Viva La Vida

Даниэль не может понять, что произошло. Ещё несколько минут назад было так весело, он показывал Бретту маску зомби, которую собственноручно сделал из картона и бумаги. Сосед сказал ему валить нахер, и Даниэль решил, что его нужно просто развеселить немного, слишком уж он мрачный и неразговорчивый. Пришлось в шутку облить его красной краской. Но Бретт разозлился и стал ругаться, разойдясь вовсе не на шутку. Он стал хватать мальчика за руки, пытаясь выкрутить ему хрупкие суставы. — Ты мне футболку изгадил, мудила! — Да что такого? Хэллоуин же! Даниэль искренне не понимает — кровь из кукурузного сиропа и пищевого красителя можно легко отстирать, она не настоящая. Из дома на шум выскакивает Шон и пытается урезонить Бретта. — Не смей трогать моего брата! Даниэлю нравится вот такой старший брат, готовый вступиться, защищая, загораживая его своей широкой спиной. И пусть в другие моменты Шон был тем ещё раздолбаем, ругавшимся на Даниэля или вовсе не обращавшим на младшего внимания, сейчас мальчика переполняет гордость. — Иди нахер, Диас! Он заляпал кровью мою футболку. — Я же сказал, что не нарочно! — крикнул Даниэль. — Оставь нас в покое! Но успокоить Бретта не так-то просто, он за словом в карман не лезет. — О да, идите спрячьтесь у папаши в гараже! Ссыкуны! — Чувак, отойди, он не нарочно, — сказал Шон. — Он же малой, мать его! — Да он даун сраный! Парни толкают и обзывают друг друга, обстановка накаляется. Даниэлю больше не так весело, как раньше. Он чувствует приближение чего-то плохого, чего-то жуткого, как будто тёмная туча наползает на безоблачное небо. Становится тяжело дышать, глаза щиплет, он готов расплакаться. Ссора достигает апогея, когда Шон бьёт Бретта по лицу. Один раз, второй. Брат ловчее и быстрее, он входит в школьную сборную по лёгкой атлетике, неоднократно занимал призовые места. Бретт крупнее, он пытается ответить, но ему трудно подобраться. — Шон! Ты его ударил! — Иди в дом! Живо! Проезжающий мимо полицейский замечает драку. Хотя они не особенно и подрались — Даниэль видел настоящие драки по телевизору, где окровавленные парни в синяках и ссадинах мутузят друг друга минут по десять, выбивая зубы и челюсти, папа ему задал бы, если бы узнал, какие фильмы он иногда смотрит, — просто Шон пару раз ударил соседа, а потом толкнул, когда тот на него снова полез. Бретт падает спиной на острый камень. Он шевелится и постанывает не в силах встать, наверное, что-то повредил. Даниэля учили в школе, что в таких случаях нужно быстро позвонить «911» и вызвать бригаду спасателей. Зачем же коп размахивает пистолетом, требуя от них с Шоном лечь на землю? Они умоляют не трогать их, убеждают, что ни в чём не виноваты, что Шон всего лишь защищал младшего брата. Но стоны «окровавленного» соседа режут уши, коп не убирает оружие и Диасам приходится подчиниться, уткнувшись лицами в траву. Коп проверяет пульс на шее Бретта, когда замечает старшего Диаса, спешащего к ним из гаража. С той же стороны доносится слабая мелодия «Viva La Vida», видимо, он как раз слушал эту песню, когда решил подняться наверх. Эстебан приближается к ним, коп наставляет на него пушку. — Ложитесь на землю, сэр! — Пап, мы ни в чём не виноваты, клянусь! — кричит Шон. Эстебан делает шаг вперёд, убеждая офицера, что они хорошие ребята и ничего не нарушили. Шон с Даниэлем тоже что-то кричат, поддерживая отца, создавая шум и неразбериху. — Мы ни в чём не виноваты! — Даниэль, всё будет хорошо! — Я сказал, не двигаться! Лицом на землю! В вечерней тишине их обычно спокойной улочки раздаётся выстрел. Молодой коп удивлён — он сам не может понять, как умудрился нажать на спусковой крючок, в какой-то момент утратив контроль над собой. Почему этот мексиканец просто не послушал его? Что ему стоило лечь? У Шона вытягивается лицо, когда он наблюдает за тем, как отец падает навзничь. А младший вдруг начинает кричать, что есть мочи: — А-а-а-а-а! Даниэль хочет превратиться в большого злого Энергомедведя и обрушиться на копа, размазав его по машине! Но ничего не происходит, у него нет никаких суперспособностей, ему остаётся только лежать на земле, сквозь слёзы глядя на тело отца в абсолютном бессилии. А вдруг папа ещё жив? Просто надо вызвать врача! Внезапно Шон вскакивает и с криком бросается на копа. Пытается ударить, вырвать пистолет, сделать хоть что-нибудь. Слышится его тяжёлое дыхание, коп что-то ему кричит, почти умоляя... Раздаётся ещё один выстрел. Брат падает рядом с отцом, в его лбу зияет небольшое отверстие, которое быстро наполняется кровью. — Да что вы делаете, мать вашу?! — орёт коп срывающимся голосом. Он тяжело дышит, не понимая, как такое могло произойти с ним на его дежурстве? Ничего же не предвещало! А Даниэль ползёт к своим. У него нет сил встать во весь рост, его душат слёзы, застилая взор, и нависшее над горизонтом солнце светит прямо в глаза, так что ему приходиться ползти почти вслепую. Если коп захочет застрелить и его тоже, пусть сделает это поскорее, но он больше не ляжет лицом в траву. Наткнувшись на первое тело, он попадает руками во что-то мокрое и липкое. Вскрикивает, пытаясь рассмотреть, что это такое. Его ладони в тёмной настоящей крови, она не пахнет кукурузой, у неё совсем другой запах — тяжёлый, смертельный. Даниэль вытирает руки о свою рубашку, вглядываясь в бездонные глаза Шона и стараясь не замечать чёрную точку посреди лба. Но не замечать её тяжело — из неё исходит красная дорожка, пропадающая в чёрных волосах. Он думает о том, как сильно любил старшего брата, несмотря на все его закидоны. Он только сейчас осознал это... только сейчас, когда уже поздно. Он вспомнил, как они играли вместе на приставке, на деревянных шпагах, а зимой вместе лепили снеговиков. Как ему нравилось слушать поющего брата, когда тот думал, что его никто не слышит. Как брат умел быть добрым и заботливым. Если бы это могло вернуть его, Даниэль никогда не заходил бы в его комнату без стука и отдавал бы ему все шокохрусты. Пусть Шон целыми днями ворчит и гоняет его, лишь бы не умирал. — Смотри, Шон, я ношу твои часы, — шепчет Даниэль онемевшими губами. — Спасибо тебе за них. И за то, что всегда защищал меня. Рядом лежит отец. Грудь его в крови, он, как и Шон, смотрит в осеннее небо мёртвыми глазами. Даниэль тихо подвывает над его телом, понимая, что больше никогда любимый папа не обнимет и не похвалит его, не соберёт их кататься на лыжах или в поход по парку «Маунт-Рейнир», не поиграет с ними в прятки среди высоких деревьев, не будет защищать от раздражённого Шона и мирить их, не почитает на ночь сказку своим выразительным голосом. Сказки в его жизни кончились. Всё кончилось. Ему просто хочется лечь и умереть рядом с ними. Поскуливая, словно маленький волчонок, он укладывается на холодную землю между отцом и братом, устремляя взгляд туда, куда смотрят они. Нащупав справа руку отца, а слева руку брата, крепко-крепко сжимает их. Они расслабленные, но ещё тёплые. Он лежит между ними, глядя в синее небо, по которому с тихим гулом летит самолёт, оставляя за собой длинную белую полоску. След отражается в мёртвом взгляде отца, медленно переползает в заплаканные глаза Даниэля, но внутри него что-то сломалось и слёзы больше не льются. Он безучастно следит за белой точкой в небе, будто за мухой, ползущей по стеклу. След двигается дальше, отражаясь в луже крови под головой Шона и скрываясь где-то за её пределами, в вытоптанной траве. Даниэлю приходит в голову мысль, что он сам хочет быть этой полоской, чтобы иметь возможность скрыться где-нибудь за пределами... Полицейский стоит над телами двоих мёртвых мексиканцев и одним неподвижно лежащим маленьким мальчиком, что-то говоря в рацию. Недалеко стонет Бретт. Даниэль опустошён и раздавлен, в одночасье потеряв всё, оставшись один в целом свете. Он больше не хочет ничего слышать и никого видеть, он желает лишь перестать чувствовать, забыв обо всём, навсегда вытравив из себя этот страшный день. «И почему у меня нет суперсилы?» — вдруг думает он, и эта мысль последней умирает в его голове. Когда рядом останавливается несколько машин с мигалками, сердце Даниэля бьётся ровно, но взгляд пуст. Он уже ни о чём не думает.