Это ещё не влюблённость, это уже любовь

Тот спор был дурацким. Юнги, Намджун и Чимин сидели в комнате Кима, где зависали последние три года не одну сотню раз, и чёрт их дёрнул разглядывать полки («Спасибо, мама, у себя-то вещи перебрала, но зачем подсовывать восемнадцатилетнему сыну детские фотки?»). Мин выцепил увесистую коробку-футляр, из которой фотоальбом и вывалился, а вместе с ним – нескончаемые воспоминания. – А помните, мы закопали по левой тапке, чтобы откосить от физ-ры, на совпадении нас и заловили? А ещё делали бомбочки… – Это когда нас заставили сдувать шарики после праздника? Да! – И кидались друг в друга… – Не, это вы без меня, я тогда ещё не перевёлся. – Ты потом неделю проболел: домой боялся мокрым прийти, гулял до вечера и простудился. – Точно не было такого! – Спорим? Спор был дурацким. Намджун пропустил неделю по болезни, друзья ещё долго его подкалывали, как он мог такое забыть? Однако теперь упёрся, хотя двое против одного свидетельствовали: проболел. – На что спорим, что я не болел? – сощурил глаза Намджун. – Сам себе придумай наказание, мы ведь выиграем, – уголок рта Юнги приподнялся, как всегда, когда Мин на сто процентов был уверен в ответе. – Пройдёте по всем кабинетам и подложите по бомбочке в рандомные места, – поставил условие Ким. – Ладно, – согласился Чимин, хотя у него обычно нет времени, чтобы гулять после школы; он с друзьями-то зависал только один раз в неделю, как сегодня; раз легко пошёл на невыгодное ему условие, значит, уверен в успехе. Но только и Намджун не просто так спорил: он залез в ящик стола, покопался в конвертах, достал старый, аннулированный загранпаспорт. И предъявил печать вылета и влёта. Неделя того самого года и, как они помнят, того самого месяца. – Я не болел, я ездил с родителями за границу! – торжествующе заявил он. Чимин и Юнги переглянулись озадаченно. Ким поспешил объяснить: – Наверное, бомбочками я всё-таки кидался. И домой пришёл уже затемно, когда рубашка высохла. Но я не болел. Пресная ухмылка на лице Юнги оповестила: ты прощён, плут. Если бы не признал, что и они правы, была бы драка, а так – живи. Чимин свёл брови домиком и умоляюще уставился на друга: – Ты же знаешь, я сразу после школы бегу на подработку. Детский сад какой-то. Скажи ему, Юнги. Но в итоге смирился. На следующий день Мин и Пак вернулись в школу в сумерках, в перерыве между Чиминовыми подработками (за время первой Юнги разыскал шарики и купил двенадцать штук – по количеству кабинетов на этаже, сделал на коленке домашку и даже переписал в тетрадку Чимину – этот фокус они проворачивали со средней школы). На их счастье кабинеты на втором этаже не были заперты. Парни налили в шарики воду, завязали узлом и рысью понеслись сеять по шкафчикам и ящичкам разумное, доброе, вечное, попутно хихикая от предвкушения. В школе достаточно пугливых учеников и брезгливых учителей, чьи руки наткнутся на неожиданно холодные, аморфные предметы. То-то визгу будет! Чтобы не пропалиться, решили и в свой 2А подложить бомбочку, причём себе же. Уровень конспирации – боги. До конца Чиминова перерыва оставалось полно времени, а на этаже – всего пара неокученных классов, но вот незадача: в одном из помещений горел свет. Друзья не слышали начало монолога: «Да что ж вы как в дораме с рейтингом плюс пятнадцать. Они дышат друг другом, хотят друг другу отдаться. От предвкушения кружится голова, только не надо это "играть". Зрителя стошнит от вашей фальши. Я дам вам задачи, сами смотрите дальше. Первая – кто вы, сколько весите и где ваш вес расположен, как сквозняк щекочет вам кожу, болит голова, жарко ли вам, а может, вы пить хотите, задирается ли подол и видно ли это зрителю. Словом, постоянно помнить о своём физическом состоянии. Второе – где в этом пространстве другие, да не просто "где", а где – вместе с вами. Что замышляют, куда пошли и скоро ли их ждать обратно. То есть с партнёрами постоянно держать контакты. Третье – цель. Не думайте, что для Джульетты цель – выйти замуж, это слишком абстрактно, это как слетать на Марс, куда уж. Она жаждет познать любимого естество, и в этом похожа на всякое живое существо. Поэтому вообразите себя, например, осьминогом. Осьминог хочет кушать и размножаться желает немного, если, конечно, не испуган и не убегает. Что он сделает на сцене, что ему помогает? Он щупальца по сторонам распустит, нет ли угрозы, не найдётся ли чего-нибудь вкусненького. Вот и вы мысленно прощупывайте пространство, а не ломайтесь: "о женщина, имя твоё непостоянство"». Зато услышали окончание: «Не надо дорам, это уже перебор. Здесь будет только секс, только хардкор». И две пары любопытных глаз заблестели в дверном проёме. Учительница, курировавшая кружок и скучавшая на «камчатке», заметила не только глаза, но целиком обладателей субтильных юношеских фигур. – Мальчики! – выдохнула она, вынув капли-наушники и выключив музыку в телефоне. Те дёрнулись, неловко стукнулись плечами и, чтобы не опозориться ещё больше, замерли на месте. Тут необходима ремарка в театральном стиле: <школьный кружок состоит из одних девиц; учительница собирается любой ценой удержать залётных пацанов; пацаны в растерянности – для секса и хардкора они недостаточно раскрепощены>. – Мальчики, проходите, знакомьтесь, – учительница настаивала, смущая и одетых в стилизованные костюмы, и тех, кто держал за спиной бомбочки. Чтобы не заставлять женщину повторять несколько раз, парни вошли в класс. Бочком протиснулись между сдвинутыми столами и стеной. Хотели сесть и притвориться зрителями, но не успели. – Мунбёль, не теряйся, дай им роли. Невысокая, миловидная девушка в худи, леггинсах и балетках на босу ногу шагнула к окну, из стопки листов взяла два и протянула парням. И ведь её вид кричал: подходите, берите, мне что ли это надо, мне вообще ничего не надо, не я же здесь решаю, кто какую роль будет исполнять, не я же режиссёр-постановщик, а сонсенним, которая первый день проводит с нашим кружком. – Ромео, – сказала Мунбёль, отдавая листок Чимину. – Святой отец, – досталось Юнги, и он мысленно проклял секунду, которая наградила его друзей шикарным поводом до конца жизни обзывать его «падре» и прочими производными. Труппа зашелестела нарядами. Две девицы, конечно, были раздосадованы, зато остальные аж спотыкались от счастья. Наконец-то разнообразие, новшества, движуха. И может, Мунбёль придержит язык и не будет при незнакомцах придираться к каждой мелочи. Ряженые девы принялись бормотать реплики, закатывая глаза к потолку: никогда ведь не знаешь, вернутся ли к твоей сцене/дойдут ли до неё, прогоняя подряд акт за актом. Новички наспех просматривали доставшийся текст, не понимая, действительно ли их заставят подыгрывать участницам кружка. Вежливость как бы вынуждала согласиться, вот только у Чимина не было времени, а у Юнги – желания разыгрывать трагедию (хотя глядя на то, какие контрастные у них роли: герой-любовник и монах-отшельник – Мин внутренне посмеивался и был почти согласен участвовать смеха ради). Чимин ринулся зачитывать текст со всем усердием. Раньше примешь – раньше протрезвеешь, как говорится. Пройдут разок сцену, он извинится и убежит. Друг простит ему дезертирство. Однако с самого начала у них не заладилось, и до конца сцены они не добрались ни разу. То не так, это не этак, переделать, повторить, давайте заново... Ромео почти зримо источал флюиды любви, но всё равно не мог угодить режиссёру. Юнги меньше всего хотел накосячить и ещё больше задержать друга, поэтому двигался с опаской, сканировал взглядом площадку, отведённую под сцену, взвешивал каждое слово и вообще старался не отсвечивать (к нему и не придирались). Они гоняли и гоняли одну и ту же сцену, Мунбёль поучала кружковцев в типичной для себя манере, объём времени до следующей подработки истончался, воздух насыщался недовольством режиссёра. – Джульетта, где твои щупальца?! – не выдержала, наконец, Мунбёль. – Вы двое! – Она ткнула свёрнутыми листами в Пака и Мина. – Уходите, от вас никакой пользы. Чимин остолбенел, до того ему обидно стало, а Юнги повторять дважды не надо. Положил текст, шмякнул бомбочку сверху и – вон из класса. Шагнув в тёмный коридор, замедлился – решил подождать друга. И услышал нечто удивительное: – Не смотрите на меня так. Этот Ромео с ужимками кота думает, что хорошо играет, а на самом деле ломается и манерничает. Тот, который ушёл, пожалуй, похож на осьминога, но дело не в этом. Они всё равно никогда не будут играть с вами на сцене. Последняя фраза прозвучала, когда оба друга шли по коридору. Юнги бледный от злости, Чимин красный от возмущения. Представив, насколько контрастно выглядят их рожи, Мин не сдержался – фыркнул, и Пака отпустило. Дёрнув ручку последней двери и убедившись, что она заперта (внутри кто-то базарил по телефону), парни с лёгкой душой бросили бомбочку в форточку и пустились бегом: один домой, другой на подработку. Но когда они расстались, Юнги перешёл на шаг, замедлился, а потом и вовсе остановился. Девчонки в их школе? Серьёзно? С неизвестной ему сонсенним и в такое время, когда школьные ворота того и гляди закроют до утра? Очень подозрительно. А эта Мунбёль с её манерой вещать, как будто не разговаривает, а сама со сцены выступает. Юнги вспомнил кстати, у них на баттлах некоторые любят, чтобы флоу оставлял ощущение экспромта, но он-то знает, что они на самом деле пишут текст заранее. Немногие способны фристайлить. Так, стоп, ну с рэп-баттлами театральный кружок никак не связан, разве что исторически, но тут тоже как посмотреть. Во времена Шекспира автор больше за кулиской сидел, хотя именно про Шекспира ходили слухи, что он с публикой любил перегавкиваться. Ладно, даже если и так, к Мунбёль это отношения не имеет. Видно, она себя считает особенной и одарённой, а они все, бездари, так – пописать зашли, ой, простите, бомбочку подкинуть… Зараза… Назвала осьминогом. Он, что, настолько противный? Мин растопырил пальцы: ну да, тонкие, длинные, но не склизкие же. Да пошла она! Дома он делал уроки и постоянно возвращался к расписанию, которое прислал Намджун. Баттлы проходили в трёх клубах, работа его друга заключалась в том, чтобы согласовать встречи рэперов. Чтобы все заинтересованные смогли друг с другом встретиться – побазарить, выйти в своеобразную лигу сильнейших, дать шанс новичкам, чтобы те могли выступить, но не расколошматить самомнение о противника, который не по зубам. Ким умел грамотно растусовать народ, интересные события не пересекались и всем было удобно. Однако Мин заметил, что есть один рэпер с романтично-сопливым ником Луна, и вот с этим челом никогда и ни при каких обстоятельствах они не пересекались. Не то, чтобы это заботило, вовсе нет, но вдруг это интересный соперник? Или будущий соавтор, кто знает? Намджун либо ставил их одновременно в разных клубах, либо Луна всходила в дни, когда сам Юнги был занят и в клубешник попасть никак не мог. Ночь наползла на Сеул. Родители уже провыли привычное «ло-о-о-ожи-и-и-ись спа-а-а-ать» (это ритуал, они сына не проверяли – можно хоть до утра заниматься своими делами, но напомнить, выполнить родительский долг не забывали). Ну и хорошо, что заботятся. Ему не напряжно, и им приятно. Юнги прижал пальцы к глазам, вслепую откатился на стуле от письменного стола. Его развернуло к окну. Он закинул руки за голову и уставился в небо, пересвеченное огнями города. Неполный диск луны прозрачно-серебряным сиянием раздражал глаза. Мунбёль. Она тоже – луна. Высокомерная и безразличная к мелким людишкам, которые там, далеко внизу. «Всё равно они с вами на одной сцене играть не будут» – что-то такое брякнула. Ей виднее, что они будут делать, а что – нет. Припереться бы к ней в школу и записаться в театральный кружок, всю дорогу портить им атмосферу своими чернилами, а потом зачитать со сцены не шекспировский текст, а собственный рэпачок… Да ну нафиг, лучше лечь спать. Пусть подсознание парится с этой задачкой. Ночью ни одному из трёх друзей не снились сны. То есть, Юнги, может, и снились, просто он их не запомнил. Чимин так упахался, что дрых без задних ног до утра. А Намждун вообще заснуть не смог – поздно вечером он наткнулся на Чимина, бежавшего с подработки домой, а Ким был не один. Ким был с девушкой. Настало солнечное утро – время понаблюдать, удалась ли шалость с бомбочками. Друзья ради этого спецом явились в школу пораньше. – Угадай, кого я вчера встретил! – тихо спросил Пак, и глазами, блестящими от восторга, указал на их общего товарища. Шкафчики со сменкой были у них хоть и в одном ряду, но в разных концах. – Ну и кого ты вчера встретил? – спросил Мин и вперился унылым взглядом в то место, где секунду назад стоял Ким. Вообще-то Намджун до последнего надеялся, что его лицо в нужный момент оказалось в тени, что Чимин как всегда не придаст значения их встрече – да и как сказать «встрече», расстояние между ними было в улицу и два тротуара; один выбегал из кафе, а двое других сворачивали на боковую улочку. Не должен был Пак их увидеть. Но увидел! – Нама с девчонкой! Юнги не отреагировал. Каждый человек имеет право гулять с кем хочет. Ложь, шантаж, насилие – и любая согласится гулять с ним, он ведь так похож на осьминога! Только Мину претили грязные способы привлечения внимания, поэтому он сидел дома. А Ким гулял. Может, кстати, ему и не пришлось прибегать к насилию. Небольшая вероятность была. – Ты не дослушал… Спасибо за домашку… – Чимин чуть ли не в ухо лез, так его распирало от эмоций. – С той самой, которая режиссёр. Мунбёль которая. Вот теперь Мин слушал внимательно. Интересно. То есть сначала Намджун подначивал их бомбочки раскидывать по классам, кстати, начались уже подрывы на их бомбах, или не время ещё? Потом оказывается, что тот же Намджун гулял с Мунбёль, которая внезапно и очень кстати оказалась в их школе, на секундочку, для мальчиков. Что-то во всём этом стечении обстоятельств не так. Ох, знал бы Юнги, насколько всё не так было для самого Намджуна, который пошёл встречать Мунбёль к школе для девочек (он волнуется за неё всякий раз, когда репетиции поздно заканчиваются), не нашёл ни единого освещённого окна в здании, получил смс с просьбой прийти к его школе, осознал, что если она там, то могла повстречать его друзей, а потом самому повстречать Пака на улице! Намджун всю ночь не спал, высчитывал шансы на то, что его не раскроют. – Погоди, это не девушка, – Юнги осадил восторженного друга, прислушиваясь к визгу. Кто-то из младшеньких хватанул бомбочку, не иначе. – Но и не парень, – промямлил Чимин и сразу же привлёк внимание друга. Сто процентов его внимания. И был немного не рад. – Что ты несёшь? Какой «непарень»? Я говорю, это не девушка, не в смысле, она – «недевушка», да что за… Вообще не знаю, девушка она или нет. Всё, что я хочу сказать: она его сестра. Не девушка, а сестра, понял? – Она же Мунбёль, какая же она сестра? – новости шарашили по Чимину, как молнии в громоотвод, за мыслью Юнги ему было не угнаться. – А вот такая. Очень хорошо всё сходится. Помнишь, он сказал, что ни за что не познакомит нас с сестрой, потому что мы опасные придурки? И так не разу и не познакомил. Но если бы он с кем-то встречался, то нам бы сказал? А если он с девушкой, но нам об этом не сказал, значит, с сестрой был! – Мунбёль, – ошарашенно повторил Чим. – Да хоть belle moon. Придурок он безопасный, пойдём, поговорим с ним. У меня есть импров, и я хочу его исполнить. Намджуна они нашли в медицинском кабинете. Он от них прятался там. – Да, сестра. Да, в школе для девочек. Да, не собирался и не собираюсь, потому что вы, опасные придурки, втянете её в нашу тусню, научите читать рэп, знаю я вас. Испортите мне нуну, – бубнил Ким, отбрыкиваясь от друзей, которые в шутку трепали его за скрытность. – Не понял? Она старшая? Вы погодки? – что-то не сходилось, Юнги чувствовал, что друг снова умалчивает о чём-то. Мунбёль школьница, но при этом Нам назвал её «нуна» – вариантов с возрастом немного, ведь они учатся во втором классе старшей школы. Можно было бы допустить, что она студентка, которая подрабатывает в школе, ведёт кружок. Но – вряд ли. – Она декабрьская, я сентябрьский, что непонятного? Так бывает, – Ким воспользовался тем, что его перестали трепать, поправил форму, глянул на часы и – А-А-А! Они добежали до класса за секунду до звонка, Чимин с размаху плюхнулся на стул и завизжал так, словно это не бомбочка (о ней забыли впопыхах), а был-котик-стал-мокрое-место. Уровень конспирации – боги. Боги хаоса. Удача, что вторым уроком физ-ра. Пока они будут бегать, брюки высохнут. До самой перемены Юнги сидел в телефоне, вёл важную переписку и даже попросил Нама вписывать в его тетрадь тезисно всё, что проходили (они это практиковали, друг не удивился просьбе и всё записал). Чимин сёрфил по сайтам, его очень успокаивали ми-ми-мишные гифки. Учителя к ним не придирались: в школьных правилах имелись поблажки. Когда все засобирались на физ-ру, Мин извинился – сказал, что семейные обстоятельства заставляют свинтить из школы. И ушёл в сторону директорского кабинета. Друзья думали, что он назавтра явится. Но в школу он не пришёл, телефон отключил и маманя его, известная своей категоричностью, не пожелала давать объяснений. Чимин извёлся сомнениями, сказать ли про импров, неизвестную им с Кимом задумку, которую Юнги явно осуществил, но скрыл от них, от своих лучших друзей! Намджун тоже извёлся, но его мучили угрызения совести. Ведь он поставил выступление друга на следующую неделю, а на этой места не дал – вдруг Мин обиделся? Вместе с заведомым выигрышем Нама в споре и этим неловким эпизодом с сестрой (он же опять отказался знакомить её с друганами) набиралось много поводов, чтобы вот так исчезнуть. Намджун переживал. А чем был занят Юнги? О, это оказалось весьма иронично. «Тут вам не сопливая дорама, говорили они, – ворчал под нос парень, укладывая утром новые тетрадки в мамин шоппер. – Ты похож на осьминога, говорили они, – бурчал он, обуваясь в кеды. – Знакомить я вас не буду, вы, придурки, испортите мне нуну». И угорая внутри себя от забавности ситуации, отправился в школу в тот самый день, когда не пришёл в свой класс. Потому что пришёл в новый класс школы для девочек. Нет, ну а что?! Кино вам не искусство, только в театре – секс и хардкор. Дорамы, ситкомы – треш и позор, да? Скажите ещё, что научить сестру рэпчик читать – офигеть как плохо. Ну так вот, если вы не идёте к Юнги, то Юнги идёт к вам. По счастью, знакомая сонсенним не попалась на его пути. О том, что участницы кружка признают в нём давешнего "падре", Юнги не беспокоился. Тональник, тени, блеск на губах (не зря же он заявился с утра пораньше в магаз, где консультанты так хотели продать косметику, что, распинаясь «как это работает», задаром намазюкали его мордашку всем, что полагалось), заколочки в парике – какой же он парень? Он – девочка. Оставалась опасность, что сама Мунбёль заподозрит подставу, но она настолько явно воротила нос от них с Чимином на репетиции, так усердно не смотрела, что вряд ли узнает теперь. Вредина. Могла бы хоть иногда смотреть. Они ведь старались. Особенно Чимин. Его представили перед классом, поклон, глаза в пол, такой избитый стандарт – во многих дорамах найдётся похожий эпизод (не ржать, только не ржать!). Он пропищал тонким голосом положенные слова и сел за свободную парту, сразу закопавшись в тетрадку (хорошая идея пришла – грех не записать). И весь урок сидел, не поднимая головы. На перемене к нему никто не подошёл. Мин напряг слух, уловил что-то про бедный район и низкорейтинговую школу. Сообразил, что одолженная у соседки форма вызвала эти разговоры. Очевидно, тут учились «сливки». Судя по шепоткам, прокисшие. Впрочем, Мунбёль сидела на отшибе и в пересудах не участвовала. На второй перемене он подошёл к ней. Далось это непросто, он же не мог посмотреть на себя сзади, вдруг юбка задралась или помялась (со школьными брюками таких проблем не возникало). И парик мог перекоситься, и вообще. Но Мунбёль так удачно стояла у окна, рядом – никого. Прям напрашивалась на разговор. – Привет. Как думаешь, стоит мне учиться в вашей школе? – он так старался, чтобы голос вышел девичьим, что извлёк из себя звуки, достойные няшного аниме-персонажа. – Тебе? Нет, – ответила Мунбёль, не отводя глаз от площадки, где мелкие играли в догонялки. – Почему? – прозвучало задушенно; во-первых, он запаниковал, что его раскрыли, а во-вторых, поперёк паники лег приступ смеха от собственного голоса секундами ранее. – Тут твари одни. Говнище и мрак. Директор – мудак. – Пфф, стихи, – хмыкнул Юнги. – Дык, – Мунбёль скосила на него глаза. – Я чё, даром что ли рэпер, по-твоему? – Выступаешь? – вообще шёпотом. – А то ж, сегодня как раз читаю в одном местечке, – Мунбёль вытащила из кармана флаер, не глядя ткнула им в Мина и двинулась на выход из класса. – Приходи, если не ссыкотно. – Ну ты и грубиянка, – выдохнул парень. – А ты – принцесса-неженка? – насмешливое, от уходящей Мунбёль. И сразу несколько девчонок подскочили к «новенькой». Облепили. Кто под локоток взял, кто руку на плечо положил. Юнги напрягся дико, но тут же заставил себя расслабить хотя бы мышцы рук, чтобы не спалить недевичьи бицепсы (гордость, ага; качал, не без того). – Ты что-о-о! С ней не надо дружить. – Воображает себя звездой, а сама без вульгаризмов двух слов связать не может. – Не порть репутацию с первого дня. Ты же перейдёшь сюда? Родители напрягутся и заплатят, ты точно будешь у нас учиться, это лучшая школа в Сеуле. – Мунбёль только похожа на нормальную. А сама как пацан. (Не ржать. НЕ РЖАТЬ!!! Вашу мать.) – У вас так принято? На человеке виснуть? – спросил он, хмурясь изо всех сил. Девиц будто сдуло, только недовольное «айкью как у хлебушка», «директор не одобрит её перевод» потянулось шлейфом за ними. Мин остался в одиночестве, закрыл лицо руками – неплотно, чтобы не смазать мейкап, – проржался и сел за парту. Высидеть весь учебный день было тяжело, но он справился. Тем более, информации для размышления хватало. Со звонком последнего урока он ломанулся домой. Сильно склонив голову, проскочил мимо дежуривших у подъезда Чимина с Намджуном. «Только бы не раскололи, только бы… а они знают, что у меня соседка, не знают только, что школу уже закончила. Ну, супер», – он облился жидкостью для снятия макияжа, умылся с мылом, снял парик и со всей тщательностью убрал с волос заколки. Задумался. Вот, вот что надо было сделать в первую очередь! Он вытащил ракушку. БОЖЕ, как хорошо!!! Эту часть амуниции, атрибут соревнований по единоборствам, он надел, как только понял, что и минуты не выдержит без защиты в синтетическом приспособлении для пыток. Осталось вернуть одолженную форму и сунуть в стирку украденные у матери колготки. В дверь позвонили. А он в девчачьей школьной форме? Прикол. Мин посмотрел в глазок и открыл. – Ты вконец офигел? – Нам ввалился в прихожую и расшвырял кроссовки по сторонам. Разулся. – Что меня выдало? – Юнги откровенно ржал над ситуацией. – Сам говорил, соседка поступила в универ, – буркнул Чимин, входя следом. – Зато посмотрел, как выглядит изнутри школа для девочек, – пока друзья копошились в прихожей, он избавился от верха и прыгал на одной ноге, застряв в узкой юбке (с брюками такого не случилось бы). – Что ты там делал? А если тебя раскроют? А если это совпадёт с серией подпольных абортов? – захлёбывался Намджун. – В этой школе как в монастыре! То тишь-гладь-божья благодать, то собаки с полицией зарытых младенцев ищут. – Роль монаха Мину идёт, но не в женский же монастырь уходить, – фыркнул Чимин и задумался. – Хотя как раз это логично. Куда, как не туда? Короч, я одобряю. Но с другой стороны, если какая-то школьница залетит… Не от тебя, конечно, ты ж не выйдешь из роли монаха, а-ха-ха… – Заткнись и пой, Чим. Никто меня не раскроет. И вообще это на один день. One-trial learning. Не пырься на меня, так называется пробное обучение. Для особо экономных или неэпически мнительных. Чтоб не переводиться в дорогую школу, если там по итогу не круто. – А я, как дурак, авто у отца выпросил, чтобы за тобой поехать, если ты в другой город свинтил. А ты… А ты… – Намджун всё никак не мог успокоиться. – О, шикарно! Чим, бери отгул, покатаемся, – Юнги аж подпрыгнул, до того хорошо и ладно всё складывалось. Прям мечта. – Уже, – вздохнул друг. – Мы же с Намом вместе собрались. Я поотменял всё. – Только мне к десяти в клубе надо быть, – сообщил Ким, не глядя друзьям в глаза. Но никто на него не обиделся. Чимин и не собирался с ним в клуб, а Юнги может и собирался, но не с ним. Следующие два часа они катались, покупали жрань в МакАвто (потому что могли!) и снова катались. Изначально Намджун хотел ездить строго по правилам, но друзья подбивали его то на одну, то на другую шалость. Один раз им даже пришлось улепётывать от мужика, которого очень некрасиво подрезали, и который завёлся на них и погнался следом. Впрочем, они быстро оторвались, свернув под «кирпич». Времени до десяти оставалось довольно много, они решили купить кофейку и поехать в парк – там было где бросить машину и не платить за это. Но на мосту Чимин высмотрел девушку. – Мунбёль! Смотрите! Нам, торомози, ну притормози. Чего она там стоит? – На мосту останавливаться запрещено, – пробурчал Намджун и остановил машину рядом с сестрой. На мосту, конечно же. – Привет! Скучаешь? – Чимин высунулся из окна, но услышав, как хлопнули две двери, тоже вышел наружу. – Чего вы здесь забыли? Я вас не звала. Мунбёль подошла ближе и близоруко прищурилась, вглядываясь в лицо Нама. Нельзя было что ли проехать мимо? Вот ведь учинил подставу, а ещё брат называется. Намджун опустил глаза, потом оглядел дорогу. В самом деле, полезно мониторить, не едет ли полицейская машина, не мешают ли они кому. Юнги с Чимином не успели придумать, чего бы такого сказать, Мунбёль не высмотрела ничего криминального в поведении брата, как тот резко подорвался с места. – Так, она нас не звала. Поехали. – Куда ты? – девушка проследила его за взглядом. На горизонте нарисовалась машина вишнёвого цвета. Крутая. Если бы Мунбёль разбиралась в них. А так – просто блестящая игрушка… Машина постояла секунду и развернулась в их сторону. – Парни, садитесь! – скомандовал Намджун. Визг шин по асфальту, приглушённый расстоянием, заставил всех четверых забегать. Чимин почему-то рванул к задней двери, а Юнги – на его место. Удивила всех Мунбёль, которая наперегонки с Намджуном обежала нос машины, толкнула брата к задней двери и села на водительское место. Блестящая вишнёвая точка стремительно приближалась. Двери захлопнулись. Мунбёль ткнула в кнопку зажигания, снялась с ручника и борзо стартанула. – Чё за нахер? – просипел Юнги. – Вас догоняют. Вы удираете. Вам нужен не криволапый водитель… – Э-э! Протест с заднего сидения был проигнорирован. … – А профи, – закончила Мунбёль, понижая скорость, отчего мотор взревел как разозлённый леопард; они помчались прочь от парка. – Она хорошо водит, – ответил Намджун на умоляющий взгляд Чимина. – Отец всегда её хвалит. Но Мунбёль, давай без экстремального вождения в городе? – Естессно, – она стрельнула глазами в зеркало заднего вида; тот гад не сдался, всё ещё ехал за ними. – Не ты же за рулём. Она действительно не нарушала правила. Разве что не соблюдала скоростной режим. Мотор ревел то истошно, то зло, но от вишнёвой машины уйти не удавалось. Как вы там говорите? От слова «никак». – Я его подрезал, – повинился Намджун. – А он не простил. – Ясно. Промелькнувшие баннеры намекнули, что Мунбёль решила выехать на трассу. – У него как бы спорткар, – пропищал Чимин. – Мне как бы похер, – ответила девушка. Повисло молчание. Намджун думал: «Штрафы. Отец мне вставит. А если в том проулке была камера, то за проезд под "кирпич" права отберут». Чимин думал: «Она вообще знает, чем спортивный Мерс от её KIA отличается? От него не уйти». Юнги думал: «Если положу на колени куртку, она не заметит стояк, правда, перегрев убьёт шансы на отцовство. Конец мне». Хотя, нет. «Конец мне», – думали все, включая Мунбёль. Но она параллельно придумывала, как бы отделаться от преследователя. Вишнёвый Мерс медленно сокращал расстояние. Она выжала максимум из двигателя, немного оторвалась, а потом остановила машину, прижавшись к обочине. – Пригнитесь, – велела парням и вышла, громко хлопнув дверью. – Теперь моя очередь: что за нахер? – хриплым шёпотом спросил Намджун, тараща глаза на Юнги, который ящерицей извернулся и лёг между сидениями, головой к друзьям. Где-то сзади раздался резкий звук торможения о гравий. Хлопнула дверь. – Ну, здравствуй, – сочный баритон явно принадлежал тому мужику, который гонял их по всему Сеулу. Удивительно, но интонация намекала больше на попытку флиртовать, чем на нескрываемую либо хорошо скрываемую злость. – Братишка просил извиниться за своё хамское поведение на дороге, – напевно ответила Мунбёль. Прям слышно было, как она улыбалась, пока говорила. – У меня встал, – прошептал Чимин и получил подзатыльник от Нама. – Что? Шутка же. – Поэтому ты от меня по городу бегала? Чтоб быстрее извинения передать? – мужик, судя по звуку, ближе не подходил, а Мунбёль так и осталась стоять у задней двери со стороны трассы. Намджун заиграл желваками, но он не один такой был, кого бесил скоростной подклеиватель. – Милый, не будем ссориться. Машинку не поцарапал? Славненько. Разойдёмся друзьями? – Может, попробуем сойтись? Меня Техён зовут. Две руки, Юнги и Чимина, опустились на голову Кима, не давая ему подняться. Ещё успеют вылезти и навалять гаду, если рискнёт протянуть грабли к Мунбёль, а сейчас ломать ей игру нет резона. – Мунбёль. В клубе, сегодня вечером. Приходи. Послышались звуки шагов, Намджун перехватил руку Мина и потянул на себя, не давая тому подняться. Если не встряли раньше, то теперь и вовсе не имеет смысла. Мунбёль вернулась за руль. Завела авто и рванула дальше по трассе. Парням хватило ума не поднимать головы, пока девушка не сказала «можно». У Юнги так и чесалось спросить: «Что, и ему дала?» Но он понимал, что в школе флаер достался «новенькой». Лично с ним Мунбёль о свидании в клубе не договаривалась. – Что будешь делать? – озадаченно спросил Ким сестру. – Переоденусь мальчиком, выйду, когда будет моя очередь, потом сразу домой, – ответила она безразличненько. – Но вот тебя я попрошу не приходить. А это уже было сказано с металлом в голосе. KIA затормозила у автобусной остановки. – Садитесь на автобус, без машины он вас не вычислит. Я покручусь, брошу авто на парковке у папиной работы. Будем соблюдать конспирацию. Домой парни ехали молча. На перекрёстке у школы разошлись в разные стороны. Юнги почти дошёл до дома, но завис у витрины ТЦ. Ладно, ему можно переодеваться кем угодно, он за себя в любой одежде постоять может, а она если во что-то ввяжется… Хотя сегодняшний случай показал, что как раз они с друганами не очень-то ловко от наездов отбрёхиваются, тогда как Мунбёль парочкой фраз уладила конфликт. Другой вопрос, что этот Техён за ней увяжется, проходу давать не будет. Вот поэтому он, Юнги, и нужен там. Хотя бы в образе подружки. А что? Она – парнем, он – девочкой, в этом есть некое изящество и нехилая доля иронии. Решено. Он отправится в клуб, но конечно, не в школьной форме. И не в адской колготне, которую без ракушки не наденешь. Посмеиваясь, Мин зашёл в ТЦ. А ведь сидя в школе, он мучился вопросом, идти в клуб или нет. Не хотелось фейспалмить: он ненавидел неуклюжие попытки новичков зачитывать рэп. Точно так же, как сейчас ему не хотелось тратиться на одежду, хотя вроде решил уже. Выбора нет, а вопросы остались: что, если денег не хватит? Опять мамин комод разорит? Или… Он представил себе: «Ма-ам, у тебя чулки есть? Дай поносить?» А дальше он получает фингал вместо мейкапа, и если его запрут на неделю дома, это будет ещё по-божески. Он бродил по торговому комплексу, спасибо предпринимателям, которые в любом районе города открывают небольшие бюджетные моллы, где на нулевом этаже можно затариться продуктами, на последнем – манхвами, а где-то посередине купить чашечку кофе и пройтись по магазинчикам с бижутерией и – да, теми самыми чулками, которые не будут сжимать то нежное и дорогое, что он доверяет только семейникам, треникам и свободным джинсам. Наконец, нашёлся магазин со скидками от сорока до семидесяти процентов. Юбка на резинке, чёрная, до колена. Пушистая кофта, бирюзовая, оверсайз. Что ещё? Ах, да. – Подарок выбираю для девушки, – объяснил он продавцу, застукавшему его у стенда с чулками. На предложение взять колготки в сеточку, в розочку, с блеском, с леопардовой расцветкой Мин объяснил, что телесного цвета чулки будут как раз той перчинкой («а не этим вот непотребством, которое я никогда не надену»), что давно необходима их отношениям (гипотетическим). Получив желаемое, он расплатился, мысленно выматерился, вежливо поблагодарил кассиршу и почапал домой. «Что я делаю со своей жизнью?..» В девять тридцать Юнги был на месте. Без мейкапа, но в парике, обновках и кедах. Божечки, кто бы слышал, как он хохотал, в голос хохотал, стоя перед зеркалом в семейных трусах и чулках, поблескивавших кружевным узором резинки. И всю дорогу до бара хихикал. Сестру Кима он заметил сразу. Она сидела у барной стойки в самой обычной одежде: джинсах и кроп худи. На стойке лежали бейсболка и чёрные очки. И стоял почти пустой бокал. Юнги почувствовал себя идиотом в этом своём «камуфляже» – она-то в итоге не стала переодеваться мальчиком. Но отступать было поздно. Он решил притвориться той "новенькой", которая смело воспользовалась флаером. Мин подошёл, однако ничего сказать не успел. – На меня что ни надень, всё равно выгляжу девчонкой, – сказала Мунбёль, допивая и морщась. Бармен споро подогнал бокал другой конфигурации, полный трёхцветным коктейлем. У Юнги возникло стойкое ощущение, что предыдущий был не первым. Так морщатся люди, в которых, по их же ощущениям, больше не влезет. Вливать же по глоточку остатки коктейля тяжко и неприятно. Зачем ты так, Мунбёль? А что – Мунбёль. Мунбёль решила накидаться с перспективой шлёпнуться по пьяни откуда-нибудь и умереть незаметно для себя. Так, чтоб не больно. Потому что она его узнала. Узнала ещё позавчера, когда химоза (не самый плохой человек в школе, кстати) закрыла свой кабинет на третьем этаже, а кран в раковине завернуть забыла, но вода отчего-то не полилась на пол, а пошла по обшивке, испортила стены кабинета химии и потолки кабинетов этажом ниже, вымыла на поверхность какое-то невероятное количество пыли, и школу на полдня закрыли на обработку. Сонсенним так переживала за сорванную репетицию, что договорилась со знакомой (Мунбёль никогда не интересовалась адресом школы брата, ей своих забот хватало), и им дали кабинет на один вечер. Как-то так вышло, что один из парней, заглянувших на огонёк, оказался тем крутым рэпером, с которым дружит брат. Сам дружит, а ей запрещает. «Испортишь мне хёна. Я им дорожу, и тебе не отдам». А она, между прочим, из-за этого хёна начала Eminem’a слушать и немножко зачитывать. Так что – да. Мунбёль его узнала. И сегодня – тоже. В собственной школе (и похоже, заработала кинк на парней в женской одежде). Он явно поспорил с друзьями. Неважно на что, но по своей воле парень так одеваться не станет, значит, либо эти придурки заставили, либо у него сложился "гениальный" план стёба. Она же выгнала его с репетиции (правильно сделала, девчонки сосредоточиться не могли, слюни пускали, одна готова была в обморок хлопнуться). Так что месть – самое логичное, что он мог придумать. Ну, не из интереса же к ней, в самом деле, он приложил столько усилий. – Девчонкам не наливают, – Мин облокотился на стойку рядом. – Тогда что здесь делаешь ты? Она, не отрываясь, выпила весь коктейль и жестом попросила повторить. Потом повернулась, и Юнги увидел, насколько широко могут раскрыться её глаза. И тут же сообразил, что забыл говорить девчачьим голосом. Прокол засчитан. Мунбёль покраснела, а он чувствовал, что побледнел. Шикарный видок наверняка у обоих, но Юнги это почему-то не рассмешило. Мунбёль и так была невысокого мнения о нём, а после такого выступления вообще дебилом считать будет. То, что девушка уже оценила свою первую фразу как провал разведчика, он знать не мог. Но мог догадаться, что она тоже пропалилась. – Иди домой, умойся, – бросила она, отвернулась и сосредоточилась на вкусе коктейля. Но он не ушёл. Он-то трезвый. Ну, поняли оба, что оба притворялись. В жизни всякая херь случается, что ж теперь, убегать и в подушку плакать? Тем более, скоро её так развезёт – родная мама не узнает. На горизонте появился Техён. Ну как «появился», он в клубе с семи вечера сидел, с девяти любовался Мунбёль. Но именно сейчас решил, что пора проявить себя, пока какая-то девица в дурацкой кофте не уломала девушку пойти домой (он-то знал: чем проще выглядит подружка, тем больше моралей на квадратный метр она способна выдать, такие уводят домой сладких девочек в самый острый момент под предлогом «нам пора»). Он подошёл, приобнял, легко прижал к себе. М-м, совсем готова, красавица. – Руки убрал, – Мин заранее откашлялся, чтобы голос не подвёл; тембр вроде получился похожим на девичий. На очень прокуренный девичий. – Не-не-не, – мечтательно пропела Мунбёль. – Пускай возьмёт меня на ручки и унесёт в закат. – Как скажешь, моя королева, – Техёну, едва пригубившему чонджу, не сложно подхватить её на руки. Не сложно было бы, если бы дура в бирюзовом не лезла к нему угловатыми своими копытами. Техён в хорошие-то дни бывал раздражителен, а уж когда ему мешали получить то, что легко в руки шло, мог запросто стать агрессивным. Мог толкнуть. Мог ударить. Пока до этого не дошло, но настроение владельца Мерса считывалось на раз. –Очки! – она заставила Техёна развернуться, сшибла рукой стакан и слепо улыбнулась бармену. – Брат заплатит. Бармен кивнул и достал из кармана мобилу. Юнги растерялся немного. Его никто не замечал, с ним никто не считался, хотя он как бы ясно высказался. Конечно, Мунбёль ясно высказалась тоже, но она же пьяная! Нельзя пользоваться состоянием девушки, чёрт, он потащил её на выход. Капот вишнёвого Мерса маячил прямо у выхода. Чёрт! Однако там же, на выходе, Техён и застопорился. Выйти ему не дал не кто иной, как Намджун. «Сидел тут в кафе, сталкер хренов», – пролепетала Мунбёль, а Юнги с облегчением выдохнул. Если раньше он опасался, что дёрнет этого Техёна, а тот уронит девушку, то теперь бояться было нечего. Ким втащил мужику в челюсть, Мин подхватил Мунбёль. Пусть у самой земли, но не уронил же! Поставил её на ноги и сам выпрямился. Она потянулась к его уху: – Мне бы поссать. – Мы в туалет, – бодро пискнул Юнги, но друг его, кажется, не услышал. Он бестолково махался с Техёном, который всё выворачивался, чтобы посмотреть, куда уводят Мунбёль, а потому в двух случаях из трёх не попадал по Кимовой физиономии. Ким хоть и ходил на тхеквондо (с Юнги, да, а то откуда ракушки? как раз с занятий), однако в уличные драки, ладно, ни в какие драки не ввязывался и грамотно набить морду не умел. Выписывал по воздуху кренделя руками и ногами, да всё без толку. «Одноклассницы» тем временем успешно доползли до туалета. Мин порадовался: благодаря «камуфляжу» никто не спросит, что делает парень в женском туалете. Порадовался и завис. Девушка оказалась не в состоянии расстегнуть даже пуговицу на джинсах. Мин и с этим справился. Он втиснулся вместе с Мунбёль в кабинку, запер дверцу, встал спиной к бачку, а потом – эх, всё равно уже – влез на унитаз (хорошо, крышку кто-то до них оторвал, не будет мешаться) и, крепко держа одной рукой под мышки, второй помог спустить джинсы. У самой Мунбёль это не получалось вовсе, но в три руки они справились. Задача минимум – выйти сухими из воды (чёрт, это так смешно, что плакать хочется), задача максимум – не получить моральную травму на всю оставшуюся жизнь. Девушка под собственным весом провисала, стремясь ускользнуть из захвата, Мин второй рукой контролировал коленки, чтоб сгибались, не распрямлялись и позволили телу принять положение, хотя бы отдалённо напоминающее сед. Буквально сесть на толчок он ей бы не позволил, не в общественном туалете, это совсем – фу. Стоя она не справилась бы, так что приходилось изворачиваться и мучиться. Юнги крепче прижал её к себе, даже головой помог (губы упёрлись куда-то рядом с макушкой), и наконец-то процесс пошёл. Вот он, момент, когда по идее ему должно было стать противно, хуже некуда. Однако не стало. Он испытывал болезненно-странную нежность, когда принимаешь человека даже таким, до белых глаз пьяным и не попадающим струёй в унитаз. Наверно, и её фристайл он тоже сможет слушать, раз уж это смог. Отмотав охапку, ворох туалетной бумаги, он помог девушке вытереться. Втряхнул обратно в джинсы. Застегнул. Вывел из кабинки, так и не отлипая от спины. Помыл руки себе и ей (хвала цивилизации, есть мыло! больше мыла богу мыла). Вытер. Отпустил. Мунбёль, покачиваясь, побрела на выход. – Пойдём, посмотрим, как там на улице дела? – предложила она. На улице дела шли совсем плохо. Намджуну хватало сил, чтобы приподняться на локте, но встать ему не давал противник, пинками возвращая на асфальт. Лицо Кима было в крови, один глаз заплыл, другой плохо открывался, этим глазом парень пытался смотреть на обидчика. Получалось с переменным успехом. Техён стоял над ним и объяснял тоном самым издевательским, что не надо лезть между мужчиной и предметом его обожания, что девушку сейчас приведут, освежившуюся и готовую только для него, что избитый придурок останется лежать на асфальте, а они уедут навстречу райским наслаждениям. Он не догадывался, что через секунду Мунбёль увидит, что он сотворил с её братом, выхватит из подставки для зонтиков биту, и улицу огласит боевой клич: – Ты разбил ему рожу, я разобью твой Мерс. Едва она выскочила из клуба, разозлённая и с битой, Техён дёрнулся наперерез, хотел остановить, однако что бы он ни делал, всё время натыкался на чьи-то ноги и руки, достаточно крепкие для того, чтобы помешать спасти спорткар. Техён ощутил, что значит осатанеть, когда увидел, кто именно (нелепая подруженция в бирюзовом!) вставляет палки в колёса, точнее, ставит подножки и блоки. Но сражаться по двум фронтам у него не было моральных сил. Любимое авто гробят!!! Мунбёль успела раскрошить лобовуху и изрядно помять капот, когда охранник, наблюдавший за побоищем, лениво потребовал вернуть биту. Техён кинулся к нему за спасением. Через пятнадцать минут Намджун, Юнги и Мунбёль с комфортом ехали в полицейский участок. Там их приняли, оформили и посадили в «обезьянник». До утра можно было не надеяться на освобождение. Хотя если поразмыслить критически, на освобождение лучше и не надеяться, пусть родители никогда не узнают. Потому что если узнаю – убьют. С такими вот мыслями парни коротали ночь до утра. Мунбёль блаженно спала. Намджун и Юнги по очереди повторяли: – Ой, мне плохо. – Ой, мне плохо. – Ой, мне всё хуже и хуже… Мин устало улыбался. Мунбёль лежала на скамейке, лицом вверх. Где-то начиная с талии, её пьяное тельце опиралось Юнги на колени, её буйную голову он держал на согнутом локте, как в конвертике. Другой рукой удерживал девушку за плечо, чтобы не скатилась на пол, – скамья узкая, не заметишь, как слетишь. Нам уже падал, когда пытался поспать. Больше не пытается, сидит, в потолок таращится. С ним разговаривает. – Ты её от нас прятал. – А как перестал, смотри, что вышло. – Не увиливай. – Всё сложно, – Намджун потянулся, ойкнул, потёр поясницу. – Отец женился, когда мне было десять, я так радовался, что у меня будет мама. Но даже мечтать не мог, что будет ещё и сестра. С самого начала помню ощущение, что это – подарок судьбы, что мы предназначены друг для друга, что она со мной будет всегда. Со мной, ни с кем другим. – Это инцест, друг мой. – Так я к ней не лезу. С этим утверждением Мунбёль могла бы поспорить (она ни секунды не спала, просто не хотела мешать, смущать, не давать откровенничать). Она отлично помнила взгляд десятилетнего мальчишки, когда их познакомили: «Это мне! <полный восторг> Это моё!» И с того момента ни потеряться, что она любила проделывать, живя вдвоём с матерью, ни побыть наедине с собой... Намджун всюду её находил, как будто все радары внутри него были настроены на неё. Он провожал её в школу и встречал, одну не отпускал гулять. Однажды она пожаловалась матери: девчонки над ней смеются, Намджуна попросили не таскаться за ней к школе, он так рассердился, что даже заплакал. Правда, провожать перестал. А вот встречать – нет, до сих пор после кружка и у клубов встречает. В этом как бы ничего романтичного нет, но во всём этом чувствуется (как говорят, между строк сквозит) совсем не родственная забота. – И что, будешь отгонять палкой всех, кто к ней шары подкатит? – Ты видел, махать палкой она сама, ого, смотри, кто к нам пришёл! В просвете решётки они увидели Чимина. Его трагическое выражение лица недооценить было трудно. Мгновение спустя послышался лучший звук за утро: полицейский открыл замок. – Дебилы! Вы могли хотя бы позвонить? – Ты продал почку? – поинтересовалась Мунбёль. Да, она тоже поднялась на ноги, как и двое друзей, и – да, она тоже догадалась, что Чимин внёс за них залог. Вон, бумажка у него в руках подрагивает. – Я копил на Жука, – Чимин ещё выше поднял брови, взывая к пониманию и сочувствию; Юнги, а потом и Намджун обняли его, тут действительно было чему посочувствовать и за что поблагодарить. – Какого жука? Колорадского? – Мунбёль вышла из камеры, ей было неловко, что первая шутка не зашла, но похоже, не зашла и вторая. – Он собирал деньги на машину. Фольксваген Жук, – пояснил Намджун. – Три подработки, да, Чим? – Бывало четыре, – поправил Юнги, Чимин понуро кивнул. – На день рожденья просил дарить только деньги, карманные откладывал. – Осталось хоть что-нибудь? – сочувственно спросил Нам. – На такси. Поехали в больницу, – Чимин, конечно, не плакал, друзья ведь дороже денег, но по нему было видно, до чего жалко, безумно жалко расставаться с мечтой. – Да ладно, – Намджун хотел рассмеяться, но скривился, обняв себя за рёбра. – Уговорил. Но мы поедем с тобой вдвоём. Мунбёль надо отправить домой, ей школу прогуливать нельзя. И родителей успокоит, если волновались. Мин, проводишь? – Чим, звони, когда доктор скажет, что он неизлечимый болван, – Юнги ещё раз обнял Пака, похлопал по плечу, улыбнулся кривенько (ну, а что тут скажешь, не «спасибо» же за такую огромную жертву) и пошёл на выход. – Спасибо тебе огромное, Чимин. Ты нас спас. Давай заберу, чтобы тебя не огорчало, – Мунбёль вытянула из его рук чек с оплатой и двинулась за Юнги. Намджун сделал шаг, и выяснилось, что даже в этом ему требуется помощь. Опираясь на плечо Чимина, он поплёлся к выходу. Мунбёль и Юнги шли пешком, обоих это устраивало. Шли молча до самого перекрёстка, где дороги разбегались в противоположные стороны. В одну – к неё дому, в другую – к его. – Беги домой, тебе колготки, небось, жмут, – выдавила из себя Мунбёль. Юнги подвернул подол, показал кайму резинки чулок. Они пошли дальше. Нет, ну что она, в самом деле? Хочет проявить заботу – может сделать пулькоги или пивка купить. А не вот это вот всё. Их догнала KIA, остановилась чуть впереди. Из машины вышел старший Ким. – Привет, пап, – оценив лицо родителя как «сам я расчленёнкой не занимаюсь, но специалистов пригласить могу», девушка поспешила начать с приятной темы. – Познакомься. – Очень приятно, Мин Юнги, – поклонился Юнги, который знал отца Намджуна с тех пор, как последний перевёлся в школу, где учился Мин. – Очень приятно, Ким Сокджин, – кивнул в ответ Ким. – Мунбёль, я жду объяснений. – Мы были в участке. Мальчик, который внёс залог, потратил все деньги, ВСЕ ДЕНЬГИ, пап, которые копил на покупку авто, – она отдала Чиминову бумажку отцу. – И он повёз Джуна в больницу, потому что Джуна ужасно побили, а полицейские даже не заметили и отпустили взрослого мужика, который это сделал. Глядя на то, как поменялось выражение лица старшего, Юнги осознал: это же папа Ким! Их спасение от любой беды, папа Ким – придёт и заплатит за разруху в спортзале, за взрыв в кабинете химии, за запущенное в реку чучело крокодила, за разбитое окно и разорванную на однокласснике куртку. Всё, кроме взрыва, не было делом рук Нама, но друзья знали, что он возьмёт вину на себя, позвонит папе, и папа спасёт. Намджуну не жалко, Намджуну ничего для друзей не жалко (пока они не просят познакомить с сестрой). – Понял. Я – в больницу, ты – домой, – Ким кивает Юнги, мол, «пока». KIA с визгом шин по асфальту разворачивается и срывается в обратную сторону, и есть в этом что-то неуловимо душераздирающее, точно такая же манера вождения, как у Мунбёль. Они двинулись дальше. «Вот и всё, – думала Мунбёль. – После того, что было в клубе, я для него асоциал и деградант. Оторва. Пьянь. Он же как девочек себе представляет? С заколочками, блеском-тенюшками, в юбке и чулках. И тут я, во всей красе, нажираюсь и громлю чужое авто. Он же красивый до невозможности, даже в парике, особенно – в парике. Да и без него хорош. Прекрасен, но – не дотянуться, как до луны. Только смотреть и расстраиваться». «Вот и всё, – думал Юнги. – Затупил я. Тот рэпер с ником Луна – это Мунбёль. Ну что, крутая она. Папину тачку водит. Рэп читает. Судя по рейтингам, весьма успешно. И я тут со своими чулочками. Это фиаско, братан. И Нам, опять же, обидится, если начну подкатывать к ней после всего, что он рассказал. Но даже не в этом дело. Сколько до Луны? Четыреста четыре тысячи километров. Где она и где я. Смешно. Совсем не». Так и шли. Вместе, но на непреодолимом расстоянии друг от друга. Гордые, невозможные. Вот бы столкнуть их: хватит страдать уже, поговорите нормально, но – нет. Ну, ничего. Когда-нибудь потом, в обозримом будущем, они станут взрослыми, станут крутыми рэперами и будут каждый по-своему счастливы.