Прыжок

      Одним из верных способов получить адреналин в послевоенное время стала народная забава разбежаться и головой вниз сигануть с обрыва. Перед прыжком требовалось обвязаться эластичной веревкой, тормозившей падение непосредственно над искореженными обломками Столицы, куда потом опускали счастливого прыгуна.       Понятное дело, чтобы придумать и реализовать этакую штуку, нужны были два человека.       К Горобею как к идейному зачинщику происходящего непотребства пришла жреческая делегация во главе с бабушкой Кирары и попыталась убедить его, что боги не одобряют уподобление крестьян птицам.       – Люди собираются, только когда начинает темнеть, – доверительно сказал Горобей. – Ночью боги спят и не увидят этого безобразия.       Доверие к механизмам Хэйхачи в деревне Канна было абсолютным, поэтому скоро в очереди к обрыву начали мелькать цветастые женские юбки и длинные рубашонки детей, еще не удостоенных права носить штаны.       Женщины заметно осложнили дело. Они находили половину удовольствия в том, чтобы после долгих уговоров разбежаться, у самого обрыва смущенно остановиться и начать поправлять сандалии, в то время как пришедшие вместе с женщиной домочадцы эмоционально размахивали руками, оглашали округу громкими выкриками и за невозможностью хлопать в ладоши (чтобы не рисковать призывом божества) лягали себя пятками.       К делу привлекли Кюдзо в качестве инструктора для прыжков в паре и ввели ограничение не более трех прыжков на одну женщину в день.       Кюдзо исполнял порученное задание с той же стоической терпеливостью, с которой ранее обучал стрельбе деревенских мужчин. Его донимала знойная деревенская жара и отсутствие Симады (на людях – уважаемого Камбея), решавшего государственные дела с Амануси, поэтому появление на обрыве Укё его обрадовало – из этого логично вытекало, что Симада (на людях – уважаемый Камбей) вернулся.       – Кого здесь казнят и почему мне не сообщили? – спросил Укё. После сокрушительного поражения ему пришлось натянуть на голову кошку или, как говорили иноземцы, удерживать хорошую мину при плохой игре. На официальной государственной карте Канна стала несуществующей деревней призраков. Но Укё периодически наведывался поглядеть на обломки Столицы с упорством ребенка, до крови расковыривающего ссадину.       Понаблюдав, Укё разобрался в сути, и лицо его приобрело неестественную твердость. После падения со Столицей на дно этого самого обрыва развлечение не казалось ему веселым, однако он не уходил.       – Скучаешь? – сказал он, стоило Кюдзо ненадолго отвлечься. К утоптанной площадке подошла следующая любительница пощекотать нервы, и Кюдзо проигнорировал вопрос. Самурай уже неоднократно отмалчивался в ответ на щедрые предложения, поступавшие через Аямаро и Хёго, и начал подозревать, что в некоторых случаях отказы требуется выражать предельно грубо – а именно словами через рот.       Нацепить веревочные петли для Кюдзо было привычным делом. Крестьяне толпились вокруг и безмолвно, как завороженные, наблюдали, как девушка, прыская, по очереди задирает ноги. Кюдзо это ничуть не беспокоило – он не страдал излишней стыдливостью, лишь бы зрители молчали и не отпускали непристойных шуточек. Воцарившаяся тишина после шумного гомона дарила приятное чувство, словно люди долго терпели курильщика в закрытой комнате, а затем его внезапно убила молния.       Проверив узлы, Кюдзо оттолкнулся, упал со своей ношей спиной назад, привычно жалея, что нельзя зажать уши, и на красной полосе закатного неба увидел Гогла, подставившего нож под туго натянутый канат.       – И как, – заинтересованно спросил Укё, отбирая у Тэссая подзорную трубу и безуспешно пытаясь найти Кюдзо другим ее концом, – у него расширились зрачки?       – Я не успел заметить, – честно сказал Тэссай – едва опустившись на обшивку Столицы, страшно злой Кюдзо буквально катапультировался из обвязки, вызвав недоумение оставшихся наверху зрителей. – Почтительно прошу молодого господина бежать к флаеру прямо сейчас. Я задержу Кюдзо, гм, вдоха на три, а Хёго с Гоглом возьмут на себя механика.       Новый способ зарядиться адреналином – подойти к господину Кюдзо и спросить, не скучно ли ему – в деревне Канна не прижился. Все, кроме наиболее отчаянных сорвиголов (господина Горобея и господина Ситиродзи), предпочитали прыжки.