под покровом ночи

‒ Тебе что-то было непонятно в моих словах? ‒ Макс даже не вздрогнул, когда из темноты, окутывающей Топи, раздался знакомый мужской голос. ‒ Развернулся и вернулся внутрь, ‒ то ли Козлов был не в духе, то ли устал, то ли это был персональный для журналиста тон, но слова его звучали холоднее воды в январской проруби. ‒ А то что, товарищ начальник? ‒ фыркнул Макс, засовывая руки в карманы и направляясь на звук чужого голоса, чтобы одним своим ростом и гонором заткнуть ментяру. ‒ Посадите на пятнашечку? Или под домашний арест? ‒ Сам себе глаза об ветки выколешь, ‒ отмахнулся Козлов, дернувшись назад от приближающейся фигуры Макса. ‒ Ну так сопроводите меня, ‒ самодовольно предложил Кольцов, щурясь в темноту и наконец видя очертания опирающегося о бок машины собеседника в прерывистом из-за пелены облаков лунном свете. ‒ Делать мне больше нечего, ‒ мент закатил глаза и забрался на водительское сидение. Макс склонил голову набок, не позволяя улыбке растянуться слишком широко. Конечно же машина не тронулась с места. ‒ Только раскрой рот… ‒ раздалось угрожающе, но конец реплики потонул в громком хлопке передней пассажирской двери. ‒ Отвезите меня в самое таинственное место, ‒ томным голосом, стреляя глазками, шутливо попросил Макс. Козлов украдкой сглотнул, не поворачивая головы. ‒ Может тебя еще до Москвы подбросить? ‒ огрызнулся он. ‒ Нет, до Москвы не надо, я тут еще у вас задержусь, ‒ Кольцов вальяжно раскинулся на сидении, по-прежнему буравя взглядом Козлова. ‒ Ну тогда к Арине. До её дома, конечно же, было проще дойти пешком, однако Максиму нестерпимо хотелось вывести холодного мента на эмоции. ‒ Не надо тебе к ней лезть, ‒ тише, чем планировал, отозвался капитан, сжимая в пальцах руль и глядя только вперед, в темень за лобовым стеклом. ‒ А что, гражданин начальник, ревнуете? ‒ Кольцову уже порядком надоело, что собеседник игнорирует его взгляд, и он потянулся к шарфику на чужой шее, легко стягивая его и повязывая на свою. Козлов тут же повернулся, сверкая разъяренным взглядом. ‒ Повтори еще раз, давай, ‒ прошипел он, и кулаки сжались будто бы сами собой. Макс, видя это, мгновенно положил свои ладони поверх чужих, хлопая глазами как наивный ребенок. ‒ Ну чего Вы, товарищ капитан, я же шучу просто, ‒ а сам глазами так и стрелял, проверяя реакцию. Козлов лишь секунду смотрел на чужие руки, легшие поверх его кулаков, после выдохнул судорожно и сбросил Максовы ладони. ‒ Да пошел ты, ‒ фыркнул он. Но Кольцов не дал мужчине отвернуться, ловя руками чужое лицо и резко притягивая к себе, не предоставив шанса увернуться. То ли воздух в Топях был канцерогенный, то ли Макса совсем прижало отсутствием секса, то ли на эксперименты вдруг потянуло, но журналисту вдруг стало нестерпимо интересно, каковы чужие губы на вкус. Распробовать он, конечно же, не успел, получая-таки кулаком в челюсть. ‒ Ты совсем охренел?! ‒ мент чем-то смахивал сейчас на попугайчика из комнаты стариков, таким же взъерошенным казался. ‒ А Вам не понравилось, гражданин начальник? ‒ Макс несмотря на ноющие зубы вновь потянулся вперед, обвивая руками чужие плечи. Он и сам едва понимал, чего хочет добиться от Козлова, просто действовал, как того требовало сердце. Мент задышал тяжелее, впервые вдруг подумав, что ночная темнота душит его, оставляя наедине с Максом, которого никак от себя было не отогнать. Или не очень-то и хотелось? Секундой позже они вновь столкнулись губами в поцелуе, уже окончательно не понимая своей мотивации, но не очень-то стремясь сделать это. Рука Козлова взметнулась вверх, путаясь в чужих кудряшках, оттягивая их и пропуская между пальцами. Макс медленно стянул с мужчины милицейскую фуражку. Тянуться с пассажирского сидения было не очень-то удобно, потому журналист резво перебрался на чужие колени, нависая над мужчиной, получая недовольный укус, но в целом никак более не останавливаемый. ‒ А сейчас-то можно раскрыть рот? ‒ самодовольно улыбаясь, отрываясь от чужих губ для вдоха, но ведя большим пальцем по скуле Козлова, спросил Макс. Вместо ответа мент с коротким рычанием снова притянул его к себе, самостоятельно проталкиваясь в чужой рот языком, заставляя журналиста судорожно простонать и забыть все свои бредни про желание невинности и порядочности. Ночь спящего поселка надежно укутывала их от чужих глаз, и Макс успел добраться пальцами аж до узла форменного галстука, когда вдруг почувствовал, как случайно потерся своим пахом о чужой, с удовольствием обнаруживая чужое возбуждение. Козлов был не очень-то щедр на стоны ‒ то ли сдерживался, то ли привык молчать. Сил оторваться от чужих губ и вновь что-то съязвить по этому поводу Макс в себе не нашел, потому лишь ослабил узел чужого галстука, как и планировал, а потом вдруг переключил внимание на чужую ширинку. Мент протестующее замычал, стискивая ладони в кулаки прямо с тканью Максовой кофты, которую держал в них, однако быстро передумал, вновь поддаваясь мимолетному желанию. Два коротких звука молнии, и машина вновь наполнилась лишь вздохами, чуть более громкими от потираний Кольцова своим пахом о чужой. Одну руку Макс по-прежнему держал на чужой скуле, поглаживая по коже большим пальцем, то спускаясь к шее, то возвращаясь обратно, поднимаясь к виску и вновь на прежнее место, вторую же запустил вниз, между их телами, сначала чуть стягивая своё белье, потом чужое. Мент наградил его старания судорожным вздохом, вибрацией отдавшимся в горле Кольцова и сопутствовавшем прикосновению члена к члену. Обхватывая удобнее рукой оба стояка, Макс на пробу провел ладонью вверх-вниз, чувствуя дрожь Козлова и свою тоже, продолжая уже увереннее и быстрее. Всё же отрываясь от его губ, мент выругался, и журналист засмеялся, не прекращая движений ладонью. ‒ И этими губами… Вы только что… целовали меня… гражданин начальник? ‒ съязвил он хрипло, кое-как сдерживая вздохи и стоны. Козлов зарычал, но как-то смазано, утыкаясь в чужое плечо лбом, одну руку вновь перемещая в чужие волосы и сжимая мягкие кудряшки в кулаке, толкаясь более ощутимо в журналистскую руку. Едва ли они могли приручить друг друга, но это и не было нужно. На пике удовольствия Козлов все же протяжно простонал прямо Максу в шею, что и стало бесповоротной точкой для второго. Тормозя, журналист обмяк, грудью падая на чужую и посмеиваясь в экстазе. Мент вытерпел лишь пару секунд, неуверенно провел ладонью по чужой лопатке, после чего перевалил Макса обратно на пассажирское сидение и стал спешно поправляться. ‒ Катись в дом, спать, ‒ злобно приказал он голосом, в котором снова сквозила сталь. ‒ Ну, я завтра опять выйду, ‒ Макс вальяжно заправил член обратно в трусы и застегнул ширинку, стягивая чужой шарф с шеи, на секунду прижимая ткань к лицу, словно обнимая, после возвращая хозяину, безропотно выбираясь из машины и направляясь к дому. Козлов провожал его взглядом, пока ночная темнота не поглотила Макса с головой. А следующим поздним вечером тот снова вышел на улицу, с удовольствием отмечая у ворот силуэт большой милицейской машины и знакомую фигуру, привалившуюся к ее боку.