Смывая грязь

      Слёзы смешиваются с грязью на лице. Грудь распирает от боли и горечи. Дышать так больно, что хочется просто перестать. Перестать навсегда.       Тишина звенит в ушах, больно пульсирует и отдаётся по всему телу. Только что казалось, что сердце бьётся невыносимо громко, но его не слышно. Или слышно. Уже не понятно. Грязь. Грязь везде. В голове, на руках, под ногами. Всё смешивается в одно грязное тёмное болото, которое неумолимо тянет на дно. Улыбки, обязанность, правда и ложь.       Громкие рыдания ударяются о своды тёмной пещеры и исчезают, будучи никем не услышаны. Стенания то затихают, то начинаются с новой силой. Как же больно. Сил больше нет, а если и есть, то они уходят на очередной вдох, приносящий одну лишь боль.       Кэйа переводит дыхание. Сдавленно сопит и судорожно пытается вздохнуть. Руки грубо наматывают волосы на кулак, оттягивают и отпускают. Он уже ничего не хочет. Меч отброшен куда-то в сторону. Некогда сверкающее блеском лезвие запачкано. Кровь, грязь, не важно. Это всё часть глубокого вязкого болота.       Он с трудом встаёт и тут же облокачивается на стену. Каждый вдох даётся с трудом. Но он идёт. Опять встаёт и медленно двигается ко входу. Хромает. Зачем? Зачем он идёт? Ради того, чтобы потом ещё глубже увязнуть в этом болоте? Сам не знает. Его считают храбрым, сильным, смотрящим и идущим вперёд. Кэйа просто не знает как это: идти назад. Если бы умел, наверное тысячу раз бы свернул. Но не может. Не умеет. А может просто не хочет?       Вдали разгорается закат и он невольно застывает на месте. Тело ноет тупой болью, но он уже привык. Всё плохое становится нормой, если происходит слишком часто. Дыхание постепенно выравнивается. Лёгкие всё ещё горят, но боль стихает. Она всегда притупляется, скрывается, но никогда не уходит. Он не уверен как давно, но она сопровождает его повсюду. Каждый день.       Кэйа нарочно старается обойти винокурню подальше. Сейчас последний, кого бы он хотел встретить это Дилюк. Обход получается очень неудобный: с постоянными подъёмами и спусками. Пусть так. Показываться перед ним сейчас, значит получить взгляд полный презрения и язвительное замечание о том, как бесполезны рыцари.       Красное солнце отрывается от горизонта и Кэйа невольно вспоминает огненные волосы и глаза. Рассвет. Восход солнца всегда ассоциировался у него с Дилюком. Яркий, неизменно приходящий и так же неизменно исчезающий. Как солнце. Без него ты не выживешь, но именно оно убьёт тебя своими лучами, спалит, как тонкую веточку пожирает костёр.       Кэйа переваливается ещё через один холм и, оглянувшись, тяжело выдыхает. Слишком медленно. Он почти не отошёл от злополучного здания.       В воздухе раздаётся крик хищной птицы и Альберих вскидывает голову, молясь, чтобы его не заметили. Но увы. Ручной сокол не так прост, чтобы не узнать синюю макушку. Красивая птица резко пикирует вниз и аккуратно садится на плечо, отчего рыцарь болезненно шипит. Как бы Дилюк не пытался его отучить, он часто любил подлететь к Кэйе и сесть на его руку. Однако прямо сейчас, сокол больно царапнул рану на плече. Нога предательски съехала, и ему пришлось опереться на меч.       Он задумчиво оглядел птицу, прекрасно понимая, что хозяин находится где-то неподалёку. Кэйа простоял так пару минут, однако никаких шагов или других звуков, которые могли бы сказать о присутствии ещё одного человека, не заметил и просто двинулся вперёд. Он ласково погладил птицу, которая была похожа на феникса в лучах утреннего солнца, и осторожно согнал его с плеча. — Прости, но сейчас я не в лучшем состоянии, чтобы составить тебе компанию в прогулке, — голос хриплый, еле слышный. Птица, словно понимая, слетает с плеча и сидит рядом, внимательно наблюдая. Кэйа негромко хмыкает и делает очередной шаг вперёд, как нога проскальзывает на неуверенно лежащем камне. Ему показалось, что он уже чувствует как затылок больно ударяется о землю, но ничего не происходит.       Альберих горестно выдыхает, когда убеждается в своих догадках, открывая глаза. Само солнце собственной персоной. Как ни странно, Дилюк не спешит говорить о некомпетентности рыцарей, лишь бегло осматривает его ранения и хмурится.       Кэйе хочется бросить очередную глупую шутку, чтобы его уронили прям тут и оставили лежать на прохладной земле и чувствовать, как мокнет спина от росы. Но сил как назло хватает лишь на то, чтобы молча смотреть.       Дилюк недовольно цокает языком, сделав какие-то выводы у себя в голове и, закинув тело рыцаря себе на спину, тащит его в сторону винокурни. Кэйа удивленно открывает рот, но замолкает, утыкаясь в сильную спину.       Сейчас ему так не хотелось говорить. В голове невольно всплывают воспоминания того, как Дилюк также тащил его домой, после того, как он подвернул ногу на тренировке. Они шли тогда довольно долго, ведь первую половину пути Кэйа до последнего отпирался, чтобы его не несли на руках и шёл сам. Хотя, когда Рагнвиндру это надоело, он схватил его и уверенно потащил в сторону дома. Альберих слабо сопротивлялся, но в конце концов затих и обиженно засопел.       В тот же момент, пускай такой умиротворенности он не чувствовал, Кэйа невольно начал засыпать. Да, Дилюк ненавидел его. Но он всё равно чувствовал себя в безопасности рядом с ним. Может детская привычка, может обманывает сам себя. Но так или иначе, рыцарь заснул на теплом плече тащившего его парня.       Темнота.       Кэйа не видел ничего дальше вытянутой руки. Он делает несколько шагов и подскальзывается, а опустив взгляд видит под ногами огромные лужи крови. Только сейчас в нос ударяет металлический запах и он невольно морщится. Как же грязно.       Где-то позади слышны тяжелые шаги. Кэйа резко разворачивается и видит его. Дилюк. Волосы распущены и спутаны, руки и меч испачканы кровью. Взгляд полон ярости и отрешенности, и при этом кажется таким пустым и безжизненным. — Дилюк, что слу… — он не успевает договорить, так как изо рта хлынула кровь. Больно. Опять. Рыцарь опускает глаза ниже и видит рваную рану у себя на боку. Всё тело словно горит. Ноги подкашиваются и он падает в эту грязную лужу. Кашляет, сопит, а Дилюк смотрит. Стоит некоторое время, а потом делает несколько шагов вперёд. Кэйа краем глаза видит как над ним заносится острие меча и, не успев среагировать, чувствует, как рану на боку полосуют второй раз. Только теперь кажется, что её выжигают огнём.       Кричать не получается, поэтому всё, что он может это скрутиться в комок и жалобно скулить. Рагнвиндр куда-то исчезает, а вместо него звучит его голос полный презрения: — Бесполезные рыцари бесполезного ордена. — Хватит, пожалуйста… хватит, — голос настолько хриплый и слабый, что его почти нельзя услышать. Он прижимает ноги к себе и тихо всхлипывает, хотя сейчас ему бы хотелось кричать. Или даже выть. От боли, одиночества. Голос исчез. Лужи крови тоже. Он остался один. Как и всегда.       Кэйа просыпается в тёплой постели. Всё тело ноет, однако раны умело перевязаны чистыми бинтами. Альберих невольно щурится, пытаясь понять, что произошло и где он находится. Он проводит рукой по лицу и чувствует, как смахивает мокрые дорожки от слёз. Мысли проясняются, он быстро оглядывается и радуется, что никто не увидел его в таком состоянии. Кэйа вспоминает как его тащили до винокурни и то как он уснул на тёплой спине.       Он садится и болезненно шипит. Каждая рана тянется и саднит. Ему бы хотелось уйти отсюда как можно быстрее, но состояние не позволяло. Солнце всё ещё высоко стояло на небе, поэтому Альберих предположил, что проспал он около половины дня.              Дверь открылась и в комнату зашла взволнованная Аделинда. В руках у неё был поднос с тарелкой и какими-то лекарствами. — Господин Кэйа! Немедленно ложитесь в кровать! — голос женщины был строг и неумолим, — вам нельзя вставать в вашем-то состоянии.       Кэйа хрипло посмеялся. Он хотел сказать что-то вроде того, что ему не привыкать, но решил смолчать и лишний раз не беспокоить горничную. Она знала его с детства и всегда присматривала за ним. А после того, как он нашкодничает отчитывала, но неизменно прикрывала.       Кэйа залез обратно под одеяло и внимательно смотрел, как она ставит тарелку с горячим супом на прикроватный столик. В голове пронеслась куча ностальгических воспоминаний, так что он невольно улыбнулся. Правда улыбка это была настолько грустной, что женщина, заметив её, чуть не проронила слезу. Аделинда наказала ему выпить лекарства после еды и, сказав, что зайдёт вечером, вышла из комнаты.       Кэйа лежал и смотрел в потолок. Окно было приоткрыто, и с улицы дул приятный летний ветерок. Альбериху сейчас бы очень хотелось лежать где-нибудь на холме и смотреть на красивый вид, открывающийся с возвышенности. Хотя тут тоже определенно было неплохо.       Он перевёл задумчивый взгляд на стену, рассматривая незамысловатые узоры и вспомнил о Дилюке. В конце концов именно он помог ему и принёс в его дом. Кэйе было очень интересно, с чего бы такая внезапная добродетель? Он скорее бы ожидал того, что его проигнорируют и сделают вид, что он дерево, однако же он отнёс его и даже лично перевязал раны. Альберих был полностью уверен, что повязки были наложены никем иным, как Дилюком. То, как они были сильно натянуты, и то, как они пересекались у узелков: он бы узнал этот стиль из тысячи других. — Интересно, что он сейчас делает… — Кэйа задумчиво посмотрел в окно, держа в руках горячую тарелку.       Он часто думал о нём занимаясь самыми привычными и простыми делами. Вспоминал и представлял, что будь он тут, было бы лучше. Светлее. Теплее. Дилюк всегда смотрел на него с презрением, но для Кэйи главное было то, что он смотрел. Неприятно конечно, но лучше чем ничего.       Альберих залпом выпивает лекарство и корчится от горечи. Какая же гадость. Несмотря на тупую боль в теле, он чувствует себя отдохнувшим и даже бодрым, поэтому берёт на себя смелость встать и подойти к окну. Кэйа садится на подоконник и внимательно наблюдает. За небом, птицами, каким-то торговцем, который везёт вино в Ли Юэ. Всё такое тихое и спокойное. Глубоко вдыхает свежий воздух и радостно отмечает, что легкие почти не болят. Слегка перевешивается через окно и радостно смеётся. Совсем как в детстве. Он сам не знает, что его так развеселило. Но ведь это и хорошо.       Кэйа прикрывает глаз и наслаждается лучами солнца. Внезапно что-то загораживает свет, и как только Альберих распахивает глаз, в него влетает красная копна волос.       Его валит на пол и придавливает чем-то тяжелым сверху, отчего он болезненно стонет. Тем, кто влетел в его окно оказался Дилюк. Он испуганно смотрит на рыцаря сверху вниз, случайно опирается рукой о больное плечо и, услышав громкое шипение, оторопело перекатывается на спину, лишь бы не сидеть на раненом. Кэйа в ступоре поворачивает голову и непонимающе смотрит на мечника. Тот, непонятно куда потеряв своё хладнокровие и равнодушие, краснеет и закрывает лицо руками в толстых перчатках.       Альберих не спешит шутить и терпеливо ждёт, когда он соберётся и объяснит произошедшее. А может буркнет что-то невнятное и быстро уйдет. Второй вариант Кэйе совсем не понравился. Он внимательно смотрел на то, как с лица постепенно сползает яркий румянец, и то, как Дилюк старательно ровно дышит. Растрепанный хвост из красных волос разбросан по полу, и Кэйа невольно трогает длинную прядь.       Рагнвиндр на такой жест резко убирает руки от лица и поворачивается в его сторону. Перед тем, как у него получается изобразить полную отстранённость на лице, Кэйа успевает заметить неясную эмоцию, которая пролетела так быстро, что разобрать её не оказалось возможным.       Дилюк резко встаёт, и Кэйа механически захотел повторить его движение, но не смог встать так быстро и завалился на спину. Он громко ойкнул, и удивлённо замер. Только что… Может показалось? Нет, невозможно. Только что, буквально на секунду он видел промелькнувшую улыбку. Альберих уставился на него так, словно увидел невероятное чудо. Однако, Рагнвиндр сделал вид, что ничего не заметил. — У тебя очень необычный способ навещать раненных, — довольно протянул Кэйа.       Дилюк отвернулся, а уши предательски оставались красными. Рыцарь внимательно и несколько удивленно наблюдал за поведением винодела. В конце концов, что могло произойти такого, что заставит всегда собранного Рагнвиндра смущаться и отводить взгляд, как юная влюблённая дева. Кэйа, превозмогая скованность в теле, аккуратно положил руку ему на плечо: — Что-то случилось? Со стороны это выглядело весьма иронично. Ведь прямо сейчас скорее Альберих выглядел как человек, с которым что-то случилось. — Ты.. Ты говорил пока спал, — Дилюк отправил задумчивый взгляд в пол.       Кэйа вспомнил свой сон, и по спине пробежал холодный пот. Он подавился воздухом, от чего дыхание сбилось. Альберих редко запоминал свои сны и старался забыть их как можно быстрее, потому что они редко отличались излишней позитивностью. Сейчас, вспоминая всё, что произошло в той страшной темноте, он невольно напрягся всем телом. Однако, что он мог озвучить такого, что привело Дилюка к такому состоянию?       Ещё когда Кэйа был маленьким, ему часто снились кошмары из-за которых он говорил. Или просто вскакивал с криком. В такие моменты Дилюк всегда был где-то поблизости, подолгу сидел с ним и успокаивал. Для него не должно было стать новостью то, что он болтает во сне.       Рагнвидр задумчиво смотрит в окно, словно размышляя, стоит ли продолжать диалог. Кэйа молчит. Смотрит на растрёпанные волосы, ясный взгляд. Красиво.       Когда Дилюк начинает говорить, он невольно пропускает первые слова мимо ушей. Винодел это замечает и, недовольно качая головой, протягивает руку, чтобы помочь подняться. Альберих некоторое время смотрит на ладони в перчатках, а потом принимает помощь. Так недоверчиво, словно этой рукой его вот-вот толкнут, и это слишком явно, чтобы не заметить. Но его резко ставят на ноги, а после уже более мягко усаживают на кровать.       Кэйа ждал, что Дилюк захочет поговорить. Но тот снова делает абсолютно безразличное лицо и, бросив что-то про выздоровление, быстро выходит из комнаты. Настолько быстро, что рыцарь даже не успевает его окликнуть. Он болезненно смеётся и падает на кровать. В этом весь Дилюк: постоянно уходит. Не объясняя, не спрашивая. Даже если не прав.       Альберих сжимает и разжимает руку в кулак, вспоминая, как держал прядь. Непослушные волосы, прямо как раньше. Кэйа обожал заплетать ему косу, даже преуспел в этом. Они сидели у потрескивающего камина, постоянно поглядывая в сторону кухни. Рагнвидр что-то негромко бурчал, но сидел смирно, и потом долго разглядывал причёску.       Кэйа глухо смеётся. Хочется поскорее убраться отсюда. Он не любил оборачиваться назад, ведь каждый раз воспоминания отдавались болью. А значит и нужды в них нет. Но как же было тошно и пусто. Он запоздало думает, что надо было его остановить, расспросить. Неважно о чём. Просто посидеть рядом, опять уткнуться носом в плечо.       Ну вот и опять. Слишком сильно забывается. В конце концов, он всего лишь бесполезный рыцарь бесполезного ордена, предатель. Грязный. И никогда сможет смыть с себя это.       Кэйа заходится в внезапном кашле, и с удивлением видит кровь на ладони. Чувствует, как за кашлем медленно расцветает режущая боль в груди и горле. Аккуратно встаёт, чтобы не запачкать белые чистые простыни, и замечает, как бинты на боку окрашиваются в красный. — Неужели открылась, когда он на меня упал?.. — непонимающе бормочет он.       Альбериху казалось, что такого произойти не должно было. Он неловко опирается на стену, и открывает дверь, которая сейчас кажется тяжёлой. Оглядывается и понимает: он не имеет даже догадки, где можно взять новые бинты. Безусловно, он помнил, что часть медикаментов лежит на первом этаже, но сейчас спуск по лестнице мог быть чреват падением.       Кэйа внимательно посмотрел на дверь напротив. Кабинет Дилюка. Он почти не сомневался, что там он сможет найти то, что нужно. Альберих собрался зайти, но вдруг понял, что не может сдвинуться с места.       Он определённо мог идти, но ноги резко задрожали. Кэйа даже не чувствовал невероятной боли, которая могла заставить его остановиться. Так почему? Почему ему… страшно? Страшно, что выгонят? Нет, Дилюк бы так не сделал. Страшно, что опять уйдёт. Ничего не скажет, молча кинет в него бинтами и мазью и скорее сам выйдет из кабинета, чем будет сидеть с ним рядом.       Кэйа нервно сглатывает. Глубоко дышит, пытаясь подавить поступающую удушающую панику. Ноги подрагивают, а грудь словно сдавливает со всех сторон. Он тяжело опирается на дверь, которая оказывается запертой не до конца, и она со скрипом открывается. Альберих с сиплым стоном валится на пол, под ошарашенным взглядом ярких глаз. — К-Кэйа? — звучит взволнованный голос из-за стола.       Дилюк резко вскакивает со стула, отчего тот с грохотом падает на пол, и подскакивает к лежащему на полу парню. Кэйа кашляет, не в силах что либо сказать. Перед глазами плывет и темнеет, он видит размытый силуэт и пытается отшатнуться, когда видит, как к нему тянется рука.       Рагнвиндр кладёт руку на лоб, стараясь проверить температуру, но не может из-за толстой ткани перчаток.. Бегло скользит взглядом по ранам и пытается аккуратно подхватить того под талию. Однако, Кэйа внезапно дёргается, и резко подаётся назад, отбрасывая руку. Всё его тело бьёт мелкая дрожь, а на Дилюка направлен рассредоточенный, испуганный взгляд.       Альберих отползает назад, ударяется спиной о деревянный шкаф и снова заходится в кашле. Он словно попал в свой кошмар. Всё тело болит. И перед ним стоит он. Как же страшно. Кэйа опять видит как огненное пятно приближается, смотрит на опять окровавленные руки. Как же грязно. Не зная что делать, он утыкается лицом в колени, вжимаясь в дверцу шкафа и чувствуя, как больно утыкается в спину резная ручка. . Он глухо всхлипывает и ждёт. Ждёт очередной боли, которая будет долгим эхом отдаваться по всему телу следующие несколько дней.       Грязно. Холодно. Темно. Страшно. — С меня хватит… Я больше не могу… — хрипло шепчет он.       Он так утомлён постоянной беготнёй за мнимым спасением. — Кэйа… — негромко, умоляюще звучит приглушенный голос. — Хватит, слышишь? Я так устал… — Альберих запускает пальцы в волосы и притягивает колени ещё ближе.       Кэйа жмурится, пытается подготовиться к очередной волне горечи, хотя знает, что быть готовым невозможно и... чувствует как всё тело согревается. Нет, это не то сжигающее пламя, как в том сне. Он неверяще подаётся вперёд, упирается в плечо, глубоко вдыхая невесомый запах огня и аромат вина. Как давно он этого не чувствовал. Как давно… его не обнимали. Альберих пытается немного подвинуться, но его лишь сильнее стискивают в объятиях. Он жалобно скулит и, не сдерживая слёзы, начинает рыдать. Ему бы хотелось быть громче, но сил хватает лишь на сиплые всхлипы.       Дилюк крепко прижимает к себе дрожащего Кэйу, мягко проводит рукой по голове, утыкается носом в макушку. Он чувствует, как мокнет на плече сюртук, и как Альберих постепенно успокаивается, но не спешит выпустить его из своих рук. Наоборот, зарывается в волосах и внимательно прислушивается к хриплому дыханию.       Дышать становится проще, камень с груди исчезает, и Кэйа, оперевшись руками о плечи, аккуратно отодвигается от Дилюка. Он встречает взволнованный взгляд и, осознавая что сейчас произошло, прячет лицо в руках. — Прости… я… я всё… как всегда, — голос снова начинает подрагивать.       Рагнвидр смотрит на испуганное лицо, полное отвращения к себе же. Бережно обхватывает холодные руки, подносит их к своему лицу, мягко касается губами и тихо шепчет: — Всё хорошо, ты ни в чём не виноват. Тише, всё закончилось.       Кэйа видит, как его руки оставляют красные следы на бледных щеках. Пытается вытереть, но делает лишь хуже, растирая кровь и добавляя новую. Он не видит в глазах былого презрения, лишь… лишь тепло. Мягкость. Кажется, он уже забыл как это: нежиться под взором этого солнца. — Я-я, грязный… ты сейчас тоже испачкаешься — сдавленно говорит Альберих. — Плевать, я уже, — он прерывает очередную попытку парня, утыкается носом куда-то в область шеи и тихо говорит, — любую грязь можно убрать… эту смоем вместе.