***
— Дзай? — говорит она, когда вновь возвращается домой. И он не молчит, смотрит на неё, реагирует. А девочке это все так нравится, так нравится, что она кидается к Осаму, хватая его за руки, волосы, плащ. И парень смеётся, одергивает её, а в глазах такой яд, что упится хочется. Такая она не кажется ему забавной, скорее очень и очень пугающей. — Ты что-то конкретное хотела? — Я люблю тебя, Дазай. — Знаю. И все-таки? — Люблю. Его смех казался никаким, откровенно пустым, но все-таки слышалось в нём нотки скупого принятия. Это все немного веселило. — Это хорошо. — он расправляя плечи пошире, запустил ладонь струится среди волос. — Я устал. Она села на кровать, чуть подпрыгнув на ней, и тоже рассмеялась. Но её хохот был долгим, длинным, словно падение последнего лепестка сакуры. Она наслаждалась, а все тело немело от удовольствия. — Сае-эка. — он не старался, просто выплунул слово, чуть выговаривая его. Он сел рядом, ему было смешно и так хотелось убить себя. Рядом с ней всегда так: шлейф из смерти плелся по пятам, наступая на пятки и манил так сильно, что сопротивляться было бесполезно. Да и не сказать, что сильно хотелось. — Моя маленькая, — он, глядя на неё, ведущую пальчиком по простыне, ласково гладил по голове. От этой забытой нежности воротило, но ностальгия брала свое: ему хотелось сделать приятно, как раньше. Но ненависть не забывалась, продолжая стонать на закаулках разума. — Ты же сделала, что я просил? Она молчала, вырисовывала фигурки из складок и снова молчала. Ей казалось парень перед ней слишком ласковый, слишком тёплый для Дазая. Это отвращало. Она все обдумывала ответ, а Осаму покорно ждал, зная, что давить нет смысла — все равно не скажет. Осталась же капля своего мнения, немного непослущания. — Зачем тебе Анго? — он хмыкнул. Опять тоже самое. — Не трогай Анго. — Мы уже говорили об этом. — Дазай печально смотрел на неё. — Дело не в моих желаниях, даже не в мести. Это все для дела. Дазай встретил её взгляд, переполненный горечи. — Знаю. — Ну да. — он печально ей улыбнулся, притянув её голову к своей груди. Она не дернулась, лишь размякла и расплакалась. Он продолжал гладить её тёмные локоны.***
Чуя весь день пробыл с этим ублюдком. Все его движения, слова и даже то как он попивал свой ром из граненного стакана, сидя с левого бока от Накахары, казались двусмысленными. Чуи чудилась враждебность. Но он все не признавал, что она исходит от него, искренне ненавидящего человека рядом. — Тебе серьёзно хватает совести приходить сюда? — мужчина чуть сжал стакан с водой в руке. Рядом с этим человеком пить не хотелось, напиваться тем более. — После всего что ты сделал, ублюдок. — При всем моем уважении, Накахара-сан, но я не собираюсь обсуждать с вами моё прошлое. — прикрытые глаза медленно расскрылись, Анго старался не смотреть на собеседника, опустив руки на стол. — Тем более, то о чем вы спрашиваете, вас не касается. Чуи причудилось, что движения парня стали тяжелее и словно суше, он напоминал робота, что так и хотел свалится от перегрузки. Анго не казался разбитым, скорее измотанным этой ситуацией. Слишком часто он о ней говорил. — Ха, — рыжий встрепетнулся, вновь повернувшись к стойке, взял в руки стакан. — А Дазаю ты тоже самое сказал, ублюдок? Чуя оскалился, когда заметил сжатый кулак на стойке. Анго не понравился насмешливый тон собеседника. — Это все ещё не ваше дело, Накахара-сан. — Сакагучи уверенно повернулся к нему. Его лицо ничуть не изменилось, лишь слегка побледнело. Сжатый кулак так и остался покоится на стойке. — Если так хотите узнать, что я сказал Осаму Дазаю — спросите у него. Зубы Чуи скрипнули, а сам он угрожающе зыркнул на него. Парень явно не просто так бросил эту фразу, знал. Всё таки бывший информатор мафии. — Как видишь ублюдка Дазая тут нет. — Как будто если бы он здесь был это что-то изменило бы. — перебил мужчину меланхоличный голос. Анго смотрел не злобно, он просто хотел, что бы временный недоброжелательный коллега наконец отставил его в покое. Он пришёл сюда отдохнуть, он каждый день ходит сюда отдохнуть. И не берет его дрожь при воспоминаниях, потому что знает, он, Сакагучи Анго, хотел делать справедливые вещи. Ему жаль Сакуноске, но не жаль, что он так поступил. И это не значит, что Анго не дорожил своими друзьями, уже конечно не так сильно, как пару лет назад, но все ещё достаточно, чтобы, как реликвию хранить единственную совместную фотографию. Просто так вышло, что справедливостью он дорожил больше. Лицо Чуи сжалось, он стукнул стойку ногой. Его бесило то насколько этот придурок прав. — Зачем это все, Накахара? — мужчина поправляя очки, вздохнул, а затем вновь коснулся стакана, допивая жидкость в нем. — Мы с Осаму перестали быть друзьями в день, когда умер Одасаку, а вы… — он на секунду остановился, глянув на Чую. —…никогда ими и не были. — И? — парень вопросительно выгнул бровь, впервые за разговор успокоившись и начав по настоящему слушать собеседника. — На кой черт ты мне очевидные вещи рассказываешь? — Дело в том, что весь этот разговор начался лишь, потому что вы всё ещё считаете Дазая своим другом. — Сакагучи начал вставать со своего стула. — Ваша агрессия по отношению ко мне оттуда же. — Много чести. — Чуя хмуро цыкнул, встретившись взглядом с Анго. — Походу ты не понял. Для меня ты в первую очередь крыса, что предала и подставила портовую мафию. Анго разочарованно, но отчего снисходительно смотрел на него. Уйти домой хотелось все так же сильно, но теперь парень рядом вызывал чувство ностальгии, поселяя тёплую меланхолию внутри. Сакагучи всегда видел, как Накахара смотрел на Осаму и Сакуноске. Иногда сам ловил этот взгляд. Но говорить о своём знание не смел, слишком личным казалась обида и то ли ревность, то ли зависть во взгляде напарника Дазая. Он уважал и силу, и ум этого парня, но, зная его прошлое, осознавал степень его зависимости от Осаму и Мори. — Накахара-сан, прошу простить, но мне нужно идти. — он встал рядом со стойкой, вытаскивая из крепкого коричневого кошелька пару купюр. — И знаете, — Анго остановился, пересчитав деньги в ладонях, чуть шурша ими. —…вы не друг Осаму Дазаю. И он ушёл. Медленно и уныло, оставляя исполнителя в баре напиваться наедине со своим одиночеством. Заканчивая первую бутылку виски, на редкость дермового, а оттого и дешёвого, Чуя ухмыльнувшись ядовито заметил: в баре не осталось не одного человека.***
Девушка ждала долго, но уходить не собиралась. Ей (Дазаю) очень нужны были те документы. Настолько, что тот выгнал её из дому, но она и подозревала, что причина — очередная попытка отправится к богам. — Извини, что так поздно. Она весело улыбнулась, пристав с промерзшего бордюра. Холодный ветерок коснулся её плеч вместе с рукой парня. — Зайдём. — он провел по тонкой линии кружева на девичьей рубашке пальцем. — Там я отдам документы и все объясню. — его голос затих, пока он обдумывал стоит ли заканчивать предложение. — Могу угостить тебя чаем. Она тихонечко помахала головой в знак отказа, и тогда мужчина убрал руку, поклонившись. — Хорошо, извини. И вновь сложившись напополам он вынул из небольшого чемоданчика стопку белых листов, спрятанных в прозрачную политиленовую упаковку. — Здесь все о деятельности портовой мафии за годы, что боссом был Мори. — Анго чуть поежился. — Преступлений сроком на… Нет, достаточно для смертной казни. — Думаешь? — без интереса спросила девушка, ладонью закидывая волосы назад. — Не обсуждается. — мужчина следом вынул ещё пару небольщик пачек. — Деятельность прошлого босса, наибольшее внимание уделено последним годам, особенно нескольким месяцам перед его смертью. — Откуда у тебя эта информация? — она посмотрела на него, ожидая ответа. Но увидев его серьёзное, практически каменное лицо добавила: — Анго, нужно знать насколько она правдивая. Парень нехотя вздохнул, поправляя очки. — Это важно. — Большая часть взята напрямую из мафии. —… — она вынула листки из его пальцев и, перевернув, посмотрела. — То есть минимум 50% данной информации — сфабрикованная чушь. — Достаточно правдоподобная чушь. Здесь действует принцип: чем ближе к смерти прошлого босса, тем больше правок. Она многозначительно глянула на него, нежно улыбнулась и подавила желание осмотреть его. Но краем глаза все-таки выцепила небольшие царапинки на очках. Заметивщий эту заинтересованность Анго строго пояснил: — Очки слетели, меня ударили. — Хорошо, что не разбились. — прикрыв глаза, она вновь ему улыбнулась. — Чуя? — Да, он все ещё злится. — Все злятся… — размыто сказала девушка, перебирая бумаги и сортируя их у себя в голове. И лишь когда пару минут они провели в сухом молчании, она с вопросом взглянула на Сакагучи и встретила такой же вопросительный взгляд. — Ну, на тебя. Ты же предал их. Парень перестал выглядить озадаченно, теперь в его глазах билась лишь скука с раздражением. Щепотка вины спряталась глубоко-глубоко в смолиных зрачках. — Хотя я не злюсь, — она с улыбкой вновь всмотрелась в белые листочки. — Ты же просто хотел поступать правильно. На эти слова Анго мягко улыбнулся и фыркнул. Она словно не умела судить людей, поэтому и к его для кого-то ошибочным поступкам относилась наплевательски. — Но Дазай тебя ненавидет. — безразлично проговорила она, лишь немного нахмурившись. — А я не пойду против него. — Знаю, — он вложил в её протянутую руку вторую пачку, с пониманием кивнув. — И просить не стану. — Я бы пошла, — она ухватилась за его потертые ладошки, нежно теребя их. — Я люблю тебя. — тихонько, спокойно сказала она и, сделав шаг назад, сжалась, скрестила руки на груди и потупила взгляд в асфальт, так и не взяв бумажки. — Но Дзая я люблю сильнее. Сакагучи понимал, что это не смущение на её щеках, не стыд, а лишь волнение из-за мыслей о самом важном человеке. Анго не знал, да и спрашивать как-то не тянуло, какая же любовь у неё к нему. Она скажет, если будет нужно, а он подождёт, потому что у них не такие отношения. Он не в праве требовать от неё честности. Да и сам не готов дать ей того же. — Надеюсь все будет хорошо. — он вновь коснулся её плеча, чуть погладив. — Четыре года назад я любил тебя. Девушка улыбнулась его словам. Она любила Анго тогда, любит и сейчас. Только Осаму это не нравится. Он не высказывает, молчит, он старается никогда не лезть в её жизнь, даже если она попросит. Он не против их чувств, но если это мешает ей выполнять его просьбы, подчиняться, то зачем они ей нужны? Если из-за них она мешает Осаму, то зачем она нужна? — Посидим в кафе. — девушка потянула его за ладонь. — Дазаю понравится, если я сделаю более того, что он просил. А я уверена тебе есть, что мне рассказать? — Нет. — без сожаления сказал Сакагучи, ступая за ней, одернул пиджак и посильнее обхватил её ладошку. — Не понравится. <tab Съежившись, она пошла дальше. Её сердце слегка екнуло, принимая удар. Лицо выглядило сконфужино, но так привычно печально, что казалось застывшей навеки каменной статуей. Анго решил, что раз бить, то насмерть. — Ему никогда не нравится твоя самодеятельность.***
— Ты подставилась перед боссом. Не увиливай и не говори, что это стечение обстоятельств. — Так надо. — Это я понял. — он облакотился об косяк, как только девушка вышла из кабинета. — Как со всем этим связан Дазай? — Спроси хоть раз что-нибудь связанное со мной. — наигранно надув губки, она упëрлась взглядом в пол. — Не с Дазаем. — Сейчас я спросил конкретно о то, что связано с тобой. — Но и с Дазаем тоже. Накахара нахмурился, он понимал: не она ведёт игру, так почему должна подставляться? Почему девушка теперь весит на мушки у мафии в общем и у Мори Огая в частности, а не перебинтованный ублюдок? — Ты вообще осознаешь, что творишь? — Да. — Нет, Саека. — он вздыхает и отрывается от стенки. — Ты только и делаешь, что исполняешь любую его прихоть. На кой черт? — но она все не смотрит, лишь наровится пробить брешь в ковре, что преет под её судорожным взглядом. Чуя начинает закипать. — Боишься остаться одна, оставайся в мафии, я все устрою. Не нравится в мафии — вали в агенство, там любят подбирать всяких бомжей, придется правда помаятся с мельтешашим тут и там ебалом этого ублюдка, но это явно лучше, чем то во что ты ввязываешься сейчас. — он уже почти заглядывает ей в лицо, пытаясь пробится к, по его мнению затуманенному, обманутому лживыми, но такими сладкими речами Дазая, разуму девушки. — Ты хоть понимаешь, что делаешь? Резко изменившись, она дергается в его сторону, разворачивая голову к Накахаре: — Просвяти. — Лезишь в самое пекло ради него! — он вспихивает, но в глазах беспокойство, горящая, обжигающим пламенем, забота. — И ладно бы, дура, поимела чего-нибудь с этого, так нет, всë только для Дазая. — его лицо скривилось от гнева и досады. — Зачем тебе это, Саека? На её лице, сквозь извечную полулыбку, резко проступает удивление. Глаза сужаются и блестят игривыми бесятами. — Просто я люблю его. — девушка хихикнув, прикрывает рот ладонью, будто ляпнула что-то лишнее, но тут же вновь расплывается в бесноватой улыбке. — Я готова отдать ему все. У Чуи от этих слов лишь предстаёт пелена воспоминаний о мучениях собеседницы, что он наблюдал своими собственными глазами. И как каждый раз, неважно захочет бинтованный, чтобы та отдалась смерти на растерзание или отдалась ему, девушка с радостным принятием исполнит просьбу. — Да какая к чёрту это любовь? — он фыркнул, отгоняя пугающе будоражущие мысли. — Ты серьёзно зовёшь это любовью? Он всматривался, пытался заметить на дне обманчиво ласковых глаз утешительное сомнение. — Ты считаешь иначе? — переплетая руки за спиной, ехидно качнулась в его сторону женщина. — Не знала, что ты разбираешься в любви, Чуя? Поддевая насмешками, затрагивает хрупкие струны души собеседника, что заставляет пошире растянуть улыбку от удовлетворения. Тело горит в приступе ярости. Он теряется, но хватает пары секунд ухода в себя, когда тускнеют его глаза, наполняясь вопросами к самому себе, чтобы вынырнуть вновь в реальность. — Нет, — неожиданно остывая от мерзкого склизкого сквозняка души, Накахара находится и продолжает чётко и уверенно: — Но любовь это точно не попытки убить себя, пока в доме никого нет, наплевав, что первым, кто найдёт твой труп, станет человек, что сильнее всего будет его оплакивать. Чуя удивляется следом за девушкой, что вычурно невинно, вопросительно склонила голову. Её гнев резко перетек сначала в минутное замешательство, но тут же скрылся под снисходительным пониманием. Костлявый указательный палец приложился к подбородку. — Оу, Чуя, так ты ж просто ничего не знаешь. — она по доброму хохотнула, лукаво зажмурив глаза. — Да и кто тебе вообще сказал, что любовь справедлива? — Тогда, — он гневно стиснул зубы и почувствовал как собственные ноги больно впиваются в ладони. — Про что она по твоему? Про мучения и издевательства одного над другим? Вновь он услышал тихий судорожный смешок. Накахара пытался не обращать внимания на колющую мысль, что посмеивается она над ним. — Именно. — он тут же развернулся, не желая выслушивать этот бред. Два психа, стоящих друг друга. Но его резко дернули обратно, заставляя смотреть в горящие женские глаза. — Чуя… — холод её ладоней кольнул его щеки. Отчего-то ему показалось, что в её лице среди яростного безумия запряталось чувство вины. — Это ошибка. Твоя ошибка, Чуя. — она нервно тряхнула его. — И она может стоить тебе жизни. Вцепившиеся в лицо руки, истеричным движением, притянули его ближе. Теперь он мог разглядеть каждый напуганный огонёк в её зрачках. — Беги, Чуя. — девушка приложилась к его лбу, очертила его грудь, спускаясь пальцами ниже. — Беги, но не от Дзая. Так же резко она оттолкнула мужчину от себя, лишь пошатнувшись в сторону. Волосы скрыли бледное усталое лицо, оставляя мафиози лишь тонкие синеватые губы. Искривленные, они нелепо подрагивали. — От себя беги. — тут же он почувствовал своим телом, как её пробила волна отчаяния. — И от меня. Если сможешь.***
— Я бы хотел, чтобы ты все же умерла в тот день. Дазай знал это чувство, что разливалось внутри рядом с женщиной, извечно поддавался, но каждый раз безрадостно выигрывал. Анго же глупым не был, так что даже вспыхнувшая страсть не смогла заставить его позволить приблизиться к себе. Её любовь удавкой завязывалась на шее, пока объект столь сильного желания ещё имел возможность сопротивляться. Он, Анго, лишь изредка позволял поблажку, переступить чёрту, но больше пару шагов сделать не давал. Ну, а Осаму привычно брал удар на себя. Ему стало обыденность отчаяние в глазах напротив. Слезы противили так, что хотелось утопиться. Ничто не вызывало жалости. Лишь грусть, грусть и уныние. — Нам не о чем разговаривать. Каждый раз одно и тоже. Кажется Саека обманулась. Обманулась, что способна выбраться даже из холода загробной жизни. — Но Д-дзай, я-я люблю тебя, — она хваталась за его плащ, стискивая худощавые руки. Мятые кусок съезжал с плеча, вызывая лишь недовольство. — Люблю. Люблю. Люблю. Желудок отреагировал рвотным позывом на вид зареванного, скукожившегося, лица на уровне ног. Он лишь смотрел, как руки судорожно дёргают и дëргают ткань, заставляя извиваться и трещать. — Это не твои чувства. — он вымотано опустился возле замершего тела. Расслабленно заглядывая в тёмные зрачки. — Слушай, а ты можешь просто исчезнуть? — А…? Он снисходительно склонил к ней голову, задевая тёмные волосы, что спускались на оголённые плечи. — Ну, умереть. — подумывая, его лицо разгладилось и он отвёл деланно задумчивый взгляд в сторону. — Исчезнуть из этого мира. — вычурно аккуратное касание грубых пальцев прошлось холодком по болезненному румянцу. Нежность действий в перемешку с печально раздосадованным взглядом заставили заледенеть и даже дрожь, что всë не покидала хлипкое тельце, прекратилась. — Обрети уже покой, Саека. — отчаянный вой прошелся по слуху, разрезая барабанную перепонку. Она вновь вцепилась в, только освобождённые из-под гнёта угловатых пальцев, края одежды. Противные, животные крики прерывались наивными звонкими мольбами. — Мне жаль — твоя история давно подошла к концу. — он скупо огладил прижатую к полу голову. — Пора принять судьбу.***
— Какого хуя, мудак? Накахару потряхивало от ярости. Сгустки хаотичной ауры полыхали у улыбчивого лица мужчины. — Что случилось, Чуя~я? У брюнета вся ситуация не вызывала интереса, лишь хотелось поскорее избавиться от дискомфорта стиснутого сильной ладонью кадыка. В нем, сквозь привычную усталось, проклевывалось лишь задражение смешанное с удовольствием осознания собственного превосходства. Это немного разбавляло градус скуки происходящего. — Или не можешь найти выход своей беспричинной агрессии? — Оставь её в покое! — рыжий тряхнул, ближе втискивая тело мужчины в стену. — Отъебись! Хватит измываться над ней! — Ох, Чуя. — он ехидничал, разводя спрятанными в плаще руками. — Честно гово~ря я бы с радостью, но… — заглянул за спину, весело стрельнув глазами. — …мне не позволяют. В момент развернув голову, мафиози натыкается на впившийся в их тела взгляд. Она стояла прямо, спокойная и тихая, но неестественно расширенные зрачки уткнулись в его лицо в ожидании. — Саека? — Что ты делаешь… — растягивая слова, сделала короткий шаг, приближаясь. —… Чуя? Ошарашенный он пропустил, когда женщина оказалась по левую сторону него, сжимая предплечье. Она расчётливо вглядывалась в него, пока Накахара хрипел от переломов правой руки в ногах у Саеки. Она потянулась к голове парня. — Оставь. — Дазай попытался скрыться от данной картины под тяжёлыми веками, давая себе минутку. Потер шершавыми пальцами спинку носа. — Н-да. — открыв глаза, опустился на корточки рядом с рыжим. — Где ж твоя человечность, Саека? — он упал щекой на ладонь, опираясь рукой в колено. — Тебя же предупреждали, Чуя: не лезь. Тот взметнул голову вверх, встречаясь с не заинтересованным лицом, но тут же перекидывая внимание на девушку. — Видишь, что получается, когда ты меня не слушаешься, Чуя. — Что…? — Объяснить? — не ожидая, когда бывший напарник подаст голос, он продолжил: — Она инстинктивно защищает меня. Инстинктивно следует за мной. Инстинктивно любит. — Осаму ловит вопросительный взгляд Накахары. — Все это лишь инстинкты, повторение заложенных при жизни действий. — При жизни…? — он держался за руку, наровясь встать, но боль сгибала обратно. Дазай понимающе улыбнулся и кивнул, не желая изъясняться, двинулся к выходу из закоулка города. — Что за…чушь? Мужчина без интереса развёл плечами.***
— …Молодец… — он пропустил волосы сквозь пальцы, невесомо зарываясь в них носом. Почудился запах гнили. — …Умничка… Она схватилась за него ладошками, наивно полагая, что он оторвется и позволить заглянуть в лицо в награду за исполненное задание. Дазай зацепился острыми зубами за тонкую хожу, руками растирая гранатовые капельки по телу, спускаясь ниже. — …Дзай… — выгнувшись под лёгкими наглаживаниями мягких грудей, на придохе пролепетала: — …скажи мое имя…назови меня… Мужчина сверху насмехался над просьбами, интимно нашепчивая ласковое «у тебя нет имени, милая». — Как я могу позвать тебя, если… — он опустился, осуществляя путь от виска к шее. Чувствуя, как зубы мимолётно ласкают кожу, готовые разорвать ей глотку, она ловит нежную фразу: — …если ты мертва? Её подкидывает, а плечи хватают, разворачивая спиной. Синяки расплываются вдоль косточек позвоночника, обрамляя его словно сад незабудок. Осаму кривится, одновременно вцепляясь в загривок, заставляя запрокинуть голову, а болезненные спазмы пройти вдоль шеи, и хватает за талию. — …Покойница… — он касается спины, оставляя дорожки белесых царапин. — …Покойница, хах… Её губы поджимаются, но зад поднимается, выпячивая. — Покойница раз, — крепкая ладонь со шлепком падает на ягодицу. — Покойница два, — чередует, ухмыляясь досчитывает до шести, оставляя после себя болезненные пятна. — …покойница… — хватает за ягодицу и дёргает, наслаждаясь, заставляет издать вскрик. — …семь. Услышав хныканье, он порывается слезть с кровати, но чувствует как вцепляются в рубашку в просьбе остаться. Он закатывает глаза, просит заткнуть свой рот, отпустить его одежду и оставить его уже в покое. Она подползает и утыкается щекой в ширинку, ласково поглядывая на мужчину. Отчего то ему вспомнилось время, когда лицо старшей сестры не взывало об очередном ударе, желая быть разукрашенным синими красками. Успокаивающе коснувшись, провел по бледной, отдающей холодом коже. Но то время былых лет, так что он бьёт наотмашь и она валится на белые простыни.