Смерть — это конец одной истории и начало другой. — Филипп Миллер
14 февраля 1999 г. Гермиона поправила шарф и засунула руки в карманы, сожалея, что ей не пришло в голову взять пару перчаток. Замерзшая трава хрустела под ее ногами, когда она отклонялась от тропы, извиваясь вокруг надгробий и памятников, выстроенных неровными узорами, многие из которых были изношены погодой и возрастом, а некоторые были совершенно новыми. Было около одиннадцати, и ночь, казалось, была самой темной, но тропы освещались различными лампами, некоторые из которых были близки к смерти и мерцали, а некоторые, казалось, мерцали, когда мотыльки танцевали вокруг них, как семена платана. Выглянув из-за вершины небольшого холма, она могла различить обнаженные ветви вяза, тянувшиеся к звездам, как молящие руки, она начала чувствовать, как эмоции переполняют ее горло. Эта часть кладбища была уединенной и одинокой, с большинством могил здесь столетней давности, но в то время это казалось уместным. Теперь Гермиона подумала, не предпочла бы Тонкс, чтобы ее похоронили в окружении других, ведь ей всегда нравилась компания друзей. Но тогда могилы не были друзьями. Они были чужими. И Гермиона знала, что, пока она была рядом с Ремусом, ей было бы все равно. Она бы сказала что-то вроде: «Я все равно мертва, какая мне разница, куда ты меня поместила? Я не собираюсь знать». Итак, Тонкс и Ремус были похоронены бок о бок под дружелюбным влиянием вяза, на этом огромном кладбище, недалеко от Теда Тонкса, Сириуса Блэка и Северуса Снейпа. Гермиона с трудом сглотнула, перебравшись через гребень холма, почти споткнувшись о корни дуба, сидящего на вершине, и схватилась за его ствол, чтобы удержать равновесие. Подняв голову, ее глаза искали могилу, которую она в первую очередь пришла навестить, но ее преградила какая-то фигура. Человек. Ее сердечный ритм ускорился до почти болезненной скорости, вибрируя вокруг грудной клетки, как заводная игрушка, а ее кулак сжал палочку в кармане. Война ничему ее не научила, если всегда сохранять бдительность. Она подумала, не сказала ли она Гарри или Рону, что приедет сюда сегодня вечером, но она знала, что нет. Она старательно заверила, что мальчики не узнают о ее полуночной поездке на кладбище, зная, что они захотят приехать, а она хотела сделать это одна. Вот почему она пришла так поздно; иметь роскошь уединения но, очевидно, кто-то решил это разрушить. Фигура была высокой, худощавой и определенно мужской. Его голова была опущена, но когда Гермиона начала понимать, что она узнала его силуэт, он поднял голову, и сияние луны отразилось от его печально известных светлых волос. Ее челюсть отвисла, когда поток эмоций сразу захлестнул ее; шок, возмущение, замешательство, отвращение. Она не могла видеть его лицо с того места, где находилась, но знала, что это Драко Малфой. Она вспомнила, как в последний раз видела его около пяти месяцев назад, когда Малфои предстали перед судом. Гарри высказался в их защиту, и она пошла за поддержкой, в то время как Рон отказался, настаивая на том, что Драко и его родители «заслужили гнить в Азкабане за то, что они сделали». Гермиона встала на сторону Гарри, слушая, как Нарцисса спасла ему жизнь и как Драко подвергался угрозам, но ей было нелегко. Было трудно устоять, учитывая все ужасные вещи, которые Малфои совершили перед войной и она изо всех сил пыталась относиться к Драко с чем-то меньшим, чем разочарование и презрение к его поведению в Хогвартсе. Может, он и не виноват, но по-прежнему оставался жестоким и предвзятым придурком. Это была непроизвольная реакция, но его присутствие здесь разожгло все отвращение, которое она испытывала к нему, когда они росли. Она не могла не почувствовать, что это была жестокая шутка; что он пришел, чтобы посмеяться над памятью тех, кто упал, и она сжала кулаки, когда покинула тень дуба и двинулась к нему длинными и возбужденными шагами. — Какого черта ты здесь делаешь? — потребовала она ответа, когда была в нескольких футах от него, наблюдая, как его плечи дернулись от удивления. Он медленно повернулся к ней, его поза была жесткой и оборонительной, но когда она увидела его лицо, она не смогла удержаться от расширившихся глаз. Он выглядел так иначе, как измученный мальчик, запертый в оболочке гордого человека; его черты были угрюмы и напряжены, когда он прикусил задние зубы. То, как он изучал ее, не было ни резким, ни холодным; его взгляд был просто пустым и все же каким-то напряженным, как будто он забыл, как она выглядела, и переоценивал ее, не намереваясь заботиться. Он вздохнул, и ледяной воздух побелел. — Грейнджер, — тихо поприветствовал он стоическим тоном. — Я спросила, какого черта ты здесь делаешь? — Я слышал тебя, — сказал он. — Я думаю, это довольно очевидно, почему я здесь. По той же причине, что и ты. Она усмехнулась. — Я очень в этом сомневаюсь. Я здесь, чтобы засвидетельствовать свое почтение… — Я тоже… — Не смей! — прервала она, подходя к нему ближе. — У тебя плохое чувство юмора. — Грейнджер, — нахмурился он. — Я здесь не для того, чтобы бы спорить. — Тебя вообще не должно быть здесь! — она яростно кричала, и почувствовала, как слезы текут по ее щекам. Она не была уверена, слезы это были разочарования или горя, но все слезы горят одинаково. — У тебя нет права здесь находиться! Его брови нахмурились. — Кто ты такая, чтобы решать, кто… — Я была ее другом! — она оборвала его голосом, слегка дрожащим от волнения. — У тебя нет причин быть здесь! Ты даже не знал ее, когда она была жива! — Возможно, это дает мне больше причин быть здесь, — возразил он. Он засунул руку в перчатке в карман своего пальто, а Гермиона поспешно вытащила палочку, дрожащей рукой направив ее на него. Он колебался на мгновение, его отсутствующий взгляд переключался между ее глазами и палочкой, а затем он медленно вытащил единственную черную розу. Наклонившись, он положил его на могилу Тонкс, и Гермиона смотрела на него с полным недоумением, пока он бормотал что-то бессвязное, прежде чем подняться в полный рост. Снова изучая ее этим отстраненным взглядом, он снял перчатки и бросил их ей, Гермиона инстинктивно схватила их свободной рукой. Она взглянула на них, но быстро подняла на него свои подозрительные глаза, ища объяснения на его бесстрастном лице. — Твои руки практически посинели, — сказал он ей, а затем повернулся и ушел. Когда она смотрела ему в спину, пока он не исчез из поля зрения, вся враждебность, которую она чувствовала по отношению к нему, казалось, улетучилась, и странное чувство, которое было очень похоже на вину, заняло свое место в ее груди. Внезапный сдвиг в ее темпераменте был настолько резким, что она чуть не окликнула Малфоя, но поймала себя на том, что задалась вопросом, было ли то, как она напала на него, слишком безжалостным или полностью оправданным, учитывая их историю. Больше всего ее потрясло нежелание Драко кричать на нее. Во время их пребывания в Хогвартсе он всегда с таким остроумием и резкими камбэками хотел вступить в яростный спор, как будто это был спорт, но, вспоминая их ссору, казалось, что он сделал все, чтобы избежать этого. Покачав головой и вспомнив, зачем она здесь, она повернулась к могиле Тонкс, и слезы потекли, как дождь. Присев на колени перед могилой, она почувствовала вкус соли в уголках рта и испустила судорожный вздох. Все цветы, покрывавшие могилы Тонкс и Ремуса с момента их похорон, увяли или сгорели из-за февральских морозов. Единственным признаком траура теперь была одинокая роза Драко, и на мгновение она подумала о том, чтобы переместить ее, все еще не зная, что она думает о его странном поведении. Но она позволила этому быть. — Я скучаю по тебе, — прошептала она надгробию, подняв палочку, чтобы вызвать венок из альта и подснежника. — С днем рождения.***
14 февраля 2000 г. Гермиона оперлась на дуб и вздохнула. По крайней мере, на этот раз она не забыла надеть перчатки. Малфой снова был здесь, и она могла различить форму розы, свисавшей с его пальцев. В прошлом году ее мысли много раз возвращались к их конфронтации, и она задавалась вопросом, вернется ли он сегодня снова, и почему он вообще посетил могилу Тонкс. Она даже пыталась представить, что могла бы сказать ему, но так и не пришла к выводу о том, что было бы уместно, и, возможно, именно поэтому ее не особенно шокировало его присутствие, но странный узел нервов поселился у нее в животе, она подошла к нему. Когда она была в нескольких шагах от него, он равнодушно взглянул на нее через плечо, как будто ожидал, и она рассеянно заметила, что его черты лица все еще безжизненны, а глаза по-прежнему пусты. — Ты снова здесь, — пробормотала она, отчитывая себя за очевидное. — Я имею в виду, я не была уверена, что ты… — Ты собираешься снова кричать? — он перебил ее, но в его голосе не было зла. — Потому что я уйду через минуту. — Нет, нет, все в порядке, — быстро сказала она. — Я… э… я хочу извиниться за то, как я разговаривала с тобой в прошлом году. В этом не было необходимости, и я был расстроена, и… да, мне очень жаль. Она была удивлена, обнаружив, что на самом деле извинялась, и, судя по тому, как брови Драко приподнялись на его лбу, он тоже был удивлен. Прикусив нижнюю губу и чувствуя себя немного глупо, пока он продолжал молча смотреть на нее, она почти пожалела, что не повторила свои предыдущие действия, и просто не накричала на него, пока он не убежал. — Знаешь, — наконец пробормотал он. — Большинство людей сказали бы, что это я должен был извиниться… — Ты не кажешься мне человеком, который часто извиняется. Его глаза на мгновение оживились, и он почти усмехнулся. — Я не… — Ну, обычно я тоже, — продолжила она, неловко поправляя свое пальто. — Но я не имела права говорить тебе, чтобы ты уходил… — Значит, ты не возражаешь против того, чтобы я был здесь? Она воспользовалась моментом, чтобы обдумать его вопрос, решив, что это был один из самых странных моментов, которые она могла вспомнить в своей жизни. И это о чем-то говорило. Какая-то часть ее мозга кричала, чтобы она снова попросила его уйти, но, как это часто бывало, ее любопытство было намного громче, и она поняла, что глубоко заинтригована его причинами, по которым он здесь. Ей также было любопытно его поведение, которое, как она решила, можно было считать вежливым, и вопреки здравому смыслу она пожала плечами. — Это свободная страна, — сказала она после долгой паузы. — Ты можешь делать, что хочешь. Он кивнул и снова посмотрел пустым взглядом на могилу Тонкс, и они некоторое время оставались такими, не разговаривая, даже не двигаясь, когда вокруг них бился холодный ветер. Тишина была отнюдь не комфортной, и от желания ее нарушить у Гермионы пощекотался язык, но Драко заговорил первым. — Расскажи мне что-нибудь о ней, — внезапно попросил он, не сводя глаз с надгробия. — Что ты… — Просто расскажи мне что-нибудь о ней, — снова сказал он. — Что-нибудь. Брови Гермионы наморщились, когда она говорила. — Ну, она была аврором, и она была потрясающим дуэлянтом. Она была такой храброй… — Нет, не так, — остановил он ее. — Великие дела делают людей героями, а не люди. Скажи мне что-нибудь маленькое. Она снова замолчала, задумчиво потерла губы. — Ну… ей нравилась маггловская музыка, вроде Битлз… — Меньше, — прервал он, выжидающе взглянув на нее. — Какой она пила чай? Гермиона недоуменно моргнула. — Она не любила чай. Она пила только кофе; черный с одним сахаром. — Что еще? — Она… гм… она ненавидела джем, поэтому на тостах было только масло, но она предпочитала чайные пирожные. Он склонил голову, как будто собирал информацию, и покрутил розу между пальцами. — Что-то другое. — Она любила коричневый соус, — отстраненно продолжила она. — Раньше она наносила его на все. Даже такие вещи, как стейк и паста… — ее голос дрогнул, и она зажмурилась, когда они начали болеть от неизбежных слез. — Боже, я скучаю по ней. Она не собиралась говорить это вслух, но вот оно, сидя в воздухе между ними, практически умоляя его посмеяться или осудить, и она сразу почувствовала себя уязвимой и смешной. Она отвернулась от Драко, дожидаясь, пока ветер утихнет ее слезы, прежде чем повернуться к нему, готовая бросить вызов той насмешке, которая жадно щекотала кончик его языка. Но когда она открыла глаза, она обнаружила, что Драко на самом деле смотрит на нее, почти зацикленный на ней, как будто он пытается запомнить каждый дюйм ее выражения и оставить шрам на своем мозгу, и она вздрогнула от его интенсивности. — Почему ты здесь, Малфой? — прямо спросила она, на самом деле не ожидая ответа, но чувствуя необходимость что-то сказать. Она, вероятно, уже должна была понять, что бесполезно пытаться предсказать что-нибудь, что сделает Драко Малфой. — У меня нет братьев и сестер, и она была моей единственной двоюродной сестрой, — ровно сказал он, но в его голосе был особый оттенок, который очаровывал, и Гермиона затаила дыхание. — Это было то же самое для нее; никаких братьев и сестер, и я был ее единственным двоюродным братом. — Я не понимаю. — Я думаю, ты прекрасно понимаешь, если у тебя нет братьев и сестер, — возразил он. — Но у тебя нет кузенов, с которыми у тебя хорошие отношения? Она покачала головой. — Нет, у меня нет кузенов. — Тогда я уверен, что ты понимаешь, — пробормотал он. — Вероятно, поэтому ты и Поттер так близки. Я считаю, что у нас с ней были бы совсем другие отношения, если бы мы были воспитаны в разных обстоятельствах. Гермиона смотрела на него с открытым ртом и широко открытыми глазами, как будто он говорил на языке, которого она не понимала, и в некотором смысле так и было. — Почему ты мне это сказал? — она спросила. — В самом деле, почему ты вообще… вежлив со мной? Когда его глаза на этот раз переместились на нее, его тело последовало за ним, и он постучал указательным пальцем по одному из шипов розы. — У нас с тобой больше общего, чем у них, — сказал он, кивая головой в сторону могил. — Мы истекаем кровью и дышим одинаково, и, возможно, это все, что имеет значение в конце концов. Прежде, чем мы присоединимся к ним. — Хорошо, — неуверенно пробормотала она. — Это загадочный и мрачный способ сказать мне, что ты больше не веришь этим кровавым предрассудкам? Что ты усвоил урок? — Что-то в этом роде, — сказал он, и его губы изогнулись в полуулыбке. — Если ты из всех людей называешь меня загадочным, Грейнджер, мне интересно, стоит ли мне беспокоиться. Гермиона почти улыбнулась, но уловила это. Это было бы слишком сюрреалистично. — Это то, почему ты действительно пришел сюда? — спросила она суровее, чем предполагалось. — Знаешь, Малфой, ты не найдешь искупления на кладбище. Его полуулыбка исчезла, и он выпрямил спину. — Я не ищу искупления, Грейнджер. Я просто ищу передышку. С этими словами он уронил черную розу на могилу Тонкс, повернулся на каблуках и ушел почти так же, как и в прошлом году. И снова Гермиона лишилась дара речи, ее глаза следили за ним, пока он не скрылся из виду, и это странное чувство вины снова забивало ее желудок. Собравшись с мыслями, она повернулась к могиле Тонкс, опустилась на колени и поправила розу Драко в более осознанном положении. — Твой кузен очень сбивает с толку, — вздохнула она. Со слезами, скатывающимися по ее щеке, она наклонилась вперед и провела пальцами по буквам эпитафии. В память о Нимфадоре Люпин Тонкс 14 февраля 1973 г. — 2 мая 1998 г. Дочь, Мать, Жена и Друг Белла Детеста Матрибус***
14 февраля 2001 г. Зима в этом году пришла поздно, и все еще оставалось небольшое количество снега, посыпанного вокруг кладбища, украшавшего надгробные камни, как глазурь. Гермиона и Драко стояли в тишине около десяти минут, когда она взглянула вниз и заметила, что рука, в которой он держал черную розу, была голой. Засунув руку в карман пальто, она вытащила пару перчаток, которые он одолжил ей при их первой встрече. — Вот, — сказала она, предлагая их ему. — Твои руки посинели. Он приподнял бровь, прежде чем потянулся, чтобы взять их, их пальцы на мгновение коснулись, и Гермиона вздрогнула от этого контакта. Ему было так холодно, что он был горячим, и ее кожа на мгновение почувствовала ожог от его прикосновения. — И тебе потребовалось всего два года, чтобы вернуть их, — пробормотал он, переводя взгляд на могилу Тонкс, прежде чем он заговорил снова. —Лучше поздно, чем никогда. Гермиона почувствовала, как к ним приближается новая тишина, и бросилась ей препятствовать. — Можно вопрос? Драко повернул голову в ее сторону, рассматривая ее с легким замешательством, прежде чем медленно кивнул. — Вперед, продолжай. — Почему ты пришел сюда сегодня? — Полагаю, по тем же причинам, что и ты, — пожал он плечами. — Это ее день рождения, но я полагаю, что большинство людей приезжают в день ее смерти. Едва ли есть много людей, которые предпочли бы провести день святого Валентина на кладбище, и я предпочитаю побыть один. — Но ты не одинок, — отметила она. — Я тоже здесь. Его губы дернулись. — Возможно, я не против твоего присутствия, — тихо сказал он, но Гермиона едва успела обдумать его признание, как он снова заговорил. — Что именно Уизли думает о том, что ты проводишь здесь вечер святого Валентина? — Гм… ну, он…ммм, — неуклюже заикалась она, все еще находясь под впечатлением от его предыдущего замечания. — На самом деле он не знает, что я приезжаю сюда. — Он этого не знает? Ты вырубила его ступефаем или что-то в этом роде? Она не могла сдержать вырвавшийся из нее короткий смех. — Нет, я все равно никогда не была поклонником Дня святого Валентина. Если ты кого-то достаточно любишь, тогда однажды не должно быть такого большого дела и повода, чтобы выразить это. Я просто говорю Рону, что работаю. — Почему бы тебе не сказать ему, что ты приходишь сюда? — спросил Драко. — Потому что я знаю, что он захочет приехать, — объяснила она. — И это как ты сказал; я предпочитаю быть одной. — За исключением того, что ты не одинока. Она без энтузиазма улыбнулась ему и пожала плечами. — Возможно, я тоже не против твоего присутствия. Тишина, охватившая их на этот раз, была почти комфортной, и Гермиона нашла время, чтобы заметить, что Драко выглядел намного здоровее, чем в прошлый раз, когда она видела его. В то время как его кожа была все еще бледной, как фарфор, он выглядел каким-то свежим, и там, где его глаза когда-то были мертвыми, теперь светился отблеск жизни, как будто он действительно поглощал виды и звуки своего окружения. Как будто он действительно мог ее видеть. Намеки и изменения были слабыми, но они были, и по какой-то причине их обнаружение успокоило ее. — Расскажи мне что-нибудь о ней, — сказал Драко. — Ее любимым цветом был фиолетовый. — Что-то другое. — Ее любимым вкусом бобов Берти Ботта был зефир. — Что-то другое. Гермиона заколебалась и посмотрела ему в глаза. — Я думаю, она была бы счастлива, если бы ты так навещал ее. Его бровь скептически опустилась, но он не ответил. Они оба повернулись, чтобы безмолвно пялиться на надгробие Тонкс, и Гермиона проглотила узел эмоций, застрявший у нее в горле. Слезы, которые текли по ее ресницам, отличались от прошлогодних, и она поспешно вытерла их рукавом, но держать их в секрете было тщетной попыткой. — Почему ты плачешь? — спросил Драко. Она вдохнула, чтобы голос стал тише. — Я плачу не потому, что скучаю по ней, а потому что чувствую себя виноватой. Он нахмурился и, казалось, нашел момент, чтобы обдумать ее признание. — Время — инструмент для адаптации и принятия, — сказал он отстраненно, как будто вообще разговаривал не с ней. — Ты не должна чувствовать себя виноватой из-за того, что смирилась с этим. Ты не предназначена для того, чтобы быть поглощенной трауром. Ты боец, Грейнджер. Ты это знаешь. Его слова были почти физическими, как будто она действительно чувствовала их тяжесть, омывающую ее теплом, каким-то образом успокаивающим. Выпустив дыхание, которое, как она и не подозревала, сдерживала, она уставилась на него и изучила его мрачное выражение на предмет каких-либо признаков обмана или обмана, но ничего не нашла. — Ты такой другой, — прошептала она, прочищая горло, когда Драко бросил на нее неуверенный взгляд. — Я имею в виду, что ты… ты сильно изменился, и я говорю это как комплимент. — Ты не сильно изменилась. — Это хорошо? — Это не было негативным комментарием, — сказал он ей, отводя глаза. — Итак… я полагаю, это тоже будет считаться комплиментом. Она улыбнулась. — Тогда спасибо. Он признал, склонил голову, а затем начал свою обычную процедуру с черной розой, наклонившись, чтобы положить ее на могилу Тонкс. Поднявшись, чтобы встать, он задержался на мгновение, глядя на Гермиону своим разочаровывающим непонятным взглядом. — Увидимся в следующем году, — просто сказал он и ушел. Дождавшись, пока не стихнут звуки его снежных шагов, Гермиона задумчиво посмотрела на надгробие Тонкс, и ее улыбка расплылась еще дальше по ее щекам. — Он не так уж и плох, не так ли?***
14 февраля 2002 г. Гермиона изучила лицо Драко из-под своих низких ресниц; впалые щеки и серо-голубые мешки на глазах. Он был бледен, но не в той манящей манере фарфоровой куклы, и она не могла сказать, похудел ли он или его лицо выглядело таким изможденным из-за того, что он сильно сжимал челюсти, и, вероятно, так было уже несколько недель. Она, конечно, читала все статьи в газетах и ожидала некоторого физического изменения в его внешности, но на самом деле он выглядел лучше, чем она ожидала, и это было еще более тревожно. Они не произнесли ни слова с тех пор, как она присоединилась к нему у могилы Тонкс, что не было необычным, учитывая их прошлые встречи здесь, но сегодня тишина была клаустрофобной, и Гермиона отчаянно пыталась ее нарушить. — В этом году теплее, — пробормотала она. — Тебе не кажется? — Ты хочешь обсудить погоду? — спросил он почти укоризненным тоном. — Ты как британка, Грейнджер. Она поджала губы. — Я просто пыталась… — Не стоит ходить вокруг темы на цыпочках, — сказал он. — Меня чертовски раздражает, когда люди так поступают. — Ладно, — вздохнула она, нервно перенося вес. — Я слышала о твоем отце, и мне очень жаль. — У тебя нет причин, — перебил он ее. — Ты ненавидела его, и эта ненависть была оправдана. Нахмурившись, она повернулась к нему всем телом. — Независимо от того, что я чувствовала к твоему отцу, я думала о тебе, когда услышала новости, и я действительно соболезную твоей потери. Он поднял голову и прищурился, глядя на нее, ища в ней любой намек на неискренность. Видимо удовлетворенный, он кивнул, и его черты лица немного смягчились. — Я в порядке, Грейнджер. Это было несколько месяцев назад, и это не было неожиданностью. Некоторое время он болел. — Я знаю, но пресса была… не очень хороша… — Это было ожидаемо, — пробормотал он. — Кстати о новостях, я слышал о тебе и Уизли. Ее глаза расширились. — Да хорошо… — Я не сожалею. — Э…прости? — она заикалась. — Мне не жаль, что ты и Уизли расстались, — легкомысленно сказал он. — Это был лишь вопрос времени, когда здравый смысл настигнет тебя. Уизли нужна мать, а не любимая, а ты слишком независима и амбициозна, чтобы играть эту роль. Гермиона открыла рот, пытаясь собраться с мыслями. — Извини, Драко, но ты недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы делать такие предположения. — Не так ли? — он бросил вызов. — Я знаю тебя столько же, сколько Поттер и Уизли. Возможно, не так близко, но сказать, что я тебя не знаю, неправильно. — Но я… — Нет другой причины, по которой ты рассталась с Уизли? — Мы просто разошлись, — защищаясь, сказала она. — Мы были в разных местах. — У тебя были цели, которые не соответствовали его, — понимающе прервал он. — Что действительно только подтверждает мою точку зрения о твоих амбициях. Тебе не нужно так защищаться, Грейнджер, это было неизбежно, что вы двое не сработаетесь. Она скрестила руки на груди. — С каких это пор ты так чертовски наблюдателен и хорошо разбираешься в отношениях? — Я не… — сказал он, делая паузу, чтобы ухмыльнуться. — Я просто вижу несоответствие, когда вижу одно… — Я хочу, чтобы ты знал, что наши отношения были хорошими, когда мы были вместе. — Хорошими? — повторил он. — Разве это не синоним утомительного разговора об отношениях? Ее лицо сморщилось от разочарования. — Знаешь, ты… — Я не понимаю, почему ты так обиделась, — снова прервал он. — На самом деле я делаю тебе комплимент, обсуждая твои амбиции. Я слышал о работе, которую ты выполняешь в Министерстве. Очень впечатляет. — О, — пробормотала она, на мгновение измученная. Опять таки. — Что ж, спасибо, но я все еще не согласна с тем, что ты говоришь о моих отношениях с Роном. И мне не очень комфортно говорить об этом с тобой. Без обид. Он пожал плечами. — Ничего. Ты бы предпочла, чтобы мы забыли эту тему? — Я бы… — Меня устраивает. Я не считаю Уизли воодушевляющей темой для обсуждения. Она закатила глаза. — Знаешь, Рон хороший. — У меня есть еще один последний вопрос по этому поводу, — быстро сказал он. — А потом мы можем поговорить о чем-то другом, если это не мой отец. Гермиона рассеянно подумала, убьет ли любопытство ее. — Вперед, продолжай. — Как ты думаешь, ты с Уизли снова сойдетесь? Она определенно не ожидала этого, и она была уверена, что выражение ее лица говорило ему об этом. — Гм, нет, — нерешительно призналась она. — Наши романтические отношения окончены навсегда, и как бы это ни было грустно, я не могу не чувствовать себя немного…ну… — С облегчением, — закончил он за нее. Намек на то, что он чувствовал то же самое по поводу смерти Люциуса, висел между ними, как их туманное дыхание, и Гермиона просто кивнула с пониманием, чувствуя, что об этом лучше не говорить. Последовавшая тишина не была ни удобной, ни резкой; он просто был там, пока не исчез, как они и все остальное. — Расскажи мне что-нибудь о ней, — предсказуемо попросил Драко, наклоняя голову к надгробию. — На самом деле, я помню, ты упомянула что-то о музыке, которая ей нравилась, и ты упомянула группу? Жуки или что-то в этом роде? — Ошибка…- она ахнула. — Разве это не то, что ты… — Битлз, Драко, их называют Битлз. Он склонил голову и скучно посмотрел на нее. — Достаточно близко.» — Это определенно не так, — упрямо возражала она. — Битлз были революционной группой, которая полностью изменила маггловскую музыку. — На случай, если ты не заметила, Грейнджер, — медленно сказал он. — Меня не воспитывали не так, чтобы я интересовался маггловской культурой. Она нахмурилась. — Хорошо, подчеркну. В любом случае, Тонкс любила их. Думаю, ее отец, должно быть, познакомил ее с ними. Ее любимой песней была «Я хочу держать тебя за руку». — Похоже на какую-то легкомысленную балладу. — Это не так. Вообще-то, подожди, я думаю, я могла бы…- она замолчала и потянулась, чтобы порыться в своей сумке, извлекая небольшой предмет. — Да, вот и ты. Драко подозрительно посмотрел на незнакомый предмет. — Что это за хрень? — Это портативное маггловское устройство для воспроизведения музыки, — объяснила она, доставая палочку. — У меня есть песня. Если я наложу быстрое заклинание, она должна сыграть… — Грейнджер, это действительно необходимо? — Ой, тише, это пародия, ты же раньше не слышал их музыку, — сказала она ему, победно усмехнувшись, когда заиграл вступительный рифф. —Видишь, это явно не баллада, не так ли? Он не ответил, и она не заметила циничного выражения, которое, как она подозревала, украло его лицо, когда она кивнула в знакомый ритм. Позже, когда она была одна в постели, она задавалась вопросом, когда она начала чувствовать себя комфортно в присутствии Драко; достаточно комфортно, чтобы она погрузилась в музыку и начала подпевать текстам. » Я хочу держать тебя за руку. И когда я прикасаюсь к тебе, я чувствую себя счастливым… » Ее голос стих, когда она заметила, что Драко наблюдает за ней с явным весельем, ухмылка на его губах была почти улыбкой. Она почувствовала, как румянец согревает ее щеки, она откашлялась и выключила музыку, опустив глаза, чтобы скрыть смущение. — Да, ну… ты понял. — Почему ты остановилась? — спросил он с ухмылкой. — Это было еще то шоу… — Ой, заткнись. Во всяком случае, это была ее любимая песня. — Ты сама, кажется, любила это, — пошутил он. Она поджала губы. — Ты так бесишь. — Ты очаровательная. В тот момент, когда слова были брошены, его лицо снова превратилось в стойкую маску, в то время как Гермиона ахнула, а ее рот в шоке сорвался с петель. Она моргнула и с любопытством изучила его, сканируя лицо в поисках намёка на дискомфорт или шутку, но он просто стоял так же невозмутимо, как всегда, и она задавалась вопросом, сказал ли он это вообще. — Мне очень жаль, — сказала она. — Что ты только что сказал? — Ничего важного, — твердо ответил он, протягивая руку и бросая черную розу на могилу Тонкс. Он снова повернулся к Гермионе, его глаза были такими мягкими, как она когда-либо видела, и она затаила дыхание, ожидая, когда он заговорит. Она могла видеть, как его руки ерзали по бокам, его кулаки сжимались и разжимались, как будто он не знал, что с ними делать, и на мгновение ей показалось, что он может протянуть руку и прикоснуться к ней. Но затем его безразличный вид вернулся, и она знала, что момент прошел. — Спокойной ночи, Грейнджер, — сказал он и пошел прочь. — Спокойной ночи, Драко.***
14 февраля 2003 г. Он опоздал. Она всегда приходила на кладбище к одиннадцати вечера, и он всегда был там до ее прихода. Всегда. Это было то, чего она и ожидала, поэтому, когда сегодня вечером его силуэт не задержался у могилы Тонкс, она сразу почувствовала себя встревоженной. Ее грудь похолодела от беспокойства, когда она задавалась вопросом, не случилось ли что-то с Драко, а затем она почувствовала беспокойство, подумав, что, возможно, он просто устал оплакивать мертвых. Хуже всего было то, что она чувствовала, что у них есть незаконченные дела со дня последнего дня Святого Валентина, и это крутилось у нее в голове последние двенадцать месяцев, всплывая в ее голове в неожиданные и неподходящие моменты. Она даже подумывала о том, чтобы попытаться связаться с ним, но всегда отговаривала себя от этого. Как бы странно и жутко это ни звучало, кладбище каким-то образом стало их секретным убежищем, и она задалась вопросом, не нарушит ли она какой-то неписаный договор между ними, если она попросит о встрече за пределами этого места. Она вздрогнула, когда услышала шаги позади себя, но ее охватило облегчение, когда она увидела, что Драко идет к ней, его плечи опустились, а рука была в кармане. Она обнаружила, что приветствует его теплой улыбкой, когда он остановился рядом с ней. — Я не была уверена, что ты придешь. — Я задержался, — сказал он ей. — Проблемы с работой. — Понятно, — тихо сказала она. Он вопросительно приподнял бровь, глядя на нее. — Что случилось, Грейнджер? Ты бы скучала по мне, если бы я не появился? — Я была…разочарована, когда тебя здесь не увидела, — призналась она, покраснев, когда его глаза немного расширились. — Ну…здесь одиноко, и мне очень… хотелось бы встретиться здесь с тобой. Выражение его лица оставалось слегка ошеломленным, когда он смотрел на нее. — Ты говоришь, что тебе нравится моя компания? — Думаю, да… — застенчиво кивнула она. — Я была озадачена, когда тебя здесь не было. Ты всегда приходил раньше меня. — Как я уже сказал, у меня были проблемы с работой. Министерство пыталось приобрести эксклюзивные права на мои запасы ингредиентов для зелий, и они решили… — Ты не собираешься издеваться надо мной за то, что я призналась, что мне нравится твоя компания? — внезапно спросила она. — Почему я должен? — он ответил. — Пару лет назад мы выяснили, что я не возражаю против твоего присутствия, а ты не против моего. — Есть большая разница между тем, чтобы наслаждаться чьим-то присутствием и быть равнодушным к нему. Его черты слегка изменились, как будто он пил ее. — Да, конечно, есть. Она тревожно закусила нижнюю губу. — Могу тебя кое-что спросить? — спросила она, ожидая, пока он кивнет. — Что ты обычно делаешь перед тем, как я приду сюда? — Я жду тебя. Это застало ее врасплох, но она снова улыбнулась, прежде чем смогла с этим справиться, тепло собиралось в ее груди, когда она почти нежно изучала его. Он смотрел на нее нечитаемым взглядом, но когда она подумала, что он упал на ее губы, пульс немного ускорился, и в горле пересохло. — Расскажи мне что-нибудь о себе, — сказал Драко. Гермиона вздрогнула и взглянула на могилу Тонкс. — Разве ты не имеешь в виду ее? — Нет, ты. Расскажи мне что-нибудь о себе. Она подумала о том, чтобы возразить или сменить тему, но решила посмотреть, к чему это приведет. — Мой любимый цвет… — Синий, — закончил он. — Я знаю это. — Что…ты знаешь? — Конечно, — сказал он, пожав плечами. — Мы уже обсуждали, что знаем друг друга очень давно. Фактически, более десяти лет. Я знаю, что твой любимый цвет — синий. — Но как? — она спросила. — Я никогда… — На Святочный бал ты была одета в синее, единственное украшение, которое я когда-либо видел, что ты носила более одного раза, — это синий браслет, у тебя всегда синие перчатки, — небрежно перечислил он. — На самом деле это просто здравый смысл. Ты, наверное, тоже знаешь мой любимый цвет. Гермиона не решалась внимательно его изучать. — Обычно ты носишь черный и серый цвет, но твой любимый цвет — зеленый. У тебя зеленый шарф, а на кольце есть изумруды. Однако, я чувствую, что должна сказать, что это довольно банально и стереотипно; цвета слизеринца. Он пожал плечами. — Но ты все еще это знаешь. Расскажи мне о себе что-нибудь, чего я не знаю. Она много думала, вертела в голове идеи и отвергала их, когда считала их слишком очевидными или незначительными. Все это время Драко смотрел на нее выжидающе, его челка падала ему на глаза, когда он склонял голову, и Гермиона поняла, что он стоял довольно близок к ней. — Я боюсь темноты, — наконец призналась она. — С детства. Если я одна в постели, мне нужно оставлять лампу включенной. Казалось, он на секунду задумался над ее словами, кивнув, как будто ее ответ был удовлетворительным. — Я наоборот, — сказал он. — Мне трудно спать при любом свете в комнате. Скажи мне еще что-то. На этот раз она была быстрее. — У меня довольно нездоровое пристрастие к чаю, — сказала она ему. — Я пью около четырех чашек в день. — Опять же, я наоборот. Я терпеть не могу чай, — ответил он со слабой ухмылкой. — Что-то другое. Она опустила глаза и приготовилась к следующему признанию. — Мне все еще снятся кошмары о войне. Его ухмылка исчезла. — Тогда у нас это общее. — У тебя они тоже есть? — Я думаю, у многих из тех, кто был вовлечен они есть, — вздохнул он. — Но да, знаю. Иногда о тебе. — Обо мне? — В течение последних нескольких лет, да. Я предполагаю, это потому, что наши отношения в последнее время стали несколько… дружескими, — пояснил он низким тоном. — Мне снятся кошмары о том, что Беллатриса сделала с тобой в поместье. Она вздрогнула, когда воспоминания вторглись в ее голову, как громовая гроза, сотрясающая пещеры ее черепа. — Драко… — Я должен был вмешаться… — Я понимаю, почему ты этого не сделал, — искренне заверила она его. — Ты не мог. Я никогда не винила тебя в том, что случилось. Его губы дернулись, а челюсти сжались. — Тогда есть еще кое-что, что у нас нет общего. В глазах Драко было раскаяние, в изогнутом изгибе его рта, и Гермиона была очарована его подлинностью. Она не могла припомнить, чтобы когда-либо видела его таким за все годы, когда знала его; сдутый и обнаженный так, как она представляла, что видела только его мать, и это что-то пробудило в ней. Она, вероятно, никогда не узнает, почему желание поцеловать его в щеку так внезапно поразило ее. Даже когда Гарри и Рон чувствовали себя подавленными, она обычно обнимала их, но редко чмокала в щеку, но вот она, наклонившись вперед, коснулась губами кожи Драко, как будто это было самой естественной вещью в мире. Но ее движения, должно быть, привлекли его внимание, и он повернулся к ней лицом, заставив ее сморщенные губы коснуться его уголка. Гермиона осознала свою ошибку слишком поздно, позволив поцелую задержаться рядом со слабой вмятиной на его неглубокой ямочке, когда момент ее настиг, но затем она отстранилась и резко вдохнула. Их лица были так близко, может быть, на дюйм или около того, и Гермиона осторожно посмотрела на него сквозь пелену своих ресниц. Она ожидала, что он будет выглядеть возмущенным или обиженным, но его черты лица были расслаблены, его глаза были прикрыты, но он внимательно наблюдал за ней, оценивая ее. Его взгляд спустился к ее слегка приоткрытым губам, и она подумала, что он собирается ее поцеловать. Она ждала; одна, две, три секунды, но затем момент ее настиг, и она быстро отошла от него, снова навстречу холодному ветру. — Я… прости, — заикалась она, заправляя распущенную прядь волос за ухо. — Это было… наверное, неуместно с моей стороны. Прежде чем заговорить, Драко облизал губы, медленно прикоснувшись языком. — Неуместно из-за того, где мы находимся, или потому, что это я? — Гм, я думаю, немного и того и другого. Он кивнул и сделал шаг к ней, и она почувствовала его горячее дыхание на своем лице. — Почему ты думаешь, что это было неуместно из-за того, что это я? — Я не знаю, — тихо сказала она. — Я не должна была предполагать, что тебе понравится этот… жест… — Поцелуй. — Это был не совсем поцелуй, — без энтузиазма возразила она. — На самом деле это было больше похоже на… — Семантика, — пробормотал он, наклоняя голову ближе к ней. — И для протокола, предоставь мне решать, что мне было удобно, а что нет. Гермиона резко вдохнула, когда он наклонил голову ниже, ее пульс стучал в ушах, учащалось сердцебиение, и ее тело замерзало, она ждала… чего-то. Но он просто повторил ее предыдущие действия, прикоснувшись к уголку ее губ в продолжительном поцелуе. Нет. Прикоснулся. Она закрыла глаза и вздохнула, сдерживая дыхание, и наклонила лицо, но как только она почувствовала мягкость его губ на своих, он отстранился. — Тебе это было комфортно? -он спросил. Ее щеки были невероятно горячими, но затем он снова наклонился, и кровь прилила к ее голове, когда она поняла, что он собирается ее поцеловать. Ее рот открылся, и его дыхание обдало ее язык, но затем реальность ударила ее по лицу, она поспешно отшатнулась от него. Тяжело дыша и глядя в землю, она заставила землю поглотить ее, а затем задалась вопросом, не было ли слишком темно, когда вокруг нее, под ее ногами, были люди. Она заставила себя посмотреть на него, но это не имело большого значения; его первозданная маска безразличия вернулась на место. — Тогда я приму это как отказ, — спокойно сказал Драко, залезая в карман. Он вытащил розу, но лепестки были ярко-красными, а не обычными черными, и он протянул ее, практически проталкивая ее ей в руку, когда она не решалась взять ее. — С Днем святого Валентина, Грейнджер. Волосы на затылке Гермионы встали дыбом, он прошел мимо нее, слегка ударившись об её плечи, и она полностью потеряла дар речи. Она подождала, пока его шаги не оказались вне пределов слышимости, прежде чем двинуться, чувствуя легкое ошеломление, она подняла розу, чтобы полюбоваться ее красотой. Осторожно поглаживая малиновые лепестки кончиками пальцев, она вздрогнула, когда уколола большой палец о шип, и почувствовала себя очень одинокой. Смущенный. И запутавшейся.***
14 февраля 2004 г. В этом году снова выпал снег, и, когда Гермиона вошла на кладбище и пошла по знакомой тропе, она почувствовала, как у нее в животе начинает набухать тяжелый узел нервов. Их странная встреча в прошлом году практически не давала ей покоя последние двенадцать месяцев, и она безжалостно ругала себя за неправильную расстановку приоритетов. За последний год она неоднократно напоминала себе, что посещение Тонкс было ее главной заботой, и говорила себе, что постарается забыть то, что случилось с Драко. Вернее, то, что с ним не случилось. Она изо всех сил пыталась затмить это воспоминание, но, несмотря на все ее попытки притвориться, что на нее ничего не повлияло, ей было трудно игнорировать то, что между ними возникла неоспоримая искра; жгучая интрига и связь, которые не имели смысла, но были слишком резкими и поразительными, чтобы их можно было игнорировать. Желание связаться с ним до сегодняшнего дня безжалостно беспокоило ее, но она сопротивлялась, мотивируя это тем, что такая зацикленность на поцелуе, которого никогда не было, было далеко не здоровым и логичным. Тем не менее, она не могла избавиться от беспокойства, не в силах определить, ожидала ли она встречи с Драко или боялась этого. Она нахмурилась, когда заметила, что он прислонился к дубу, его призрачное дыхание висело в воздухе, когда она приближалась с этим узлом, нервы практически готовы сейчас лопнуть. Он слегка приподнял голову, чтобы поприветствовать ее, выражение его лица осталось прежним, за исключением легкого подергивания челюсти. — Почему ты не у Тонкс? — спросила Гермиона — Я пришел не к ней, — сказал он. — Я пришел к тебе. Ее сердце забилось у нее в горле, но она цеплялась за свой разум и смотрела мимо него. — Ну… что ж, тогда тебя здесь вообще не должно быть. Я здесь, чтобы засвидетельствовать свое почтение моему другу… — Ты говоришь так, как в первый раз, когда мы встретились здесь, — проворчал он, закатывая глаза. — Я думал, что мы отошли от всего этого… — Драко, я здесь не для того, чтобы развлекаться, в какую бы игру ты ни играл. — Я не играю, Грейнджер. Просто незаконченное дело. Она тяжело сглотнула. — Если ты хотел… обсудить что-то, почему ты не связался со мной? — По той же причине, по которой ты не связалась со мной. Я размышлял, была ли наша последняя встреча разовым моментом неверной оценки или… или катализатором, — он сделал паузу и потер губы. — И как бы это ни было запутано, встреча здесь как-то более уместна для нас. — Это не законная причина. Он пожал плечами и отошел от дуба. — Возможно, нет, но в этом есть смысл, не так ли? — Ты такой придурок, — отругала она. Она попыталась пройти мимо него, но он преградил ей путь. — Убирайся с моей дороги, Драко. — В чем твоя проблема? — Не смей… —Нет, давай, Грейнджер, — настойчиво настаивал он. — Тебе явно есть что сказать… — Я хотела бы сказать несколько вещей. — Ну, тогда продолжай! — подстрекал он. — Давай, Грейнджер! Почему ты так зла, когда… — Потому что, ты только ушел в прошлом году после… после того, что случилось! — сердито закричала она. — Ты заставил меня почувствовать себя чертовой идиоткой! — Что…думаешь я чувствовал себя великолепно, когда ты отшатнулась от меня, как будто я был ядом? — бросил он вызов, делая еще один шаг к ней. — Ты не очень-то ободряла меня, так что прости меня, если мне не хотелось торчать здесь. — И ты решил, что было бы неплохо просто появиться здесь? — Ну, как я уже сказал, это почему-то кажется нам подходящим местом, и зачем нарушать традиции? — он сказал. — Кроме того, судя по твоей реакции, я сомневаюсь, что ты была бы радушна, если бы я просто пришел к тебе в офис или к тебе домой, и я могу сказать по твоему лицу, что я прав. Она упрямо поджала губы. — Ты недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы… — О, черт возьми, Грейнджер! — выпалил он разочарованным тоном. — Я же тебя знаю. Разве ты не поняла это к настоящему времени? Я знал, что ты чувствовала бы себя виноватой за то, что хочешь увидеть меня. — Я нахожусь здесь, чтобы увидеть Тонкс, не тебя… — Я знаю, что ты смехотворно упряма и намеренно трудная, — продолжил он. — И Мерлин, блять, упрекни, что ты ошибаешься в чем-либо, и словно Министерство рухнет… — Замолчи. — Я знаю, что ты умная, остроумная и верная, — сказал он немного мягче. — И я знаю, что уважаю тебя. Гермиона резко вздохнула, прекрасно осознавая, насколько близко он был к ней, когда холодный туман его дыхания смешался с ее. — Я знаю, что ты мне нравишься, — сказал он уверенно, ухмыльнувшись, когда ее глаза расширились от удивления, а щеки залились румянцем. — И я знаю, что и я тебе нравлюсь. — Ну, как самонадеянно с твоей стороны… — Неужели это так самонадеянно, когда я прав? — он бросил вызов. — Ты не оспариваешь это. Ты была тем, кто поцеловал меня первой в прошлом году… — Это был просто чмок в щеку! Он усмехнулся, кивнул и сделал еще один шаг вперед, стирая последние несколько дюймов между ними. — Вот что я имел в виду под незавершенным делом. Едва успев отдышаться, как он опустил голову, его рот прижался к ее губам так легко и нежнее, чем она могла представить. Его губы были немного потрескавшимися, так же, как и ее собственные, создавая довольно грубое трение между поцелуями, которое покалывало, как хрупкие статики. Когда одна из его рук потянулась вверх, чтобы слегка наклонить ее подбородок, а другая попала в ее кудри, она отпустила контроль и прижалась к его теплу, подняв свои руки, чтобы медленно провести кончиками пальцев по его щекам и линии подбородка. Она вздохнула ему в рот, когда он облизнул внутреннюю часть ее губ, поглаживая своим языком ее язык, и этот жест ее воодушевил. Она потянула его за шею и прижала ближе, чувствуя, как он собирает ее волосы, когда поцелуй накаляется, и все те вопросы, которые она задавала себе в прошлом году о том, как бы это было на самом деле, поцелуй с ним подстегнул ее, побудив проверить, что он чувствовал и пробовал. Она застонала, когда его зубы сомкнулись вокруг ее нижней губы, и оттянул ее, намеренно посасывая, прежде чем он снова ее крепко поцеловал. Драко отстранился и провел губами по ее щеке, целуя этот чувствительный участок кожи. Гермиона даже склонила голову, чтобы он мог получить доступ к ее шее, ее веки приоткрылись и она замерла. — Подожди, остановись, — сказала она, отталкивая его. — Что, черт возьми, мы делаем? Он нахмурился, глядя на нее, и она попыталась не обращать внимания, когда он потер губы. — Я считаю, что это называлось поцелуем, Грейнджер. — Драко, я серьезно. Откуда ты можешь знать, что мы совместимы, основываясь на нескольких встречах на кладбище в течение пяти лет? Он тупо посмотрел на нее. — Ты забываешь несколько лет до этого? — В котором мы ненавидели друг друга, — отметила она. — Почему ты так уверен, что это сработает? — Почему ты так уверена, что это не так? — он выстрелил в ответ. — И нет, я просто предлагаю нам узнать это. Я считаю, что это то, что делают большинство людей, которых влечет друг к другу, прежде чем они берут на себя какие-либо обязательства. Я знаю, это звучит странно, но, черт возьми, давай обдумаем. Скрестив руки на груди, она попыталась подавить улыбку. — У тебя всегда есть ответ на все, не так ли? — И у тебя всегда есть вопросы, — сказал он, рассеянно поигрывая прядью ее волос между пальцами. — Так, да или нет? — О чем именно ты спрашиваешь? — О том, что мы посмотрим, сможем ли мы действительно общаться за пределами кладбища. Проведи со мной ночь. Она усмехнулась и отступила. — Прости, Драко Малфой, но я не такая девушка. — Не так, — прервал он, глядя на нее с очень веселой ухмылкой. — Честно говоря, Грейнджер, я не знал, что у тебя такие грязные мысли. — Ты сказал… — В Сохо есть кафе, которое открыто допоздна, — пояснил он. — У нас есть около часа до окончания дня Святого Валентина, так что дай нам час, и мы посмотрим, что произойдет. Гермиона нервно переместилась и посмотрела в сторону могилы Тонкс. — Но как насчет нее? — Она все еще будет здесь, Грейнджер, — ответил он. — Ты можешь приехать в любой день года, но сегодня я прошу тебя быть со мной. Он протянул ей руку, чтобы она взяла ее, и где-то в глубине души она услышала, как Тонкс поет «Я хочу держать тебя за руку», и она протянула руку, чтобы переплести их пальцы. А потом они ушли. Рука об руку.***
14 февраля 2065 г. Напевая себе под нос верную песню Битлз, Гермиона достала розу из кармана. Она не была уверена, было ли в этом году невыносимо холодно, или же возраст просто заставил ее больше осознать это. Снег словно вонзился в ее кости и обернулся вокруг ее жестких суставов. Сильный порыв ветра схватил ее шляпу с головы, и ее короткие седые волосы растрепались по лицу. Наблюдая, как шляпа катится с холма, она вздохнула, когда поняла, что много лет назад погналась бы за ней, но возраст неизбежно украл ее энергию и ловкость. Дрожа от холодного воздуха, который теперь тревожил ее обнаженные уши, она повернулась к могиле и протянула руку, чтобы провести своим морщинистым и дрожащим пальцем по эпитафии надгробия, слезы текли по ее щекам, их слишком много, чтобы сосчитать. — Я так по тебе скучаю, — никому не сказала она. — Дети тоже, и внуки. Они хотели пойти со мной, но… я просто хотела, чтобы мы были вдвоем. Как в старые добрые времена. Она принюхалась и откашлялась. — Гм… Я вчера ходила с Ларой в Косой переулок, и мы купили несколько книг, которые понадобятся Тубану в сентябре, — рассеянно проговорила она. — Я думаю, он хочет быть в Слизерине, как его кузены… О, и Кэлум отлично справляется с этим делом. Он так похож на тебя, что иногда меня это пугает. Она крутила в руке стебель розы и не вздрагивала, когда уколола себя. Взглянув на черные лепестки, она почувствовала, как ослабли ее колени. — Здесь больше некому отвечать на мои вопросы, — сказала она прерывистым голосом, подавляя рыдания. — Дети пытаются помочь, но у меня ничего не получается. Я… я заблудилась. Сделав вдох, чтобы успокоиться, она уронила розу на могилу и положила руки на сердце. — Я не думаю, что у меня осталось много времени, — пробормотала она. — Я все время устаю. Как будто чувствую, как у меня замедляется сердце, но это так с тех пор, как ты ушел, если честно. Но я думаю… Я думаю, что угасаю, и я не могу сказать это детям, но я не боюсь. Я просто… я хочу увидеть тебя снова. Она протянула руку, чтобы смахнуть слезы рукой в перчатке. Это были его перчатки. — С Днем святого Валентина, Драко, — сказала она. — Оставь мне место рядом с твоим.