Ярче звёзд, теплее солнца

Раннее утро выходного дня для Лань Чжаня началось не с обычного пробуждения в пять утра вместе с первыми лучами солнца, и даже не с чашки кофе, как это бывает у нормальных работяг, привыкших быть готовыми к форс-мажору, несмотря на заслуженный и такой долгожданный отпуск. Его утро началось с внезапной тяжести на животе и тихого-тихого шёпота почти у самого уха: — Дорогой, если ты не встанешь с кровати примерно, хм, через десять минут и не отправишься со мной туда, куда я скажу, то, поверь мне на слово, я тебя либо защекочу до слёз, либо замотаю в одеяло, как гусеницу, и понесу прямо так, — раздался смешок, какой обычно бывает, когда его благоверный затевал что-то грандиозное, и щёку обожгло елейным прикосновением воздуха. — И поверь, стыдно мне не будет, в этом даже не сомневайся… — По шее щекотливо скользнул завиток волос, и он, наконец, открыл глаза. А когда открыл, чуть не подавился воздухом. Солнечные персиково-бежевые лучи неровно легли на простыни и поползли вверх по стене за изголовьем кровати. Фигура Вэй Ина, объятая этим светом, буквально светилась. Лань Чжань тяжело сглотнул вязковатую слюну, заметив чужой прищуренный взгляд, скользнувший вверх-вниз, от яремной впадинки до кадыка. — Так что ты выберешь, гэгэ? Первая и самая разумная мысль, которую подкинул Лань Чжаню его ещё не до конца проснувшийся мозг, была примерно: «Почему Вэй Ин сам — сам! без десяти будильников с перерывом во времени в пять минут — проснулся в такую рань», но её тут же оборвали чужие мягкие губы. От него пахло яблоками, персиковым чаем и мятной зубной пастой. Вэй Ин завозился, аккуратно устроился на чужих бёдрах поудобнее, так, чтобы ни на секунду не отстраниться. Он нежно огладил его щёку, провёл тёплыми пальцами чуть в сторону и убрал слегка растрепавшуюся после сна чёлку за уже покрасневшее ушко. Лань Чжань довольно замычал, сонный и разомлевший, из-за чего Вэй Ин по-лисьи улыбнулся в поцелуй, напоследок осторожно прихватив нижнюю губу и… резво спрыгнул с кровати, пригрозив, что вернётся и проверит всё через десять минут. Входная дверь хлопнула, а Лань Чжань ещё некоторое время пролежал, выравнивая дыхание, удивлённый и слегка… неудовлетворённый. Что же. Его супруг всегда был полон неожиданных и безмерно приятных — для них обоих — сюрпризов. Спустя заверенные десять минут его, слегка сонного, усадили в машину, укутали в пушистый плед. Всучили горячий чай в термосе и парочку бутербродов. Сказали: — Даже не спрашивай, я абсолютно уверен, что тебе понравится! — Вэй Ин пристегнул ремень безопасности и настроил зеркало заднего вида, а Лань Чжань подумал: стоит ли говорить, что ему бы понравилось всё, что бы Вэй Ин не предложил? Глупости. Они оба знали ответ на это вопрос так же хорошо, как и, например, то, что Солнце встаёт на востоке и садится на западе, а Лань Цижэнь заплетает на ночь свою бородку в забавную косичку, и до сих пор считает, что об этом никто не прознал. — Можешь поспать. Я включу твою любимую музыку если хочешь, хорошо? Лань Чжань кивнул. Спать и правда хотелось: в последние рабочие дни перед отпуском все как будто с цепи сорвались. На бедные головы порядком уставших работников посыпалась кипа договоров и незавершенных за бывший квартал дел. Лань Чжаню, как самому главному в этом балагане, пришлось всё разрешать и сводить накрывающую сотрудников панику на нет. Его и без того сбитый режим слетел с катушек, а день поменялся местами с ночью. Сидение было мягким и словно аккуратно обнимало расслабленное тело со спины. Салон автомобиля обдувал сладковатый от вовсю цветущих деревьев воздух из приоткрытого окна, и Лань Чжань даже заметить не успел, как задремал, убаюканный размеренными покачиваниями на поворотах и подпевающим себе под нос песню Вэй Ином.

***

— Лань Чжань!.. — что-то тёплое ткнулось в щёку, а потом спустилось чуть ниже — к подбородку. Рядом завозились, завертелись, и по носу прилетел лёгкий щелчок. — А-Чжань. Эй, А-Чжань, просыпайся, солнце моё, мы приехали. Он через силу разлепил тяжёлые веки и заторможенно заморгал. Казалось, что прошло порядка двух-трёх часов, а то и больше, но автомагнитола показывала чёткие пиксельные семь часов утра. Видимо, внутренний будильник Лань Чжаня послал его куда подальше и сам отправился в отпуск: отсыпаться. — Вэй Ин? — его разум всё ещё дрейфовал во сне и видел горящее над горами солнце. Кофе. Ему срочно нужен был кофе, или хотя бы очень крепкий чай — почти что чифир, иначе сюрприз и лукавый прищур от нескрываемого предвкушения любимых серых глаз полетят в тартарары. — Где мы? Тот залихватски ему подмигнул, звонко чмокнул куда-то в шею — Лань Чжань довольно зажмурился ненадолго, — а потом резво расстегнул ремень безопасности и начал клацать по экрану телефона. — В раю! Я бы с удовольствием полюбовался на тебя в роли спящей красавицы ещё немножко, но нас ждут трое суток безудержного веселья. Ещё успеем выспаться, — он вдруг замер и так игриво, по-вэйусяневски, хохотнул, — или не совсем выспаться… Безудержного веселья? Выспаться?.. О боги… Лань Чжань кое-как выполз из салона авто, подгоняемый весело щебечущим что-то Вэй Ином, который ураганчиком носился по кругу и доставал из багажника увесистые сумки. Слегка затёкшее от лежания в одной позе во время сна тело неприятно ныло, и он сладко потянулся, щурясь от утреннего солнца. Вывеска на огромном и со вкусом спроектированным зданием лаконично гласила «Marriott Ocean Park», кругом пестрела разнообразная зелень, а Лань Чжань захлебнулся слишком резким вдохом. На ресепшене у них тут же забрали все сумки, а Лань Чжань наконец понял, куда накануне подевалась большая часть их вещей и ради чего Вэй Ин каждую свободную минутку как будто невзначай расспрашивал о его рабочем графике. Вэй Ин… А-Ин, его любимый и драгоценный супруг, привёз его к отелю. К огромному, мать его, отелю, с песчаным берегом в получасе ходьбы… Лань Чжаня захлестнуло безудержной волной нежности к своему мужчине. Ему уже нравилось, а это было только начало. В холле он завис рядом с огромным аквариумом, в котором по кругу плавали пёстрые рыбки, пока его супруг трещал с кем-то по телефону, поспешно ходя взад и вперёд и возмущённо всплёскивая руками. Наконец, когда синяя рыбка сделала порядка восьми кругов, Вэй Ин радостно что-то угукнул и сбросил трубку. — Пошли в наши временные хоромы, драгоценный мой, иначе ты скоро в стекле дырку просверлишь. Лань Чжань слегка нахмурился, смотря на нежно улыбающегося Вэй Ина: — Всё в порядке? Тот удивлённо приподнял брови и, мотнув головой, взял за руку, ведя на третий этаж. — У меня всё схвачено, А-Чжань. Просто отдыхай и ни о чём не беспокойся. — А… — Лань Чжань остановился на середине лестницы, чуть крепче сжав тёплую ладонь в своей. Сильнее нахмурился, явно не понимая, как лучше задать нужный вопрос. — А я отдыхаю тогда, когда ты высыпаешься и не забываешь обедать. Серьёзно, Лань Чжань, забудь ты на время обо всём прочем. Это твой заслуженный отдых. Лишь ты да я, хорошо? Лань Чжань, немного подумав, кивнул: — Хорошо… И они вместе поднялись на нужный этаж. В номере Вэй Ин сразу завалился на кровать, потянув Лань Чжаня за собой. Подтащил поближе подушку и блаженно уткнулся в неё носом: мягкая. — Только бешеные собаки и англичане выходят на полуденное солнце, А-Чжань, — он перекатился на дальнюю сторону, уступая супругу побольше места. — Поспим до вечера, а потом прогуляемся по округе и до пляжа дойдём. Что скажешь? Лань Чжань, вновь зевнув и расценив, что вещи они смогут разобрать и позже, окончательно отпустил себя, устало выдыхая. Раздеваться они так и не стали, заснув прямо в одежде. Их разбудил вежливый, но настойчивый стук в дверь. Вэй Ин, немного поворчав о том, что какие-то жестокие люди пытаются вытащить его из тёплой постели и из объятий любимого мужа, кое-как вылез из окольцовывающих его талию рук такого же недовольного данной перспективой Лань Чжаня и поплёлся к двери, пытаясь разлепить никак не поднимающиеся веки. Обратно он примчался уже вполне проснувшийся и с какой-то пёстрой коробкой в руках. — Поднимайся скорее, иначе одно остынет, а второе нагреется! — он перевёл взгляд на аккуратные часы на дальней стене: без двадцати шесть. — Мы ещё успеем. Лань Чжань сонно моргнул, немного помятый и взъерошенный. — Что остынет, а что нагреется?.. — Всё, что можно, А-Чжань. Давай, дорогой, поднимайся, умывайся, переодевайся, и мы пойдём, — он порылся в вещах, чуть не навернувшись о тяжёлый чемодан, выуживая сумку, с которой обычно ходят на пикники. — И не думай, что я забыл о главном! Голодным и обделённым, а уж тем более чем-то неудовлетворённым я тебя точно не оставлю. Он снова начал рыться в багаже, вываливая содержимое одного чемодана за другим. Солнце начинало медленно окрашивать мир в золотистые цвета. До побережья они добрались за полчаса, если убрать из расчёта минут десять, пока А-Ин порывался сфотографировать на плёночный фотоаппарат всё и вся в округе. Народу, несмотря на выходной, было немного. То ли Вэй Ин завёл его туда, где кругом не слышно ничего, кроме тихого шелеста волн, обнимающих раз за разом песчаный берег, то ли сегодня звёзды так сошлись: всё для вас. Совместными усилиями они расстелили большой плед, который нашёлся где-то на дне той самой сумки, которую, по правде говоря, Лань Чжань видел первый раз в жизни: скорее всего его до невозможного заботливый супруг прикупил накануне. У Вэй Ина и правда было всё схвачено. Морской воздух нежно обласкал подставленное под лёгкий бриз лицо, и дышать стало гораздо легче, спокойнее. Наверное, подумал Лань Чжань, он бы и дальше не заметил, насколько сильно устал от утомляющей работы и постоянного стресса из-за приближающихся сроков, если бы не его обожаемый муж, который любил заботиться об окружающих гораздо сильнее, чем о себе самом. Такой глупый, дурашливый, заботливый до приятной дрожи во всём теле, и такой… его. — А-Чжань, душа моя, Земля и А-Ин вызывают тебя, просим вернуться в реальность и отведать восхитительную пиццу и красное полусладкое. Это, конечно, не стряпня моей цзецзе и не Chianti Classico San Felice, но до нынешнего момента еда точно подпортилась бы, а в баре из достойных моей оценки я посчитал только это, — он легонько боднул макушкой его в плечо, а после немного неуклюже подполз ближе, стараясь не сбить одеяло, и комфортно устроился в приглашающе распахнутых объятиях. Блаженно выдохнул, устраиваясь поудобнее, и у Лань Чжаня от этого звука сладко потянуло внизу живота. Он лишь крепче стиснул тёплое тело, вдыхая приятный запах их шампуня: что-то с персиками и карамелью. Ему нравилось. Когда солнце почти полностью скрылось за водной гладью, окрашивая небо малиновыми тонами, а духота начала медленно отходить, уступая место вечерней прохладе, Вэй Ин, немного захмелевший и нежно улыбающийся шкодливой улыбкой, быстро запихнул вещи обратно. Встал под недовольный взгляд лишившегося своих объятий Лань Чжаня, отряхнувшись от всё же налетевшего на одежду песка, и потянул такого же расслабленного от алкоголя мужа за собой. Как только дверь номера с тихим щелчком захлопнулась, а ненужная ноша из картонной коробки и полупустой бутылки отлетела куда-то на ковёр в дальний угол, Вэй Ин осторожно прижал его к стене, мягко и дразняще касаясь губами губ — поверхностно и мимолётно, довольно хихикая между поцелуями. Нащупал не глядя одной рукой включатель — чтобы быть ближе, теснее, не желая отрываться от любимого ни на секунду, — и оставил слегка приглушённый свет в номере. Лань Чжань хрипло и коротко простонал, безмолвно прося не распалять и так нагревшееся тело: от вина, от приятного вечера, от такого всегда внимательного и осторожного к нему А-Ина, от мимолётных прикосновений к оголённой коже. Он было попытался вывернуться, прижать мужа теснее, чтобы выцеловать его всего, чтобы любить так же трепетно, как любят его в ответ, но тот не позволил. Мыкнул что-то, собственническим жестом припёр обратно к стене плотнее и, слегка дрожа всем телом, повёл губами вниз, к чувствительной шее. — А-Чжань, хороший мой, можно в этот раз я, — Вэй Ин задыхался как и он сам: Лань Чжань чувствовал это по сбившемуся дыханию, опаляющему уже не только шею, но и плечи, ключицы, и дальше — всё ниже и ниже… — Можно мне, пожалуйста, — он уткнулся ему в грудь, где часто-часто отбивало ритмы сердце, пытаясь выровнять рваные вдохи-выдохи, и смял в руках края футболки, — пожалуйста, А-Чжань, я так хочу, с ума схожу… можно? А Лань Чжань, несмотря на с виду и непоколебимый стан, был слаб, слаб перед тем, когда его так просили, когда его так ласкали, и… Он просто расслабился, наплевав на то, что ноги его еле держали: знал, что его поддержат, подхватят всегда и везде. Выдохнул тихое: — А-Ин… да. Тебе — всё, всё можно. И Вэй Ин понял, тут же подхватил, прямо на руки, которые теперь, когда он нёс в них свою драгоценность, да господи, свою душу и сердце, перестали подрагивать. Кажется, кто-то перед их приходом перестелил постель. Кажется, они так и не закрыли за собой дверь, да и какая теперь разница, когда А-Ин осторожно обхватил его талию, зарывшись носом в мягкие волосы. Хрипло выдохнул, ведя кончиком носа вниз, где он оставил лёгкий поцелуй за ушком. Шептал тихо-тихо, заполошно. Обещал: «Сейчас, любимый мой, сейчас…», пока Лань Чжань хватался за плечи, тянул на себя, к себе, чтобы чувствовать ещё сильнее, ещё глубже, целуя мягкие губы; невесомо пощекотать языком чувствительное верхнее нёбо, а после выгнуться навстречу и зарыться руками в непослушные волосы… Голова уже почти ничего не соображала, пред глазами всё плыло, а мысли путались, плутали, и сказать получалось лишь тихое: — Люби меня, не останавливайся, люби меня, люби… До дрожи, до сорвавшегося с цепи пульса. Хотелось всего и сразу: больше рук, больше поцелуев, больше поглаживаний и дразнящего: — Ты такой чудесный, А-Чжань, какое же сокровище мне досталось, ты так красиво стонешь, жмуришься, так отчаянно просишь меня, А-Чжань, — и Вэй Ин выцеловывал ключицы, поджавшийся от возбуждения живот, стягивал мешающие тряпки куда подальше, чуть ли не швырял не глядя на пол. По комнате начал медленно разноситься приятный аромат, и Лань Чжань тяжело сглотнул, когда руки огладили стройные ноги, пройдясь от икр до бёдер. Зажмурился до звёздочек перед глазами, пока А-Ин мягко, осторожно проник в него смоченными в ароматном масле пальцами, сначала одним, после двумя, тихо подбадривая, шепча: «Умничка, не зажимайся, расслабься для меня, хорошо?» И он постепенно расслаблялся от нежных касаний, сильнее обхватывая мужа за шею. Это не было его первым разом в такой позиции, но Вэй Ин всё равно был предельно осторожен, отвлекал, вновь целуя уже слегка расплывшийся контур губ. Зашуршал блестящей обёрткой, завозился, предупредил: — А-Чжань, я сейчас, потерпи немного… …И плавно вошёл в изнеженное ласками тело, сразу выбивая выдох из часто вздымающейся груди. Словил ртом первый стон, второй, тихо застонал сам и задвигался уже резче, слаще, так, как нравилось обоим. Лань Чжаня всего затрясло, заколотило, потащило вверх по простыням, и… Долго из них не продержался никто. Нервы, оголённый до предела, сгустившийся от жаркого дыхания воздух, — и всё заискрилось, запузырилось, как шампанское в бокале. Коротко вскрикнув, оба тяжело осели, липкие от пота. Комната начала постепенно остывать от жара и клубящейся страсти напополам с щемящей любовью. Первым опомнился Вэй Ин. Медленно выскользнув из ослабшего и заласканного тела, он перекатился с Лань Чжаня вниз. Выкинул завязанный в узелок презерватив ближе к мусорке. Устроился рядом, крепко обнимая руками и ногами. Поёжился от прохлады и накрыл обоих одеялом, пока супруг пытался сосчитать летающие звёздочки перед глазами. Тихо позвал: — Лань Чжань? Всё в порядке? И Лань Чжань, моргнув пару раз и притянув супруга ближе, слегка охрипшим голосом выдохнул: — Да… Люблю тебя, А-Ин. Последующей улыбкой Вэй Ина можно было бы смело освещать мир вместо Солнца. — И я люблю тебя, А-Чжань. Спи, — он поцеловал его в подбородок, устраивая макушку на чужом плече. — Завтра в бассейн сходим, м? — Мгм. Сходим. …Впереди их ждало ещё два дня вкусной еды и хорошего отдыха.