Карточный долг

— Ну что, ты согласен? Темно-фиолетовые глаза сверкают во мраке винного погреба, где среди бочек с дорогим напитком, стоят самый обычный деревянный стол, на нем в свою очередь мирно покоится набор карт и фишек, и два стула. Старая лампа говорит о том, что каких-то особых гостей здесь давно не принимали, поэтому можно сказать, что Достоевский весьма польщен… Поднимая до этого опущенный взгляд, он замечает, что картина ни капли не изменилась и хищная, извечно самодовольная улыбка по-прежнему покоиться на тонких, изящных губах. Издавая тихий смешок, постукивает пальцами в белых перчатках по старому дереву, слегка охрипшим голосом отвечает:  — Весьма… интересное предложение, с этим не поспоришь. Но, ты ведь понимаешь, что мне просто придется убить тебя — парень не спрашивает, он утверждает. Фёдор не глуп, а все что обещает Мафия — чистая ложь. Они убьют его, в любом случае: откроется он им или нет, но сделать это собственноручно Эйс может лишь в крайнем случае и его собственная смерть в этот список не входит. Тогда для чего все это? Предложил сыграть в карты и за свою победу попросил исполнить одно желание, а взамен… а взамен мафиози получит всю необходимую ему информацию, и тем самым сможет подняться в глазах всех остальных сотрудников и что самое главное — доказать что он может. Что от него есть польза, он безупречен не только в азартных играх, но и во многом другом. Что он заслуживает свое место в исполнительном комитете и способен на большее. Естественно, Фёдор попросит отпустить его, но это ведь бесполезно. Для чего ему все это — Эйс не знает, но тем интересней, правда? На бледном лице мелькает тень напущенного удивления, а после, смотрит на картежника словно на маленького ребенка. Такой наивный и так привык не замечать того, что учитывать стоило бы. Недооценить своего врага — самая страшная и глупая ошибка, это и заставляет крысолова улыбнуться.  — Конечно, но игры! Все ведь любят играть, так почему бы мне не насладиться этим в последние несколько часов своей жизни?  — Что же, надеюсь, ты не думаешь, что я тебе поверил, но я согласен. Это будет даже интересно Подцепляя длинными, тонкими пальцами несколько карт после чего и все колоду, быстро и с явным удовольствием в глазах перетасовывая. Его движения легки, и делает он это с таким упокоением на лице, словно это — вся его жизнь и он сейчас вообще где-то в параллельной вселенной, а может, своем маленьком мире, что создал картежник пытаясь оградиться от жестокой реальности бытия. Абсолютно расслаблено, а вся его фигура полна кошачьей грации и уверенности, что может быть присуще лишь единицами и в действительности лучшим в своем деле. Невольно засматриваясь, Достоевский и вовсе забывает о том, зачем он здесь и что всего через пару часов ему перережут горло, тем самым ножом, которым и «освободили». Как иронично. Но эти руки… Они прикоснуться к его лицу, спустятся на шею и надавят на рукоять изящного клинка, чье холодное лезвие будет медленно разрывать человеческую плоть, принося неимоверную боль и страдание, и вместе с тем, эйфория и некое до этого неизведанное чувство искреннего блаженства накроет его с головой. А потом — темнота… Из размышлений его выводит лишь резкий щелчок. Это Эйс дал команду своим подчиненным покинуть это помещение и возвращает уже перемешанную колоду с картами на место.  — Что же, начнем. Правила весьма просты… В следующие тридцать минут лицо пепельноволосого, измерило на себе ни одну маску эмоций. И Федору это нравится. Определенно нравится. Ему во всей красе открылась та сторона главы исполнительного комитета мафии, которую навряд ли удалось видеть в своей жизни кому-то еще: Короля буквально растоптали, а его самолюбие сейчас сдерживает лишь мысль о том, что это ничего не дает крысолову. Темноволосый в этом уверен. Но это беспомощность, страх и детский гнев что засел в этом человеке еще с самого детства так и рвался наружу. Другие бы пришли в ужас, увидев Эйса в таком настроении, но для него это выглядело лишь… жалко? Да, жалко и отвратительно, но черт! Как же приятно наблюдать за этим убогими попытками выбраться! Осталось лишь дождаться, какой будет эта миленькая мордашка, когда до ее обладателя наконец дойдет, что выхода отсюда нет. По крайней мере его эго, размером с Эверест, точно не даст ему здраво оценить ситуацию и найти его. И Достоевский этим непременно воспользуется. Стеклянные глаза, что когда-то горели огоньком надежды, не смогли сдержать легкую дрожь, что отдалась во всем теле и в немом ужасе устремились на полностью разбросанную по столу колоду. Это невозможно… Невозможно «просто угадать» всю колоду подряд! Невозможно… Невозможно… До побелевших костяшек сжимает край стола и пытается связаться с людьми по ту сторону двери и позвать на помощь. Никогда еще в жизни ему не было настолько страшно. Он не верил в высшие силы, но сейчас просто молился так, будто-бы уже был мертв. Хотя, оставшись наедине с этим демоном в закрытом помещении приравнивается к самой ужасной пытке и мучительной смерти. А сюда никто не зайдет еще час как минимум. Первое: ключ есть лишь у самого картежника. Второе: он сам дал указания, не беспокоить его во время игры. Да и навряд ли хоть кому-то из них есть дело до того, умрет он или же останется жить. Их собственная жизнь сейчас превратилась в череду извечных криков, телесных повреждений и самых изощренных пыток, поэтому навряд ли кто-то будет по нему скучать. И сам Эйс прекрасно об этом знает, проклиная все и всех в этой жизни, тут же срывается с места и несется к двери, что есть силы дергая за ручку, пытаясь открыть. Ничего…  — Это бессмысленно, прекрати. Холодная, словно лед, рука опускается на плечо, слегка сжимая. Чувствует, как тело под ней начинает пробивать мелкой дрожью, а в следующий момент светловолосый резко разворачивается, оказываясь в неприлично близком расстоянии от губ парня и шипит, опаляя их горячим дыханием. Куда-то в районе печени Достоевскому упирается острие ножа, что дрожащей рукой сжимает его загнанная в угол жертва.  — Не смей… ко мне…приближаться! Лживая крыса! — В его представлении это должно было вызвать страх или как минимум злость, да хоть что-нибудь! Но. губы Федора в ответ на столь жалкие протесты лишь растягиваются в ухмылке, что заставляет парня лишь сильнее надавить на рукоять ножа, при этом совершенно теряясь и не зная что делать дальше. Убить — и вместе с Достоевским умрет и его шанс показать чего он стоит на самом деле, и это в лучшем случае. Но куда более вероятно — он умрет как только Огай увидит труп этого русского, а сам Эйс не сможет удовлетворить его любопытство и рассказать то, чего узнать им больше будет не суждено.  — Как некультурно, — игнорирует приставленный нож, и наклоняясь к самому уху парня, тихим, низким и обволакивающим голосом продолжает — неужели? Ты не уважаешь карточные долги? В таком случае, есть хоть что-то в этом мире, чему ты верен до конца? Уголки губ приподнимаются в легкой улыбке, а сверкающие в полу-мраке зрачки, указывают на стол, откуда парень старался убраться как можно быстрее.  — Давай сядем обратно, у меня есть предложение. Дожидаясь, пока внутренние терзания парня наконец-то закончатся и он проследует за ним, чересчур худощавая фигура опускается на свое прежнее место. Сейчас свет от лампы падает прямо на мафиози, давая возможность Федору рассмотреть его лицо во всей своей красе: залегшие тени под глазами, что в свою очередь полыхали некой настороженностью, подобно на опасливого и изворотливого лиса, тонкие и выразительные черты лица, длинные и темные ресницы, что совсем отличались от его белоснежных волос. Навряд ли Достоевский даже задумывался над тем, что когда-нибудь, кто-то из обычных людей и тем более эсперов, сможет его так заинтересовать, и не только в плане внешности. Это было весьма странно, ведь обычно, его до жути выводили из себя и вызывали лишь отвращение люди, с подобными повадками. Возможно все было потому, что он сам являлся отчасти таковым. И тем не менее. Что-то в этом человеке его заинтересовало: его мания величия, надменность, идеализирует себя, преувеличивает свои способности и возможности, а также свою значимость для окружающих людей. Но, в этом определенно есть некий свой шарм и красота.  — Я предлагаю следующее. Ты — исполняешь одно мое желание. Как и договаривались. Я же — расскажу тебе всё, что знаю, но лишь при одном условии: ты перейдешь на мою сторону, идет? — так забавно наблюдать за тем, как светлые брови сводятся к переносице, а дыхание учащается. Светловолосый прекрасно понимает свое положение и то, что Федор создал иллюзию выбора ничего не решает. Ему просто некуда деваться. Федор ни за что не выдаст тому необходимую информацию. Убить его Эйс не может, так как ничего важного он не добыл, так еще и не дал другим возможности вытянуть ее из противника. И наконец, остаются два последних варианта: Достоевский либо убьет Эйса, либо же заберет с собой. И сам крысолов больше склоняется ко второму. Убить очередного обладателя способности он всегда успеет, но обмануть его и обманом заставить выдать все что он сам знает, возможно узнав некую важную и до этого неизвестную информацию о Портовой Мафии и ее членах — было бы весьма неплохо. Да и у него на этого парня совсем другие планы, а у того в свою очередь — просто нет выбора.  — Ладно… хорошо, — дыхание учащаеться, а в горле моментально пересыхает. Сглатывает и с неким смирением неизбежности в охрипшем голосе, спрашивает: — Каким будет твое желание? наконец заговорив после нескольких секунд молчаний и раздумий, он делает шаг, от которого зависит вся его дальнейшая судьба. Это настолько глупо и безрассудно, доверять свою жизнь человеку, для которого она ничуть не дороже жизней всех тех, кого он уже успел погубить. И Эйс будет следующим, этого не избежать. Сейчас он прекрасно понимает своих подчиненных, однако никакого чувство что люди привыкли называть «совестью», он не испытывает. Его просто не одарили ею при рождении. Он и сам не понимает до конца, с чего вдруг решил поддаться на эти провокации. Ведь разницы, где умирать все равно нет, а здесь еще придется плясать под дудку Достоевского, и он даже представить боится на что способен этот человек. Но выбора у него просто нет… Вздрагивает, стоит лишь фигуре в плаще оказаться за его спиной, а тонким пальцам прикоснуться к щеке. Слегка дергает на себя, заставляя повернуть голову пепельноволосого, и с легким смешком наблюдает за тем, как в стеклянных, с еле заметным фиолетовым оттенком, глазах легкой дымкой мутит взор страх. Эйс… Вечно надменный, высокомерный и острый на язык…куда же сейчас подевалась вся твоя смелость? Неужели ты боишься какой-то помойной крысы? Так просто сдаешься? Как неожиданно… не огорчай меня, Эйс Хватает того за подбородок, на этот раз сжимая сильнее и призывает подняться с места. До этого хмурый и враждебный взгляд, вдруг сменяет свой страх, что так усердно пытался скрыть и тем не менее не сумел, на неподдельное удивление. Вскидывает левую бровь и уже в следующее мгновение растягивает губы в своей прежней ухмылке, загорается неким азартом. Послушно поднимается, и с вызовом смотрит Федору в глаза, чья рука все еще покоилась на его щеке. Так это его желаниях? Весьма неожиданно, но от этого не менее приятно. Он прекрасно понимает, как это сейчас выглядит со стороны — он просто переспит за место в Мертвом Доме, но чем это отличается от того, что он купил свою должность в Мафии? Лишь тем, что в первом случае он тоже получит удовольствие. Так почему бы собственно и нет? Какими-то особо моральными ценностями он не обладал, так что лучшее, что он может сделать сейчас что бы остаться в живых — так это расслабиться и наслаждаться. Руки обвивают чужую талию, весьма небрежно усаживая на стол, отметая в сторону все ненужное, и с явным удовлетворением наблюдает как пепельноволосый сейчас отбрасывает в сторону все предрассудки, если они вообще у него были. Жадный взгляд проходится по всей фигуре светловолосого: слегка раздвигает худые ноги, руками опирается о стол, откидывая голову назад тем самым открывая вид на тонкую, бледну кожу, на которой просвечивались дорожки синих вен.  — Зачем я тебе? — прищуривая глаза и прикусывая нижнюю губу, смотрит прямо в темные глаза напротив, что до этого так старательно избегал, а поначалу и вовсе было желание их выколоть… Впрочем, это осталось неизменным.  — Это сейчас так важно? — вскидывая вверх темную бровь, Фёдор подходит к парню практически в плотную, тут же накрывая губы парня своими. Губы, к которым так давно хотелось прикоснуться… Горячий язык медленно и нежно проходит по мягкой плоти, не желая слишком сильно давить на партнера, но при этом более требовательно проникает в слегка приоткрытый рот. Эйс обвивает шею парня, зарываясь тонкими пальцами в темные густые волосы, начиная все более активнее отвечать на поцелуи. Ногами обхватывает чужую талию, пока его рубашка вместе с пиджаком сейчас спадает с худых плеч, а с губ с каждой секундой слетает все больше новых предвкушающих стонов. Руки проходятся по всем изгибам, пересчитывая выпирающие ребра и впалый живот, возвращаясь вверх к груди, после чего весьма неожиданный и пронзительный крик сопровождающийся легкой тряской во всем теле и расширенными зрачками разносится по небольшой комнате. Склоняясь к самому уху светловолосого, Достоевский начинает немного севшим и охрипшим от возбуждения голосом шептать какие-то успокаивающие слова, легким и осторожным движением убирая упавшие на лоб светлые пряди. Несмотря на довольно длительную подготовку, боль все ровно оставляла свой след, но прикусив изнутри губу и спрятав взгляд где-то в районе ключицы парня, переведя дыхание, мафиози кивает, давая тому знак, что он готов к продолжению. Просьбы Достоевского быть немного потише, смешались с некими, слабыми и неразборчивыми обрывками фраз, так как сейчас это единственное на что вообще у Эйса остаются силы. С каждым новым толчком тело все больше начинает изнывать от тягучей и сладостной истомы, что мурашками пробегает по всему телу, а дыхание срывается на слабые хрипы, вперемешку с звонкими и ласкающими слух стонами. Навряд ли хоть кто-то в Мафии рассчитывал на такой исход событий. Легкое моргание лампы и приглушенный свет… Разбросанная по полу одежду и красные дорожки царапин на спине… Искусанные и слегка припухшие губы все еще мягко касаются друг-друга, только на этот раз все происходит медленно и расслабленно. Еще пара коротких поцелуев и темные глаза устремляю свой взгляд на опустившего голову Эйса, что старался восстановить дыхание.  — Посмотри на меня. Удивляется подобной просьбе и немного теряется, но поднимает все еще слегка мутноватый взор на Достоевского. Легкий румянец все никак не хотел сходить с извечно фарфоровой кожи парня, а небольшие участки и вовсе кое-где налились алым. Первые несколько минут неотрывно наблюдает за любыми изменениями в поведении юноши, и лишь потом произносит:  — Если ты не верен ни своей организации, ни даже карточным играм, станешь ли целиком и полностью верен мне? Вопрос был настолько странным и вы не поверите, но Эйс действительно слышал его впервые. С первых же минут общения с этим человеком вы можете быть уверенным что находиться рядом с ним в качестве знакомого — не лучшая идея. Что уж говорить про ведение с ним деле в качестве партнера или подчиненного, друга и каких-то высоких чувствах. Для него это абсолютно пустые слова, а впрочем, сам Федор в этом плане ничуть не лучше. Тихий смешок доносится из уст парня и посмотрев на крысолова как на какого-то умалишенного, отбрасывает в сторону всю иронию и сарказм которым была пропитана практически каждая частичка его тела.  — Прости, но… я никогда не буду честным. Никогда не буду рядом и… Никогда не буду в сердце?..

***

Свет из окна приятно ложится на белые стены, теплым светом заходящего солнца освещая просторную комнату. Небольшие горшки с растительностью стояли на балконе, откуда открывался просто завораживающий вид на спокойные, лазурные волны Токийского залива. Белоснежное и слегка измятое одеяло на кровати вдруг начинает шевелиться и через пару минут из-под него виднеется светлая копна растрепанных волос. Щурясь от резкой вспышки света перед глазами, парень начинает понемногу привыкать и осматривает пустую комнату, с легким вздохом разочарования подмечая, что он здесь один. Ещё около десяти минут нежиться в теплой постели, после чего нехотя поднимается и направляется в душ, прихватывая с собой свободную футболку с шортами. Спускается вниз и заранее слышит какой-то шум на кухне, и именно это заставляет уголки тонких губ приподняться вверх. Эйс замечает, что такой же несобранный в связи с столь ранним пробуждением, что для него было весьма несвойственно, Достоевский стоит у плиты, пока из окна приятно веет свежестью, что принес утренний морской ветер, а запах свежесваренного кофе наполняет своим приятным ароматом всю кухню. Осторожно, подкрадываясь и стараясь не издавать лишних звуков и шорохов, он подходит ближе и с хитрой улыбкой и огоньком в глазах, оказывается совсем рядом, тихо прошептав на ухо парню:  — С добрым утром. Ухмылка, что покоилась на лице темноволосого стала еще шире, стоило лишь почувствовать горячее дыхание совсем рядом и пару капель воды, что упали с влажных после душа прядей волос Эйс на плечо. Отключает готовящийся на плите завтрак и поворачивает голову в сторону проснувшегося приспешника Крыс Мертвого Дома, осторожно подхватывает того за подбородок притягивая к себе.  — Доброе… — оставляет на мягких губах мимолетный поцелуй, чувствуя как тот улыбается и касается щеки демона… Нежно и по-особенному бережно, совсем не так как всего несколько месяцев назад.  — знаешь, и все же ты соврал. Опять. Оказывается, ты действительно можешь забраться в самое сердце…