Нет совершенства

Небо здесь фиолетовое, как неон, без всяких фильтров. Песок — белый-белый, в тон прибрежным полупрозрачным кварцевым скалам, мелкий-мелкий. Точно весь берег засыпан переливающейся жемчужной солью. Прилипнув к смуглой коже Америки, он блестит почти вызывающе, и она разглядывает свои влажные коленки, валяясь на расстеленной куртке. Здесь не хватает Кейт. Не только чтобы было кому вычесать потом эту звёздную пыль из кудрявых волос Америки. Кейт бы понравилось в этом мире: она бы плескалась в тёплой сиреневой воде, зарывалась в сверкающий песок, подносила к уху витые розовые и серебристые раковины. Сделала двести селфи, половину из которых с Америкой — и только они в необъятном Инстаграме знали бы тайну и смеялись над комментариями вроде «вау, какой нездешний пейзаж». Как идеально было бы привести её с собой сюда — и ждать аметистовый закат, наслаждаясь местным почти прозрачным игристым вином… Идеальное свидание. Америка придумывает для них такое в каждом мире, куда её заносит. Зубодробительные басы и световые шоу на панк-концертах Земли-8, где можно дотронуться до кожи стоящего рядом человека и ощутить вибрацию в такт музыке. Бутлегерские вечеринки Земли-717 — хороший повод нарядить Кейт в звенящее фиолетовым стеклярусом короткое платье. Самые вкусные огромные сэндвичи на Земле-8096 и самая вкусная пицца на Земле-12041. Небывалые виды и полное уединение на всех ещё не заселённых или уже опустошённых Землях. Другие солнца и луны. Существовала бы до сих пор родная Утопия — туда Америка уволокла бы Кейт хоть под мышкой, хоть навсегда, но увы. В каждом мире можно найти что-то идеальное. Кроме Земли-616. — Не хочу быть грёбаным совершенством, — заявила однажды Кейт, скандаля с отцом перед выходом из дома. — Это скучно и противоестественно. Америка слышала это тогда — и видит подтверждение сейчас. Каждый раз, возвращаясь из бесконечных странствий по другим мирам, она отмечает для себя ещё один шаг, а то и несколько, сделанных Кейт прочь от навязанного совершенства. Не замазанные царапины и синяки, обтрепавшиеся края шорт, пушистые волосы вместо укладок волосок к волоску, растоптанные фиолетовые «конверсы». Сомнительные друзья, низкооплачиваемая работа, бестолковая команда. Криво нарисованная табличка «Хоукай Инвестигейшенс» на двери дешёвого дома в испепеляюще жарком Венисе. Всё дальше и дальше от образа девочки, которую Америка привыкла звать «принцессой». Всё ближе к настоящей Кейт. Будто фрагмент за фрагментом из-под ободранной фальшивой позолоты показывается живописная древняя фреска с занятным сюжетом. Это бесит. Потому что чем больше Кейт походит на другого, «неправильного», Хоукая, к которому так глупо и крепко привязана — тем крепче привязывается к ней Америка. Даже помня из слегка неловких разговоров начистоту: Кейт так любуется на её обнажённые ноги не потому, что «не такая уж натуралка», а потому что хочет такие же икры. Говорит, они у Америки совершенные. Америка, тем временем, знает: на Земле-616 нет совершенства. Но каждый раз, когда её тянет предложить Кейт показать что-нибудь действительно идеальное, прикусывает губу изнутри. В самом деле: и звучать это будет двусмысленно, и свиданием всё равно не станет, и Кейт откажется. «А вдруг, — отмахнётся она, — мы что-нибудь напортачим и будет как в прошлый раз? Типа, гигантские пауки с рожами Нох-Варра? Нет уж, спасибо». К тому же Кейт больше всего идёт как раз этот дурацкий мир. И вместо вина на белых пляжах под аметистовым небом снова будут разбавленные не по технологической карте коктейли в душном баре, и от одной из колонок под потолком будет всё время отваливаться звук, и на танцполе какие-то пьяные хмыри будут пялиться на двух развесёлых отлично сложенных девчонок так, что зачешутся кулаки. Но Америка только улыбнётся, расслабит ладони — и положит их на бёдра Кейт. Мол, отвалите, не видите — занято. Рабочий трюк. Да и Кейт смеётся каждый раз, наслаждаясь вытянутыми лицами неудачников. Так близко смеётся. Так весело. Даже никаких чужеземных пляжей не надо. Будут всю ночь сидеть на одном из пляжей Вениса — ну и что, что в песке прячутся острые камни и зубастые бутылочные крышки. Не всё хорошее — совершенно; не всё совершенное — хорошо. Кому уж знать, как не Америке, чью неразделённую чистую любовь можно сдавать в Палату мер и весов.