Слёзы с запахом лотоса

      Её кровь навсегда въелась в его кожу. Он всегда видит умирающую Янли-цзе, когда смотрит на свои руки. В каждом необычном заклинателе он замечает Вэй Ина. Не задумываясь, он жестоко пытает всех, кто хоть на чуть-чуть напомнил ему его названного брата. Он засыпает в слезах, прижавшись к люльке А-Лина.

      Цзян Чэн делает глоток вина. Горький напиток заполняет собой всю ротовую полость мужчины. Вино, купленное в каком-то вызывающем подозрение баре, на деле оказалось не таким мерзким, каким ожидал его попробовать Цзян Чэн. Определённо, он пил алкоголь в несколько раз лучше этого, но сейчас это значение не имело.       В люльке тихо сопел А-Лин, но Цзян Чэн всё равно качал его и напевал какую-то успокаивающую мелодию, которую в детстве перед сном ему пела старшая сестра. Конечно, слова с тех пор давно забылись, но нежный ритм продолжал биться о череп, отдаваясь болезненными воспоминаниями о том прекрасном времени, когда они трое были только детьми. Самым ярким воспоминанием являлась ночь, когда Цзян Фэнмянь принёс в Пристань Лотоса мальчика по имени Вэй Ин. Цзян Чэна он раздражал до пугающей пульсации вен, потому что из-за этого дрянного мальчишки ему пришлось освободить место в своих покоях и убрать собак, ибо А-Сянь их, видите ли, боится до чёртиков. Они, конечно, потом помирились и стали очень даже хорошо общаться, но Цзян Чэн уже не был любимцем в семье. Сначала на него стали обращать меньше внимания, потом отец проводил время только с Вэй Ином, а после и вовсе этот чёртов Вэй Усянь стал побеждать его во всём. Единственный человек, продолжавший заботится о Цзян Чэне так же, как и раньше, так это его мать, Юй Цзыюань. И, возможно, если бы не она, Цзян Чэн, совсем не раздумывая, покинул бы Пристань Лотоса и стал бы бродячим заклинателем. К счастью, Юй Цзыюань в целом не признавала Вэй Ина, как своего среднего сына, считала его всего лишь сыном слуги.       Но сейчас даже она мертва!       Если бы Цзян Чэн знал о последствиях, то он бы ни за что не позволил Вэй Ину поехать вместе с ним на перевоспитание в Безночный Город.       Но сейчас было уже слишком поздно что-то менять.       У Цзян Чэна остался только племянник, которому недавно миновал только первый год. Ну, конечно, у него ещё был Цзинь Цзысюань, муж его мёртвой да-цзе, отец А-Лина. Пожалуй, Цзинь Цзысюань волновался и заботился о Цзян Чэне за последние несколько месяцев гораздо сильнее, чем Цзян Фэнмянь о нём за всю свою относительно короткую жизнь. Цзян Чэну это не нравилось. А если сказать точнее, то сам Цзинь Цзысюань ему очень нравился. Например, взять хотя бы его белоснежно-чистую кожу, она настолько идеальная, что, казалось, может рассыпаться от любого дуновения ветерка. А его выразительные шоколадные глаза? Просто мечта какой-нибудь юной госпожи! Цзян Чэну не нравился в нём только его характер. Такой упёртый, как осёл, так ещё и гордый, и самовлюблённый. Но Цзинь Цзысюань продолжал ухаживать за Цзян Чэном, несмотря на то, что никто и ничто от него этого не требовало. Он даже не позволил тому уехать из Башни Кои в Юнмэн Цзян, пока тот полностью не восстановится после своей потери. Наследник Верховного Заклинателя не позволил главе Ордена Цзян что-то сделать! Никто не смел перечить Саньду Шеншоу, а он одним лишь предложением приказал ему остаться здесь. А главное, что Цзян Чэн вовсе не был против. Наверное, это очень глупо, но Цзян Чэн жил в Башне Кои уже шестой месяц, следил за воспитанием А-Лина. А Цзинь Цзысюань следил за ним.       Цзян Чэн грустно улыбнулся своим мыслям, отпивая из горла глиняного кувшина ещё один глоток горького вина. Он протянул последнюю нотку полюбившийся ему с самого детства мелодии и заглянул в люльку. А-Лин также крепко спал, забавно морща носик во сне. Цзян Чэн взялся рукой за кончики хлопкового одеяла и потянул вверх, сильнее укрывая племянника, дабы ночью он не замёрз. Тот лишь сжал кулачки, поджав губы.       — Спокойно ночи, А-Лин. — Цзян Чэн погладил мальчика по щеке, убрав прядь волос с его лица.       Поднявшись с деревянного пола, на котором он сидел в позе лотоса всё это время, Цзян Чэн покинул покои, решив, что ему нужен свежий воздух.       Луна висела в самой середине тёмного небосвода. Своим едва ярким светом, будто практически потухшая свеча, она освещала Башню Кои. Лунный свет проникал в окна покоев, в которых тихо спал А-Лин; отсвечивался в позолоченных перилах веранды; заглядывал в светло-коричневый глиняный кувшин, играясь с полупрозрачной жидкостью. Где-то вдалеке подул лёгкий ночной ветерок, зашуршав листьями зимней сливы. Из соседнего домика, в котором временно расположился глава Ордена Не, Не Хуайсан, послышались шумные разговоры. Но они довольно быстро стихли, а в окнах погас до этого слабый свет.       Цзян Чэн выдохнул, выпуская изо рта пар. В этом году зима выдалась прохладная, такая, что в некоторых районах Китая аж выпало большое количество снега. К счастью, Ланьлин находился в тёплом поясе, и максимум, что здесь могло произойти, — промёрзшая почва, отчего умрёт часть урожая. Для Ланьлин Цзинь это не станет катастрофой, ибо в их казне хватит денег на то, чтобы купить овощи и фрукты из других Орденов на всех людей, живущих в Башне Кои, да и в целом в Ланьлине.       Цзян Чэн, взяв кувшин за основание горлышка, разболтал в нём вино, отчего на поверхности появилась лёгкая рябь, а после, опрокинув голову назад, сделал глоток. Небольшая алкогольная струйка стекла по нижней губе, спустилась по подбородку, а дальше капнула на воротник тёмно-фиолетового ханьфу, закончив свой путь и без остатка впитавшись в плотную ткань. Мужчина, вернувшись в прежнее положение, тыльной стороной ладони вытер влажный след. На этот раз ветер дунул прямо ему в лицо, подняв каштановые передние пряди его длинных волос в воздух. Цзян Чэн сощурил глаза, глубоко вдохнув ночную свежесть. Морозный воздух неприятно обжёг лёгкие, но Цзян Чэн продолжал делать частые вдохи, привыкая к новому ощущению.       В последнее время ему редко удавалось вот так вот постоять на открытой веранде, собраться с мыслями и немного выпить: за А-Лином нужен был глаз да глаз, ведь в таком возрасте дети только начинают вести активный образ жизни, учатся ходить и говорить. Нянька А-Лина, которая помогала с его воспитанием, заболела, а Цзинь Цзысюань с головой утонул во внутренних и внешних делах Ордена; Цзинь Гуанъяо постоянно отправлял младшего брата то в Гусу Лань, то в отдалённые деревушки, которым срочно требовалась помощь по уничтожению разных тварей, то заваливал его бумагами, содержание которых варьировалось от расходов казны до количества новорождённых в этом году. Поэтому забота о младшем наследнике престола Ордена Цзинь легла на крепкие плечи Цзян Чэна. Цзян Чэна бесило отношение Цзинь Гуанъяо к своему сводному брату. Неужели Верховный заклинатель, глава столь великого Ордена, сам не может разобраться с этими делами? Обязательно заваливать своего брата такого рода обязанностями? Нет, конечно, Цзян Чэн сам являлся главой Ордена и понимал, что Цзинь Гуанъяо не в силах уследить за всем в одиночку, а Цзинь Цзысюань, как старший наследник, должен был брать на себя часть обязанностей и выполнять их на отлично, полностью отдавая себя в задания, что поручил ему брат, поскольку от этого зависит не только судьба его Клана и Ордена, но и его собственная карьерная лестница. Всё же то, что Цзинь Цзысюань был младше Цзинь Гуанъяо на один десяток лет колоссально влияло на его положение в обществе. И пусть Цзинь Цзысюань являлся первым сыном Цзинь Гуаншаня, которого он признал, но Цзинь Гуанъяо первый занял престол после отца, вследствие чего у Цзинь Цзысюаня осталось мало шансов на становление главой Ордена. Поэтому он старался из-за всех сил, чтобы завоевать уважение и доверие к себе.       Но Цзян Чэн хотел видеть его как можно чаще, а это всё мешало.       Цзян Чэн вздрогнул от того, что испугался собственных мыслей. Он что, скучает по Цзинь Цзысюаню? Не может быть! Раньше он только рад был тому, что от него на несколько дней, а то и недель отстанут, и он сможет вдоволь отдохнуть от такого заботливого — что аж тошно! — человека. А сейчас он, чёрт побери, мечтает о том, как Цзинь Цзысюань с утра пораньше принесёт ему целебный отвар из лесных трав для того, чтобы его раны, появившиеся после ночной охоты, заживали гораздо быстрее.       Снова подул ветер. Да с такой силой, что холодный воздух забрался под ханьфу и даже под рубаху, коснувшись разгорячённой кожи мужчины. В грудь словно воткнулась сотня мелких иголочек, и Цзян Чэн захлопнул воротник, не позволяя ветру снова пробраться туда.       Цзян Чэн положил локти на резные и, пожалуй, очень дорогие перила, делая ещё один крупный глоток горького напитка. Почему-то в голову закралась мысль о том, что Вэй Ин оскорбил бы это вино всеми известными ему ругательствами. Мужчина рассмеялся. Вымученно, болезненно, обречённо. А спустя минуту истеричного хохота, он резко замолк, свёл брови к переносице. К глазам стали поступать нежеланные слёзы. Цзян Чэн залпом допил оставшееся вино. А после не выдержал и с надрывистым криком швырнул кувшин на землю. Тот с недовольным лязгом разбился вдребезги. Цзян Чэн зарылся руками в свои волосы, распуская идеально собранный хвост, и сел на корточки. Солёные ручейки сами по себе потекли по щекам, а он продолжал кричать, не думая о том, что кто-то может заметить его нервный срыв, или он разбудит А-Лина.       — Сестра! — его истошный крик спугнул птиц, мирно спящих на ближайших деревьях.       Сердце колотилось так, словно сейчас сломает рёбра и выскочит наружу, продолжая биться в агонии. Но этого никогда не происходило, а Цзян Чэн бы наоборот пожелал о том, чтобы так оно и случилось: не пришлось бы ему переносить всё то, что с ним происходит.       Вдруг что-то тёплое легло ему на плечи, с силой притягивая к себе. Цзян Чэн совсем не удивился, положив свою голову на чужую грудь. Всхлипывая, он обнял человека, в котором сейчас так рьяно нуждался. Цзинь Цзысюань погладил того по растрепавшимся каштановым волосам, убаюкивая как маленького ребёнка.       — Матушка… — тихо прохрипел мужчина, размазывая слёзы по дорогой светлой ткани чужого ханьфу.       — Ваньинь, успокойся, иначе разбудишь А-Лина. — Цзинь Цзысюань, положив руки на влажные от слёз щёки Цзян Чэна, большими пальцами провёл по его нижнему веку, убирая солёные бусинки. — Я рядом, тебе не из-за чего беспокоится.       Цзян Чэн смял его одеяние в своих ладонях, делая глубокий неровный вдох. Он быстро привёл дыхание в норму, но конечности его всё ещё предательски дрожали, поэтому никто из мужчин не торопился подниматься на ноги, оставаясь на корточках. Цзян Чэн попытался отстраниться от него, ибо поза, в которой они находились, была, во-первых, не самой удобной, а, во-вторых, довольно неприличной для двух зрелых мужчин. Да и Цзян Чэн ощущал, как сердце его бьётся уже не от внезапно накатившей истерики, а от близости с Цзинь Цзысюанем. Но отойти ему не дали крепкие мускулистые руки, крепко сжавшиеся на его периодически вздрагивающих плечах. Будь Цзян Чэн немного в другом расположении духа, он бы с лёгкостью встал и даже отошёл бы на несколько метров в сторону, но сейчас сделать это не позволяло его эмоциональное состояние. Поэтому он вернул свои руки на талию Цзинь Цзысюаня, зарываясь носом в его воротник. Оказывается, от зимнего мороза кожа на его лице — в особенности на носу — замёрзла, и когда он прикасался ею к чему-то тёплому, её неприятно жгло.       — Спасибо. — шепнул он, ощущая, как в его животе что-то бурлит.       — За что?       — За то, что ты рядом.