Вальс одиноких душ

Тихий стон. Шорох. Пара глаз в предсмертных сумерках неотрывно следит за ниспадающими каплями крови, как если бы узрели подарок свыше. Их последняя ночь, последний обряд, и только одно ещё живое сердце переполнено болью. Оно колышется и, кажется, готово вырваться из держащих его оков. Но нет: он верный слуга. — А как там, по ту сторону? — тонкий голосок прерывает шуршание, и вторая пара глаз устремляет свой взор ввысь, на ночное небо. — Там хорошо, — выдох, и не разобрать: радость в нём или грусть. — Насколько? — Кадзу не унимается. Но чистота в душе не даст ему почувствовать подвох. — Свобода… её невозможно сравнить ни с чем, — будто по команде они опускают взгляд наземь. Обряд почти готов. — Точно? — ответ не следует, отчего в сердце Кадзу прорывается страх. Протянутая ладонь — Такао не торопится, ждёт решение верного спутника. Шуршание. Кадзу думает, чуть переменив позу. Их руки сцепляются в замок, но не надолго: один порез на его руке, и они вновь в праве насытиться независимостью. Тело ниндзя слегка немеет, пока глаза следят за струйкой крови. Голова его опущена, и волосы немного прикрывают лицо, но всё равно виднеется испуг. Даже при свете луны можно заметить свежую рану, сильно выделяющуюся на фоне бледной кожи. Он замер, будто резко окаменев. Лишь пальцы рук подрагивают, выдавая его страх. Одежда обрамляет хрупкую фигурку, что так сильно изменилась после близкого общения с Такао. Колдун возвращает Кадзу из раздумий, прикоснувшись к его тыльной стороне ладони. Нашёптывания Такао усиливают боль, и она становится уже не столь терпимой. Кажется, кровь быстрее покидает организм, омертвляя его. Мозг Кадзу думает лишь об одном: как же выбраться. Но сил нет: даже рука становится неподвластна ему. Трава уменьшает звук падения тел, кутая их в своих владениях.