит руки в стороны, давая шанс Светло ещё раз блеснуть своими навыками. — Я могу разрушить корабль, но боюсь солнца. — Мм, айсберг? — Да с тобой неинтересно играть! — возмущается Ваня, — Ты из мыслящих. Евстигнеев заливисто ржёт пару секунд, снимает очки и протирает глаза. — Ладно. Держи загадку. Я могу ... дать человеку великую силу, начать войну так же, как и окончить. Могу родиться в один миг и ничто не сможет меня удержать. — Бля, это легко. Хан Замай, конечно! — но Рудбой вертит головой, коварно улыбаясь. — Справедливость? — Нет. — Честь, мужество? — Нет, — ухмыляется Ваня. — Уверенность? — Нет. — Пидора ответ. — Вот и поиграли, — любезно сообщает Евстигнеев, ощущая своё превосходство. *** Рудбой паркует машину у какой-то заправочной станции, где рядом находится небольшой мотель, совсем недалеко от города. На парковке стояла ещё парочка машин - не более. Вывеска с названием, которое Ваня с трудом мог выговорить, ярко выделялась среди прочей атрибутики. — Перекур? — Ванька наконец-то щёлкает костяшками на руках, разминает шею и с успехом старика вылезает из машины, вдыхая свежий морозный воздух. — Конечная, — отвечает Рудбой с сигаретой между зубами. — Не понял. А че, люкса не будет? Ваня, конечно, понимает, что все устали и вряд ли поблизости найдётся отель поприличнее, но все же до последнего надеялся, что Рудбой не подведёт. Обычно тот всегда старался подбирать места не шибко изысканные, но и не на отшибе мира, с несколькими номерами на всё про всё и с тонкими стенами. Ваня просто уверен, что там тонкие стены. — А ты хочешь люкс? — серьезно интересуется Евстигнеев, кидая бычок в снег. — Да не..просто. Мне пофиг вообще. Я в душ хочу. Надеюсь, что тут есть горячая вода. Евстигнеев хватает Ванин портфель с заднего сидения и по-хозяйски указывает на непримечательное здание с табличкой «открыто». Ванечка устал, хочет спать, в душ и тёплого Рудбоя под боком на честные два дня, поэтому он, как послушный пёс плетётся за Евстигнеевым, запинаясь о неубранные снежные комья. На ресепшене (если деревянный столик с одним кактусом можно назвать таковым) девушка с похуистичным выражением лица выслушала Рудбоя. Ваня стоял сзади и вдруг приспичило ему вмешаться. — Девушка, позвольте. Если у вас в мотеле в соседней комнате будут убивать человека, то какова вероятность, что мы это услышим? Евстигнеев ожидал от Вани чего-то подобного, но все равно чуть слюной не подавился. — Почти сто процентов, — безжизненно ответила шатенка. — Он так шутит, — давит Рудбой улыбку, принимая ключи от номера. Когда ключ щёлкает, то Ваня наконец позволяет себе возмутиться, что Светло как всегда все портит и палит их. Ванька отшучивается тем, что если Рудбой так обеспокоен всей этой конфиденциальностью, то должен учитывать тот нюанс, как слышимость в номере. А то странно, если молодая чета вдруг услышит двух стонущих мужиков за стенкой. После этого Светло сразу оказывается прижат к двери и зацелован, начиная с шеи и заканчивая губами. Ваня колется едва заметной щетиной, потому что не успел с утра толком побриться, а Рудбой к нему только сильнее жмётся — кусает за щеку, почти рычит от нетерпения. Ваню вдруг начинает вести от едкого запаха табака и горечи губ. Просто он отвык от этого, что сейчас любая мелочь - ценнее золота. Светло времени зря не теряет и змейкой увиливает от Евстигнеева в душ, крикнув лаконичное «я сейчас», прихватив с собой рюкзак. Рудбой смотрит на время и думает, как быстро за окном день вдруг меняется на вечер. При мотеле есть круглосуточный магазин, можно сгонять, купить пива или вина, чипсиков и фруктов, но Ваня как-то сразу отметает эту идею, представляя, как много времени это займёт. У них две кровати, одна из которых вообще за ненадобностью, поэтому на ней оказывается скинута вся верхняя одежда. В номере почему-то одна тумбочка и два стула, на одном из которых огромное жирное пятно. Ваня не хочет думать, какого оно происхождения и просто отодвигает стул от греха подальше. Единственный плюс номера - это его просторность, несмотря на минимализм. Ну, и приятная тишина, изредка нарушаемая двигателями машин. Евстигнеев заглядывает в ту самую тумбочку из любопытства и нащупывает в дальнем углу упаковку в шуршащем пакетике. Когда достаёт, то чуть не прыскает от смеха, так как это оказываются женские колготки. Безвкусные, пошлые, неприлично-вульгарные. Белые, из хлопка, узором похожие на кружево. Евстигнеев задумчиво их рассматривает, усмехается, представляя Ваньку в них. Крышесносная идея прошибает вмиг. Кто-то оставил и забыл. Или не пригодились. Почему бы..? Когда из душа выходит Светло, посвежевший, с влажными волосами и довольной лыбой, в одних трусах и футболке, то Евстигнеев прячет руки за спину. Ванечка подходит, лениво бодается мокрыми волосами в грудь Рудбоя, оставляя темный след, утыкается носом, вдыхает полные легкие воздуха и тут же обжигает горячим дыханием через толстовку. Ванька всегда ведёт себя, как котяра, если ему что-то нужно. А тут на двоих желание одинаковое. Почти. Рудбой не без удовольствия лицезреет лоснящегося Светло, диковато улыбаясь, трется щекой о лоб. — Че такое прячешь? Ванька старается заглянуть сзади, но Рудбой отступает от него на два шага. — Сделаешь для меня кое-что? — Так, — Ванечка скрещивает руки на груди в знак протеста, — Если это предложение сообразить на троих, то я против. Против, если третий Мирон. За, если... — Не продолжай, — останавливает его Рудбой и показывает свою находку. Ваня похоже, совсем не ожидал увидеть женские колготки, поэтому первые секунды внимательно так их рассматривает, изучает. Потом переводит взгляд на Евстигнеева, пытается найти там подъеб, но находит стопроцентную уверенность и снова смотрит на эти колготки. А потом уверенно заявляет: — Не буду я надевать колготки какой-то шлюхи. — Они новые, — тут же протестует Рудбой, —Тут даже ценник ещё не отклеен и упаковка запечатана. — Так неудивительно, что их никто не надевал. Они же отвратительные, —жмурится Светло, разглядывая несуразные узоры в крапинку на коробке. Мелькает мысль о том, что белый - это вообще то его любимый цвет. А так, думает Ваня, пошлятина какая-то. — Давно ты эстет дохуя? Не хочешь - как хочешь, — говорит Рудбой и готов уже закинуть эти треклятые колготки обратно в тумбочку, но Ванька его останавливает, выхватывая находку из рук. — Отдай сюда. Должен будешь, — ворчит он. Рудбой пытается скрыть улыбку до ушей, уходя в душ, но Ванечка её, конечно же, замечает и почему то краснеет. *** Ваня понимает, что Рудбой в край обнаглел, ошалел и вообще его стоило послать нахуй со всеми этими пристрастиями. Но Ваня также понимает, почему он здесь. Если секс — это единственное в чем Светло может соревноваться, тогда он готов на все. Он внимательно рассматривает плотную мягкую ткань, тянет ее — податливая, не должна порваться. Вообще, думает Ваня, это хорошая штука, чтобы согреться. Как у котиков есть очаровательные носочки на лапки, так и у Ванечки теперь есть колготочки. От этой мысли он залился ещё большей краской. Ему это нравилось: думать, что он сейчас просунет ногу в этот податливый материал, который красиво обтянет ноги. На что ещё он способен ради удовольствия с Рудбоем? Никто ведь не видит.. Светло прежде всего снимает боксеры и кидает на заваленную верхней одеждой кровать, затем складывает один «чулок» гармошкой, чтобы не порвать ненароком, натягивает как только позволяет ткань. Прохладный материал легонько щекочет кожу, задевая мягкие, едва заметные волоски. Он любуется изменениями. Ноги у него стройные. Светло проводит правой рукой по ткани, ему становится щекотно и кожа на руках покрывается маленькими мурашками. Он слышит, как в ду́ше льётся сильный напор воды и у него появляется странное желание показать себя прямо сейчас Рудбою. Тогда Ванька надевает второй «чулок» и ставит ноги наравне, приглядываясь. Интересно то, что пока он не чувствует себя пристыженным. Скорее - полным желания и интереса. Когда Ваня натягивает резинку на пояс, то удивляется тому, что колготки оказались почти подходящего размера — только в области паха немного жало и натирало. Но в целом ощущения больше приятные, чем наоборот. Тем более он как-то раз носил леггинсы, а это, ну, почти то же самое. Ванечка встает, чтобы посмотреть на себя в зеркало, но не находит его и просто пялится в пол на ноги. Он замечает, что колготки в контрасте с белой футболкой выглядят даже очень гармонично. Почти как пижама. Ванька вдруг становится похож на симпатичную девчонку. Язвительную девчонку, если поближе узнать. Футболка едва скрывает член, который просвечивает через тонкую хлопковую ткань, чувствует прохладу. Дырочки на колготках, которые создают мнимый узор, похожий на кружево, пропускают воздух. Ване становится интересно, как же сзади все это смотрится. Так же красиво и соблазнительно облегает на ягодницах? Но вдруг вода в душе затихает, и вот тогда Ваня начинает паниковать, хочет зарыться под одеяло. Но сдерживается и просто присаживается на краешек кровати, подтянув футболку вниз. Тяжело сглатывает, когда Евстигнеев щёлкает дверью и выходит с обнаженным торсом, но в джинсах, которые бесстыдно сваливаются с его бёдер. Все, что их держит - это ремень. Ваня ощущает себя уязвимым и открытым по сравнению с Рудбоем. Евстигнеев сразу замечает Ваньку, но молчит. Только внимательно рассматривает с ног до головы и под этим взглядом Светло плавится и медленно сходит с ума. У Евстигнеева зрачки даже издалека кажутся расширенными. Светло ждёт, что Рудбой хоть что-нибудь скажет, но тот только нагло пялится и , если присмотреться внимательно, прячет улыбку. Когда все-таки Рудбой решается подойти, то Ваня думает первым делом полезть целоваться (отличная контратака) и встаёт для этого, но Евстигнеев его резко удерживает на месте, положив руку на плечо и присаживается на колени рядом с ним — прямо вплотную. От него пахнет этими проспиртованными гелями для душа, которые предлагают во всех мотелях, но почему то именно сейчас этот запах кружит голову. Рудбой дотрагивается до тонкой материи, оттягивает вверх, случайно задевает нежную кожу. Ванька шипит, но Рудбой сразу же извиняется поцелуем в коленку. — Вань, это странно, — смущается Светло такой внезапной нежности. В ответ ему приходит лаконичное «заткнись, пожалуйста» и Ваня прикусывает язык, чтобы не сказать лишнего. Светло утыкается во влажную макушку, когда его колени начинают покрывать тёплыми поцелуями через ткань, раз за разом. Становится щекотно и Ваня пихает Евстигнеева в сторону, а сам отскакивает назад. — Ты гребаный извращенец! — смеётся и старается спрятать себя под одеяло, но Рудбой хватает его за ноги обеими руками и тянет на себя. Ванька успевает только вскрикнуть. Футболка задирается и обнажает все самое сокровенное. Рудбой облизывается, как волк, готовый сожрать свою добычу. Член у Вани мягкий, полувозбужденный, такой аппетитный, что Евстигнеев кусает губы и едва касается головки большим пальцем, чуть надавливает. Ваня тяжело выдыхает носом, внимательно поглядывая на все это действо. В воздухе летает ебаная молния и кажется, что скоро все вокруг замкнёт и обоих убьёт током. Колено Рудбоя упирается Ване в пах, когда он тянется к губам. Оборванными движениями дразнит украденным поцелуем: зубами оттягивает губы, мажет языком. Затем опускается ниже - к шее, оставляет влажные следы, слизывает дорожки из родинок. У Евстигнеева дыхание - кипяток и каждое прикосновение к коже заставляет Ваню вздрагивать. Рудбой задирает футболку до сосков. Светло хочет ее снять, но Ваня не даёт, сжимая запястья. Соски от прохлады в номере чуть привстали. Рудбой находит губами шарик и аккуратно прикусывает зубами - так, чтобы не очень больно, но все же ощутимо. Проводит языком, тщательно облизывает, причмокивая. Засасывает и оттягивает наверх. Когда Евстигнеев видит, что вставший сосок покраснел, то довольно проделывает те же манипуляции с другим. Ванечка старается держать себя в руках, иногда ерзает на месте, от того, что член напрягается и в колготках становится ещё теснее и неудобнее. — Я так долго терпел сегодня..., — сбивчиво шепчет Рудбой и гладит живот, — Ты меня специально провоцировал? Светло едва соображает, что Ваня что-то у него спрашивает (едва он может понять смысл этих слов), поэтому мычит в ответ, хочет ускорить эти мучительные тянущиеся ласки. Евстигнеев дотрагивается губами до горячего вставшего члена через ткань. Облизывает языком головку. Ваньке невтерпёж, хочется снять эту тряпку, которая только мешает и дразнит. Но он знает, что Рудбой не позволит, поэтому терпит. Ванечка дергается, когда резинка щёлкает прямо по члену. Рудбой нарочно так делает. Потом снимает колготки до яичек и берет наполовину. Светло охает, рукой зарывается в волосы Рудбою и уже совсем бесстыдно громко стонет, подаваясь бёдрами вперёд. Он берет неглубоко, но Ване этого достаточно, чтобы получить предоргазменную негу. Рудбой чувствует, что Светло весь напряжен и уделяет внимание яичкам. Не даёт кончить. Массирует мошонку, облизывает. Ванечка не унимается: дергается и извивается, заставляет на себя обратить внимание, чтобы Рудбой закончил начатое. Сгибает ноги в коленях, щиплет на себе матерчатую ткань. Евстигнеев улыбается, целует внутреннюю часть бедра, прикусывает. Ванечка робко ставит ногу на плечо Евстигнееву, а тот даёт зелёный, когда проводит рукой по изощренному узору колготок, цепляясь ногтями. То, что Рудбой сейчас вытворяет - абсолютно ново, захватывающе, прекрасно, крышесносно. Ваня трется пятой точкой по серой простыни, дотрагивается пальцами ног до щеки Евстигнеева и игриво хихикает. Рудбой берет Ванечку за бёдра и приподнимает. В такой уязвимой позе он впервые и ему не стыдно. Ни капельки. Он хочет ещё пошлее, ещё развратнее и безобразнее. — Покажи себя сзади, — просит Ваня и щёлкает резинкой, небрежно натягивая колготки обратно. Встает на колени, смотрит сверху вниз. Светло облизывает припухшие губы, еле отлепляет себя от кровати и послушно поворачивается спиной к Рудбою, выпячив задницу. Ему бы сейчас поводочек и молоко в миске и тогда бы выглядел, как послушный котяра. Ванечка комкает простынь, выгибается в спине, показывая, как красиво ткань обтягивает ягодицы, как просвечивает сквозь неё кожа. Рудбой проводит пальцами по позвоночнику, пока Светло сгибает колени и трется задницей о Ванин пах. Рудбой шлепает по правой ягодице, а Ванька только сильнее заводится и уж совсем бесстыдно облизывает указательный палец на руке. Ваня видит, Ваню несёт и он не снимая эту, будь ее неладную, тряпку, просто разрывает ткань сзади. Светло ойкает, а потом слышит, как Евстигнеев бренчит пряжкой на ремне. Но вместо того, чтобы снять джинсы, он с силой шлепает Ваню кожаным ремнём. Тот вскрикивает от неожиданности и поджимает задницу. Боль резкая, ноющая, жгучая. — Ты чего дерёшься?! — возмущается Светло и трёт больное покрасневшее место. Наверняка будет синяк. — Будешь послушным мальчиком—получишь то, за чем сюда пришёл, — хрипло и решительно в ответ. Ваня охуевает от того, как Рудбой переменился. Он расстегивает ширинку, высвобождается из ненужной тряпки, не дожидаясь Ваниного ответа. Словно тот давно уже на все это согласился. — Ты доверяешь мне? — спрашивает Рудбой, видя шок на лице Светло. На самом деле хочется матюгнуться, но Ваня лишь нерешительно кивает. Скорее на автомате. Евстигнеев манит к себе и Ванька ползёт. Лбом утыкается в пах, даже умудряется чмокнуть в бедро. Чувствует тёплую руку у себя на щеке, которая плавно скользит к затылку. Другой рукой Рудбой снимает трусы и достаёт горячий возбужденный член. Дотрагивается головкой до Ваниных губ, мажет выделившейся смазкой. Светло облизывает солоноватые губы, открывает рот, готовый принять. Нетерпеливо мычит. Рудбой убирает руки, отдавая всю волю Ване. Светло смотрит на него, невинно моргает, а потом берет сразу на всю длину, двигается ртом вверх-вниз, делая член влажным, плотно прижимая язык. Рудбой охает — верный знак того, что Ванечка не намерен останавливаться. Как же охуенно именно от того, что Рудбой получает кайф. Переполненный слюной рот неторопливо двигается, по подбородку небрежно стекают дорожки слюны. Рот стягивало и Ваня позволил себе расслабить мышцы на лице, из-за этого немного задел член зубами и тут же получил от Евстигнеева сильный шлепок ремнём по левой стороне ягодицы. Больно. Мучительно. Но вместе с тем желание не исчезает, а становится острее, жгучее. Что-то потаённое и иррациональное движет Ваней дальше. Он не хочет останавливаться. Давится слюной, шмыгает носом и, раскрыв рот шире, продолжает сосать, для удобства взяв член в руку. Рудбой придерживает обеими руками затылок Светло и с силой насаживается глубоко в глотку, задерживается в таком положении пару секунд. Ванечка сначала держится, а потом давится и старается откашлялся. И тут же опять получает кожаным ремнём по заднице, немного задевая железной пряжкой. Ванька мычит, старается сопротивляться, упирается руками о чужие бёдра, но Рудбой крепко его держит за волосы. А потом снова с силой шлепает по тому же месту. Светло жмурится, на ресницах блестят слёзы. Понимает, что лучше не сопротивляться, расслабляет мышцы и ускоряет темп. Рудбой притягивает Светло к себе. Ванька такой охуенный сейчас: с мокрыми глазами, блестящими от слюны припухшими губами. Его целовать бы и целовать. Мять эти красные губы, прикусывать, ласкать шею. Но прежде - хочется его выебать. Так, чтобы до звёздочек в глазах, до бешеного удовольствия. Евстигнеев вытирает лишнюю влагу на лице Вани, не может удержаться — целует, неразборчиво что-то шепчет в губы. Заставляет развернуться задом. Ванечка широко ставит колени, тянется кошечкой. Хочется. Очень хочется почувствовать Рудбоя внутри. Когда срывает крышу, кружит голову и сводит живот. Он слышит, как тот шарит рукой в спортивной сумке, достаёт тюбик со смазкой и целую упаковку презервативов. Светло в нетерпении начинает ласкать себя, гладит дырку, входит сразу двумя пальцами на сухую. Прикусывает губу, глядя, как Рудбой спешит распечатать и натянуть резинку, размазать смазку по члену. Чувствует приятный холодок, когда Рудбой не жалеет смазки и для Ванечки. Светло прикусывает щеку, когда чувствует твёрдый член внутри. Рудбой двигается уверенно, не медлит, хоть и понимает, что лучше будет еще растянуть дырку. Но терпения уже нет. Есть страсть и дикое неконтролируемое желание, которое заставляет делать немыслимые вещи. Ваня почти скачет на члене самостоятельно, пока Рудбой любуется сзади, разводит ягодицы. С аппетитом смотрит на красную, почти алую задницу. Поддаётся искушению и шлепает рукой по саднящему месту. Ванька дергается, всхлипывает, но начинает двигаться с ещё большей скоростью. Евстигнеев притягивает бёдра, целует солоноватую шею, стонет в унисон с Ваней. Ванечка начинает ласкать свой член, двигается рукой в такой же темпе, что и Рудбой. Чувствует, как руки оглаживают его талию, приподнимая сползающую мокрую футболку. Ещё шлёпок. И ещё. Колготки Рудбой рвёт окончательно. Они мешают, уже кажутся бесполезными. Ванечка двигает рукой чаще, утыкается лицом в подушку, когда Рудбой шире раздвигает ноги и, прижав Светло собой, трахает без остановки. Ванька чувствует, как член пульсирует, яйца напрягаются и он сжимается, дрожит, когда пачкает подушку спермой. — Мой хороший, — шепчет Рудбой, лаская шею. Светло чувствует, как тело расслабляется, голову немного кружит от непрекращающихся ласк. Евстигнеев переворачивает по ощущениям тряпичного Ваню на спину, не жалеет смазки, растирая ее на ягодицах. Светло чувствует сладкую негу во всем теле, обвивает ногами бёдра Рудбоя. У того в широко раскрытых глазах — сумасшедшее желание и Ваня делит его на двоих. Протяжно стонет, кусает плечи. Чувствует, как член внутри него напрягается сильнее, желание съедает все. Ещё один резкий толчок и Ваня достаёт член, чтобы снять резинку и кончить на живот. Влажные тела слипаются и вдруг ощущается прохлада. Рудбой разворачивается на спину и первое желание — это закурить прямо на кровати. — Ты сигареты в машине оставил, — любезно напоминает Ваня, вытирая белую жидкость с живота краешком простыни. Первое чувство у Вани - паршивое, потому что он понимает, что сейчас Рудбой сходит в душ, напялит на себя эту тупую маску похуизма и ляжет спать, отвернувшись к стенке. Если повезет - чмокнет в лоб - что-то вроде благодарственного жеста. Но Евстигнеев поворачивается набок и с интересом наблюдает. — Похуй. Ваня снимает с себя уже бесполезную тряпку, кидает куда-то в угол, массирует потертое место от резинки. Чувствует, как самого начинает клонить в сон. Душ - это то, что действительно может взбодрить, поэтому он встает и чуть ли не подпрыгивает от неожиданности, когда слышит громкое "бляять". — Ты чего? - удивляется, смотрит на охуевшего Рудбоя, который, в свою очередь, пялится на Ванин зад. Быстренько поднимается, подползает к Светло и собственнически так притягивает к себе, рассматривает. Ване становится как-то реально неловко и чуть-чуть больно, когда его начинают гладить по ягодицам. — Я долбаеб. У тебя задница теперь выглядит так, будто по ней пробежал целуй табун. — Че, все так плохо? — Ваня пытается развернуться, чтобы посмотреть. — Отвратительно, — кивает Евстигнеев и нервно усмехается, — Прости. — Да все нормально, че ты, — отмахивается Ванька и пытается увильнуть от сочувствующего взгляда, но его тут же перехватывают и тянут к себе, целуя в живот. Щекотно. Светло смотрит сверху вниз на Рудбоя и хочет остановить это мгновение, спрятать подальше от всех. Потому что это первый раз, когда он видит нежность в его глазах. Он треплет ему волосы - невинный жест. Даже стоя полностью обнаженным, Ваня не чувствует себя смущенным или излишне открытым. Зато чувствует защищенным. И почему-то первое, что хочется сделать - это расцеловать, а потом упасть ему на колени и лежать так до утра. Плевать на все: на Мирона, на соседей за стенкой, на работу, на город в нескольких километрах. Просто вместе лежать. Молча. Рудбой утыкается Ваньке в живот, горячо дышит. — Тут недалеко есть круглосуточный. Хочешь за пивом сгоняю? Холо-о-дненьким. — За ящиком пива, — поправляет Светло. — Обнаглел? — И двумя пачками чипсов. С сыром. — Ладно, — сдается Рудбой и еле-еле натягивает джинсы на мокрое тело, — Я быстро. Ванька уже выбегает из душа, когда Рудбой почти хлопает дверью. — Стой! Скажи, что ты загадал тогда, в машине. Евстигнеев выглядывает из косяка и вдруг широко улыбается. — Сам должен отгадать. — Фотик твой в душе утоплю, если не скажешь, — провоцирует Светло, дразня. — Не утопишь, он у меня в машине, — смеется Ваня. Светло подходит к двери и тянет Рудбоя за куртку к себе. — Да. Как хорошо, что ключики от машины ты мне еще на ресепшене в карман сунул, — и лукаво улыбается. — Жульё. — Этим живу. Ну так что? — Любовь это, Ванечка. Лю-бовь. Ваня стоит еще пару секунд у открытой двери, ёжится от холода из коридора. Позже он увидит кучу пропущенных от Мирона, заваленную сообщениями личку от него же. Послезавтра им придется расстаться и наверняка надолго, ну а пока Ване очень хочется верить, что это действительно любовь.