Запах летнего леса

Из тумана и искры вырастали деревья, трава и цветы, пахнущие свежестью ночного дождя. А рядом, за стеклом, стоял такой же лес, и дальше, вдоль стеллажа, сотни копий. Ирвинг стал магом не по собственной воле, как и не он сам выбрал быть тем, кто создаёт погоду. Это случилось само по себе. Сначала земля опустела и стала серой пустыней с кучей сбитых с толку людей, потерявших своих близких и друзей. А потом он, скучая по солнцу, представляя на себе его тёплые лучи, на несколько минут создал крохотный шар света в ладонях. Люди учились выживать в новом мире, а он заперся в своей однокомнатной квартире, не понимая, зачем ему достался бесполезный дар. Даже пятилетняя девочка с первого этажа, и та могла в саду за час прорастить помидоры, просто послушав бабушкин пересказ о дачах и грядках. А что мог он? Грустить о лете. И эту печаль по ливням и тучам он воображал до тех пор, пока с рук его не начинала литься вода. Изредка он выходил из дома в поисках еды и бутылок, склянок, банок — всего, во что можно заключить погоду, потому что после последнего его эксперимента с дождём соседи снизу жаловались на потоп. Они много жаловались и на звуки разбивающейся посуды, когда он после неудачных попыток швырял колбы в стены и бил их об пол, но на жалобы ему было всё равно. Ирвинг не просил и о других вещах. Ему не хотелось становиться старше, наблюдая за расползающимися по лицу морщинами, и не нравилось закрашивать седину, потому он часто собирал волосы в хвост, пока и эта хитрость не переставала работать. Не просил он и о детях, а получил целый класс шумных малышей, что родились много лет спустя от того дня, когда земля стала серой. Малышам нравилась коллекция погод, которую он старательно собрал в своём кабинете в магистрариуме. Этого он тоже не просил, но нашедшие его маги забрали Ирвинга с собой и научили, как совладать с даром. Прошли годы прежде, чем только он и подобные ему сохранили память о том, что когда-то светило солнце, а по ночам блестела луна, окружённая полотном из тьмы и россыпи звёзд. Люди нового мира не помнили иного неба, кроме непроглядной серой мглы. Но были те немногие, — как Ирвинг, — кому хватало сил разогнать мглу и пустить по голубому диску пушистые облачка, отдалённо напоминающие зверушек. Всего пара часов такого колдовства, будь то тёплый ветер с юга или лёгкий дождь для рассады, приносили людям радость. Малыши тоже радовалось, сжимая колбы в маленьких ручках. Их не пугали ни сумрак, пойманный на причале горного озера, ни молнии, стреляющие в стороны из пылевого смерча, ни кристаллы замёрзшей воды, ковром ложащиеся на крышу миниатюрного домика в хрустальном шаре. Маг заключал в стекло всё, что мог вспомнить или хорошо представить, прочитав об этом в книге: хрупкие снежинки на еловых ветвях, морозное утро со стелящемся волнами северным сиянием, жар прогретого солнцем песчаного бархана, соленый привкус морских волн, что выкатывались на каменистый берег, вынося с собой водоросли и мелкие ракушки. Он воплощал в жизнь осколки из памяти бессчётное количество раз, совершенствуя свой навык и обновляя образцы, потому что старые со временем растворялись. Но чаще других он создавал лес; один и тот же, день за днем, Ирвинг в круглом флаконе из дымки и искры создавал тропу, окружённую деревьями. Флакон наполнялся воспоминаниями: ощущение свежести и запах мокрой земли, лучи солнца меж шуршащих листьев и яркие блики в утренней росе, пение птиц. Тёплое касание к ладони. Поляна, полная голубых цветов… Он плёл воспоминания о лучшем дне своей жизни, о том, которое бережно хранило его в памяти аромат её сладких духов и нежность, с которой он впервые поцеловал свою единственную любовь. Ирвинг мог получить всё, о чём бы он не попросил: вкусная еда, чистая одежда, дополнительный выходной — а большего ему и не надо было. То, что ему действительно было нужно, ни он, никто другой не мог ему дать — всего лишь ещё раз взглянуть в её глаза. Но он забыл, какого они были цвета, и как бы он ни вглядывался в лесной ковер во флаконе, пойманное лето оставалось безучастным к мольбам создателя. Расстроенный, Ирвинг оставлял сосуд на полке из таких же склянок: лес, роса и голубая поляна, — и вновь шёл на урок к малышам.