И я буду притворяться, типа я не танцую Ну да, это тупо И ненавижу алкогольные твои поцелуи Ну да, это тупо, И мы будем закипать, как незнакомые люди Ну да, это тупо, ну да (ты серьезно?) Но мы придём на тусовку в одинаковых худи Ну да, это тупо, ну да (мы ебемся) (с) Мукка, Хофманита
Андрей жалеет, что не надел на тусовку кигуруми-пикачу по целым двум причинам. Во-первых, едва он увидел, кто вошел в бар, и они пересеклись взглядами, ему показалось, что между ними прошел разряд во все двести двадцать. Во-вторых, вошедший одет в точно такую же толстовку, как у него. Если быть точнее, эти толстовки они покупали вместе. Типа парная одежда, типа пара. Кирилл, блять, какого хера. Всю неделю Андрей сидел дома и гонял в игрули — только для того, чтобы, наконец выбравшись в бар, встретить там своего вроде как бывшего. — Братан, — пихает он локтем незнакомого парня справа, — дай кофту на вечер погонять? Парень смотрит на него, как на больного. А он, может, и есть больной. На всю голову. Поменяться одеждой не удается. Кирилл подходит к барной стойке, как всегда лохматый, как всегда в узких джинсах, и рукава его толстовки закатаны, обнажая татуированные предплечья. Андрей понимает, что слишком пристально пялится на чужие руки и шею, и сползает со стула, как персонаж дурацкого мультфильма, которого расплющило тяжелым предметом до толщины бумажного листа. Где-то на фоне звучит закадровый смех. Нет, надо выйти покурить, проветрить голову, в которой после нескольких стаканов джин-тоника — а в семнашке мешают щедро! — творится какое-то безобразие. Андрей стреляет сигарету у Серафима, и тот, конечно же, спрашивает: — Вы с Кириллом сговорились прийти в одинаковой одежде? А он, конечно же, отвечает: — Нет, совпадение просто. Совпадение. Сов. Падение. Совместное падение, то есть. Точнее и не скажешь, он даже не соврал, значит, потому что они с Кириллом действительно только падали, падали, падали…Когда Андрей, пьяный в дерьмо и дым, открыл рот, он уже знал, что Кирилл знал, что за этим последует. Они шли с Лиговского по темным промозглым улицам — пустым, потому что кому вообще придет в голову идти куда-то в ноябрьские четыре утра? — Песни у тебя пиздатые, — начал Андрей. — Я знаю. — И сам ты пиздатый, — продолжал он. — Тоже знаю, — усмехнулся Кирилл. — И ты мне, ну это самое. Нравишься. Мимо проехал мусоровоз, тяжелый и неповоротливый, как жирный майский жук, и ответ Кирилла потерялся в его жужжании. Впрочем, по губам Андрей догадался, что тот сказал. «И это я тоже знаю». — Удиви меня, — предложил юноша, и Андрей мог удержаться. Да и как тут удержаться, когда тебя на слабо взяли? Только он решил выждать, потому что вот так сразу неинтересно.
— У тебя все норм? — спрашивает Серафим, и Андрей встряхивает головой, стряхивает с себя воспоминания, стряхивает длинный столбик пепла с забытой сигареты. Выкидывает бычок, и ему тут же протягивают еще одну «мальборо», но он качает головой. — Задумался, — а после таких размышлений нужно выпить. — Пойдем еще по шоту? В баре ужасно душно и жарко, с майским воздухом, свежим и пахнущим озоном после грозы, не сравнится. И хоть бы Кирилл не тусил около стойки, а догадался уйти в толпу! Но пинг мозговой деятельности очень большой, и Андрей думает об этом уже заметив, как юноша болтает с барменом. Клеит, что ли? Пусть клеит. Интересно, что он пьет — по стакану не скажешь, это «отвертка» или «текила санрайз»? Хоть бы «отвертка» — не так пошло и по-бабски. Хоть бы «санрайз» — пошло и по-бабски. — Что будешь? — спрашивает бармен, отвлекшись, наконец, от Кирилла. — То же, что и у него, — ляпает Андрей, кивая в сторону юноши, но тут же добавляет, глядя на Серафима. — И два шота «минту». — Четыре, — поправляет его Серафим. — Я по твоему лицу вижу, что ты одним не обойдешься. Ментоловая водка обладает прекрасным свойством — она накрывает почти мгновенно. Опрокидываешь в себя рюмку, мятный холод перекрывает горечь спирта, и через несколько секунд наступает алкогольное прозрение. То есть, опьянение, но если ты живешь в Петербурге и пишешь концептуальный рэп, для тебя это прозрение. Озарение. — После «минту», — говорит Серафим, точно прочитав его мысли, — я вижу мир таким, какой он есть. — Потрясающая вещь, — соглашается Андрей. Он залипает на Кирилла — то есть, рассматривает его истинную сущность, обнаженную финской амброзией — и то, что он видит, ему нравится и не нравится одновременно. С одной стороны, подбуханный Кирилл безбожно и божественно красив. С другой стороны, он совсем не обращает на Андрея внимания, будучи слишком занятым общением с очаровательной леди в коротком черном платье. Удачи тебе, леди, удачи обнаружить, что Кирилл совсем не по девочкам… Он поворачивается, и Андрей тут же делает вид, что он занят следующим шотом. Ему все равно надо догнаться, чтобы видеть еще лучше. — Ты хоть поздоровался с ним? — спрашивает Серафим. Андрей показывает большой палец и отставляет пустую рюмку. — Руки пожали, все дела, всё нормально, — отвечает он скороговоркой, которую придумал заранее. Моргает, пытаясь настроить фокус, но вместо кристально ясной, как водка, ясности, его окатывает еще одной порцией воспоминаний.Он не придумывал коварного плана ™ по удивлению Кирилла — оно получилось как-то само. Юноша мыл руки, даже не столько мыл, сколько грел под горячей водой. Кран издавал жуткие звуки и утробно рычал, а вода брызгала во все стороны — Андрей давно не делал ремонт. Да и смысл тратиться на съемную хату? Он не просил Кирилла подвинуться, чтобы он тоже мог погреться. Кирилл не жаловался на то, что вся его футболка покрыта россыпью мокрых пятен. Андрей подошел сзади и обнял его со спины, губами прикоснулся к нежной коже на шее, туда, где татуировка гласит, что пощады не будет. Руками скользнул по груди, ниже — и отражение Кирилла в зеркале над раковиной улыбнулось ему и прошептало: — И это тоже было предсказуемо. — Да блять, — выругался Андрей, но выругался без злобы и быстро — не хотелось отвлекаться от мягкой шеи, от ширинки чужих джинсов, которые он силился расстегнуть. Потом быстрый душ, незаправленная кровать с мятым постельным бельем в глупый икеевский цветочек, сдавленные стоны в острое худое плечо, пьяные влажные поцелуи — и ленивое «кончить-закурить» после. Андрей тогда устроился на вздымающейся, влажной от пота, груди Кирилла, слушал, как колотится сердце, и как этот звук смешивается с гулом собственного пульса, отдающего в уши.
— Бля, там моя песня играет. Надо пойти потанцевать, — Серафим предпринимает попытку вытащить Андрея из-за стойки, но тот качает головой и просит еще один джин-тоник у бармена. Ему нельзя танцевать, нужно пить, пока алкоголь не вымоет из разума все дурацкие воспоминания, пока от них не останется ничего, кроме желчная горечь утреннего сушняка и головная боль. Андрею кажется, что, когда они с Кириллом расстались — насколько вообще так можно сказать, которые не то что бы и встречались, так, трахались и проводили дохуя времени вместе, — когда они расстались, он не взлетел, он даже не прекратил падать. Он просто камнем рухнул на самое дно, и с тех пор не может оттуда выбраться. Сука, алкоголь должен был помочь, а не сделать хуже. Он стискивает свое же запястье, как стискивал его Кирилл, когда Андрей нес хуйню или просыпался посреди ночи от очередного дурного сна, липкого, как смола, чтобы отвлечься. Сколько еще ему нужно выпить, чтобы его отпустило?Андрей знал, как отличить чувства от похоти. Если утром проснулся с привкусом стыда на губах — значит, за тобой грешок. Если же утром хочется прижаться к человеку в твоей кровати, поцеловать в плечо и за ухом, нежиться в кровати подольше, значит, ты сделал правильный выбор. Он не ошибся. Кирилл, наверное, тоже так думал: он урчал, как кот, и шептал что-то про Андреевы сиреневые волосы и колючую сережку-перевернутый крест. Про то, что хорошо бы выпить кофе и покурить, но так хочется еще полежать. И про то, что в «laser b» такая пиздатая коллекция вышла, давай купим по кофте. И они купили. Не вылезая из кровати, — боже, благослови интернет, — заказали две черные толстовки с белой надписью «the end» на рукавах. Символично у них получилось, короче, но тогда об этом никто не задумывался. Кирилл, когда уехал из Петербурга, вел себя, как романтичная ванильная дама: раз в несколько дней исправно присылал фотографии себя в худи, и Андрею ничего не оставалось, кроме как отвечать взаимностью. В этом даже было что-то особенное: никто, кроме них двоих, не знал о парной одёжке. Между Петербургом и Волгоградом полторы тысячи километров, а у них словно одно худи на двоих.
— Кирилл, — почему-то вслух говорит Андрей. Даже не успевает испугаться, равно как и сбежать подальше от стыда и позора. Юноша поворачивается к нему — как поворачивается человек, услышавший свое имя от незнакомца. И пока он не отвернулся, Андрей выпаливает: — Я скучаю, — и прочь, прочь, подальше от барной стойки, в мешанину из тел и музыки, а потом сменить бар, и накидаться там — водкой и виски — лишь бы стереть из памяти эти расширенные от удивления серо-голубые глаза и татуировку «без жалости». Его останавливает прикосновение к запястью — теплые кончики пальцев смыкаются на вене, так хватают утопающих и падающих людей. Спасибо, что не за волосы. — Я знаю, — голос, созданный для утреннего мурчания и пьяных разговоров на кухне, пробирает до мурашек. Андрей останавливается. Ему кажется, что весь бар смотрит на них, и каждый человек видит, как в неоновом синем и фиолетовом свете на рукавах их толстовок переливаются надписи «the end». Конец — пальцы — запястье — конец. — Я курить, — он силой выталкивает слова из гортани (с большим трудом, чем на концерте в туре, во время которого он словил гнойную ангину), и вырывается в прохладу ночного воздуха. В ушах звенит, и дрожащими пальцами не получается достать сигарету из пачки, и он почти плачет над этим несчастным куском картона, готовый разодрать его зубами. — Давай помогу, — предлагает Кирилл, и в голосе его нет ни насмешки, ни упрека. Пальцы к пальцам, между его большим и указательным сигарета, и он прикуривает, затягивается — и протягивает к губам Андрея. Обхвати фильтр, ненароком поцелуй, пусть руку, пусть на мгновение. Осознай, что от падения до полета — лишь пара взмахов крыльев.Director’s cut (режиссерская версия)
Сцена один.
Пустой бар, на заднем плане моют пол и собирают мусор. На переднем плане Серафим, все еще несколько пьяный. Он взволнован и активно жестикулирует. Серафим: Я короче Андрея потерял, вот прям совсем, думал, что он домой уехал, а потом как увижу в толпе, как заору на всю семнашку «Братан!», а потом уже я увидел, что они с Кириллом ну типа, как это приличнее назвать… Making out, во, по-английски если. Сосутся, если по-нашему, да… И, кажется, на мой вопль повернулись все, даже те, кто на улице тусил… Пауза. Серафим задумывается на секунду, затем снова смотрит в камеру. Серафим: Подождите, вы сказали, что вы из The Flow? Извините, я вам напиздел. Вы так и напишите, если будете на главной публиковать: Серафим неубедительно пиздит.Сцена два.
Позднее утро, солнечно, Андрей и Кирилл курят на балконе, оба задумчиво смотрят вдаль. На площадке во дворе играют дети, доносятся их крики и смех. Слышен шум города. Над горизонте собираются дождевые тучи. Кирилл: Хочешь сказать, мы вчера начали целоваться прямо в «семнашке»? Андрей кивает. Кирилл: И потом мы поехали к тебе и поебались? Андрей, протяжно и довольно: Угу… Кирилл: И что это значит?.. Андрей, делая жест рукой в сторону туч: Может, к дождю. Кирилл молча затягивается. Зрители слышат его внутренний голос: Судя по количеству осадков в Питере, ебаться мы должны не реже раза в день.Титры.