отморозки полные

       Мексика – страна острых специй, обжигающих глотку, жары, не менее горячей чем люди здесь, и занюханных грязных мотелей, в которые заселяются на ночь–две, чтобы на следующий день снова отправиться в путь, или для сомнительных утех. Иногда и для того, и для другого. Сложно сказать, как часто здесь проводилась уборка или менялось постельное бельё, но и грязно вроде не было, так что провести в подобном помещении пару ночей, в целом, не страшно. Намного страшнее не дойти до него, упав где-нибудь по пути, споткнувшись на каблуках и свернув шею.        Именно в состоянии, близком к сворачиванию шеи, Фиркл добрался до двери номера. Вообще-то на каблуках он ходил неплохо, но усталость и жара сказались на неподготовленном теле. Никто и не просил его нацеплять каблуки, но гот оправдывал это "прикрытием" и "правдоподобностью образа". Для той же цели служит лёгкое чёрное платье, перетянутое тонким поясом в талии, и длинные, не слишком готичные стрелки. Маленький и по-девичьи хрупкий, с мягкими округлыми бёдрами он действительно походит на девчонку, чем не может не пользоваться. Прикрытие и правда хорошее, и именно в таких цацах как он чаще всего заинтересованы те, на кого он охотится. Эта игра двухсторонняя. Вечно брезгливое уставшее выражение лица Фиркл когда нужно легко меняет на невинное и смазливое, даже чуть глупое. Большим взрослым дядям нравится чувствовать себя в доминантном положении рядом с хрупкой маленькой девочкой, как бы мерзко это ни звучало; как жаль, что они не знают, что девочка вооружена до зубов, и на кого на самом деле идёт охота.        Старенькая дверь мотеля скрипит, раздаётся звук отлетающих куда-то в сторону туфель и расслабленный выдох, Айк отворачивается от компьютера с насмешливой улыбкой. Ему, в отличие от Смита, не приходится так близко контактировать с целью и строить им глазки, да и мало кому понравился бы высокий лоб с презрительной ухмылкой, извивающийся перед ними в коротком платье и надувающий губки. У всех свои вкусы, правда. – Как прошло? – Брофловски подходит совсем бесшумно, нависает над Фирклом, не давая и от выхода отойти и опуская ладони на его талию. Интересуется совсем тихо, не слишком заинтересованно, уже зная ответ. – Не твоё дело, – гот только сухо отвечает, тем не менее не спеша скидывать руки и расслабленно прижимаясь спиной к двери. Если Айк, чтобы отвертеться от правды, придумывает бесконечное количество самого разного бреда, пока Фиркл не убеждается в его лжи, то сам Смит даже не старается врать. Он ничего не скажет. Брофловски нельзя доверять. Как и самому ему, вообще-то. Они всё ещё соперники, и Айку, судя по его насмешливому довольному взгляду, это жуть как нравится. Фиркл каждый раз пытается доказать свою независимость от него, и точно так же каждый раз сдаётся, признавая поражение. – Это действительно единственная маскировка, которую ты мог придумать? – Айк интересуется вкрадчивым шёпотом, поглаживая бока Фиркла сквозь тонкую ткань платья, притесняя его сильнее к стене. Глаза Брофловски озорно поблёскивают, и гот избегает этого взгляда изо всех сил, встревоженно жмётся к стене и поджимает накрашенные фиолетовой помадой губёшки, но происходящее ему явно нравится, и оттого наблюдать за ним всё интереснее, – У тебя огромный выбор образов, а ты хочешь таскаться на неудобных каблуках и корчить из себя милашку? Вообще-то Айка это забавляет, даже нравится в какой-то степени, так что он всеми руками за. Детка хочет носить юбки – детка будет носить юбки. В них Фиркл выглядит совсем невинным и наивным, мило надувая губки, и тем приятнее знать, сколько у него на самом деле грязных секретиков. Канадец улыбается своим мыслям, чувствуя, как Смит в его руках определённо нервничает, но упрямо молчит, отстаивая своё право таскать неудобные шмотки. – Устал? – Айк выдыхает куда-то в волосы, заставляя кожу гота покрыться мурашками. Вместо привычных сигарет от него пахнет какими-то сладкими духами – образ Фиркл любит прорабатывать до нелепых мелочей. Это Брофловски нравится, как и взгляд, поднятый на него, – вымотанный, горящий и жадный. – Хочу расслабиться, – усмехается гот, прекрасно зная, какого ответа от него ждут. Взгляд Айка молча, насмешливо указывает на кровать, пока сам Брофловски направляется к компьютеру, чтобы сохранить незакрытый документ. Фиркл обиделся бы на то, что компуктер для Айка важнее него, но мысль о накрывшихся файлах волновала его не меньше. Они слишком долго работали над этим, а Фиркл слишком устал возиться с бестактными неприятными мужланами, чтобы вся информация исчезла. Айк, конечно, был бы не Айком, не сделай он несколько лишних копий, и одну свою, особенную, спрятанную в закрытую папку, где помимо важных документов хранились нюдсы небезызвестной в готских кругах личности, но последний факт Фиркла не слишком волновал, даже льстил в некоторой степени. – Не раздевайся, – видя, как Фиркл раздражённо теребит замок платья, Айк не столько просит, сколько приказывает, заставляя гота остановиться и взглянуть на него с некоторым приятным напряжением, – Меня весь день волнует кое-что, – Брофловски подходит не торопясь, заставляя Фиркла застыть под его пронизывающим взглядом как кролик. Каждый чёртов раз Айк незаметно меняется, сводя с ума. Жёсткий непроницательный взгляд и хозяйский, приказной, пропитанный насмешкой тон – и Фиркл готов на коленях ползать. Вот и сейчас он боится шелохнуться или отвести взгляд, пока ему не прикажут это сделать. Айк прекрасно это видит. Ухмыляется презрительно. Твёрдая рука подталкивает Фиркла в плечо, заставляя лечь на спину, и вот тут он уже возмущённо фыркает. – Платье помнё... – Меня волнует... – с нажимом повторяет Айк и нависает, пока Фиркл встревоженно отводит взгляд, боясь пикнуть. Брофловски опускает ладони на его грудь, слишком мягкую для парня, щупает с неприятной улыбкой, видит, как отчего-то краснеют щёки гота, – Чем лифчик набивал? Над грудью Смит действительно постарался, чем, судя по его смущённому, но довольному взгляду, весьма гордится. Айк щупает его совсем по-хозяйски, оглаживает бока, видя, как гот отзывается на каждое прикосновение, но всё равно недовольно кривит губы. Стоит ему попытаться заикнуться о деликатной ткани платья, как Брофловски останавливает его взглядом. – Тебе не идёт образ мелочной капризной сучки, – досадливо морщится он, продолжая с каким-то навязчивым любопытством лапать липовую грудь. Было что-то приятное в том, какой невинной девочкой-припевочкой видят его эти придурки, и знанием того, какой Фиркл на самом деле: отбитый мальчишка-нимфоман с бесконечными грязными кинками и страстью к переодеваниям. Смит тревожно возится под ним и молчит, видя, как от приятных мыслей взгляд Брофловски мутнеет на секунду, а рука, успевшая переползти на талию, сильно сжимается. Когда Фиркл надевает платье, поведение Айка меняется едва заметно; он дольше гладит и щупает, будто изучая чужое тело заново, но, когда результат исследований его наконец удовлетворяет, крышу ему тоже сносит основательно. – У тебя помада стойкая? – глаза Айка хитро блестят, пока его загребущие ручонки спускаются на мягкие бёдра. Фиркл кивает в напряжении и отводит взгляд, Брофловски довольно мурлычет что-то под нос и неспешно тянет вверх подол платья, открывая вид на мягкую кожу бёдер, перетянутую резинкой чулков. Один из них не без помощи Айка спускается к колену, оставляя после резинки розовую полосу, Брофловски опускается ниже и с довольной усмешкой целует внутреннюю часть бедра, изучая реакцию, пока Фиркл прекращает следить за его махинациями и спокойно растягивается на спине, удобнее подгибая колени. Он всегда стремится к тому, чтобы делать абсолютный минимум, пока его ублажают, но о канадце можно сказать то же самое, даже в большей степени, и потому каждый их секс превращается в соревнование «кто будет меньше напрягаться и получит больше удовольствия, тот победил». Почему-то победу каждый раз одерживает Айк, но Фиркл упрямо отрицает это и согласен максимум на ничью, игнорируя тот факт, что желание получать и доставлять удовольствие у него намного более уравновешены, чем у чёртова эгоиста Брофловски. Ну, в большинстве случаев.        Вторая рука Айка вовсю исследует другую ногу, всё чаще скользя по кожаному ремешку на бедре, к которому Смит пристёгивает чехлы с ножами. В нежную кожу впиваются зубы, заставляя Фиркла довольно выдохнуть, слегка сжимая волосы Айка пальцами, пока сам Брофловски отвлекает его аккуратными прикусываниями нежной кожи. Он незаметно вытягивает нож из чехла, который в обычное время благополучно прячется под подолом платья. Расслабившийся под подозрительно мягкими ласками гот чувствует, как внезапно полегчал пристёгнутый к бедру футляр, спешно поднимается на локтях, чтобы отобрать своё оружие. Остриё украденного ножа упирается в шею, а Айк глядит на него заинтересованно-игриво. – Опасная игрушка. Может, заберёшь? – Айк давит ножом под кадык всё сильнее, заставляя Фиркла медленно опускаться на спину и нависая сверху. Смит растерянно открывает и закрывает рот, даже не предпринимая попытки отобрать лезвие, зная, что в его положении это чревато. Айк нехорошо щурится в полутьме номера, блестит чёрными непроницаемыми глазами, – А если бы на этом месте сейчас был не я, а один из тех тупиц, которых ты обхаживаешь? Что бы ты делала, Джорджия?        Фиркла всего передёргивает. Ему нравится имя, внесённое в липовые документы, но произнесённое Айком оно неприятно режет по ушам, и Брофловски прекрасно это знает. Этому ублюдку очень даже нравится действовать на нервы. Гот пытается выдавить из себя что-то, но из пересохшего горла вырывается глухой растерянный хрип, и опасная близость лезвия нисколько не помогает. Ножи Фиркл всегда точит как следует. Сердце стучит где-то в глотке, и Смит упрямо избегает ледяного взгляда Айка, прекрасно зная, как он смотрит. Давяще и холодно, словно пронизывая насквозь, и если с нахальной улыбкой это выглядит привлекательно, то без неё только пугает, и хуже всего то, что Фирклу невероятно, до мурашек и дрожи нравится чувствовать себя кроликом, шею которого медленно стягивает скользкий змеиный бок. – Я бы этого не допустил, – совсем тихо бормочет он, не видя, но чувствуя то, как меняется выражение лица Айка, и пристыженно жмурясь. Брофловски может промолчать, потому что Смит и без того знает всё, что ему сейчас скажут, но канадец только презрительно кривит губы, отводя лезвие от пульсирующей артерии – А со мной допустил, значит? Я думал, ты мне не доверяешь, – лицо Фиркла горит, пока Айк выпрямляется и кладёт нож на стоящую у кровати тумбочку, сообщая о том, что оружие он ликвидирует, потому что не дай бог этот конченый увлекается найф-плэем, а он наверняка это делает. Видя, что тот упрямо избегает его взгляда и едва ли станет первым нарушать тишину, сухо командует "на пол", решая не объяснять невыгодность внезапной смерти, особенно от рук Айка, что уж говорить о тех, с кем готу приходится общаться. Он слишком часто позволяет себе расслабляться, не хотелось бы, чтоб это привело к неудобным обстоятельствам. Бесконечно говорить со всякими мудаками не в интересах Айка, для этого есть Фиркл – его личная ищейка, послушная и услужливая. Брофловски усмехается своим мыслям, наблюдая, как гот потирает оцарапанную шею, но опускается на колени без всяких пререканий, смотрит снизу вверх и покусывает губы, сдерживая усмешку. Этому гадёнышу, кажется, нравится даже больше, чем самому Айку. Фиркл не торопится, достаёт из сумки, оставленной тут же, у кровати, сигареты и зажигалку. – Весь день не курил, между прочим, – с гаденькой улыбкой сообщает он, убирая волосы за ухо и поджигая сигарету, блаженно затягивается, прикрыв глаза, и выдыхает дым в лицо Айку. – Я тебя не тороплю, милая, – Брофловски решает не говорить ничего о курении в мотеле, потому что скоро они отсюда уедут, и Фирклу хочется нагадить напоследок. После этого "милая" Смит задумчиво щурится, оценивая, нравится ли ему такое обращение, и приходит к выводу, что это довольно... интересно. Он зажимает сигарету в зубах, приподнимаясь на коленях и со знанием дела расстёгивая ремень Айка. С ремнём знакомы не только ловкие пальцы Смита, но ещё зубы, запястья, спина и задница – ремень вообще вещь довольно универсальная, и от мысли об этом Фиркл усмехается, не выпуская сигарету изо рта. За пряжкой следует ширинка, и тут уже Айк ему помогает, чтобы ничего не мешало, уж об этом он предпочитает позаботиться, чтобы не слышать потом постоянных жалоб. От глубокой жадной затяжки Фирклу кружит голову, он жмурится и впивается пальцами в бедро канадца под его насмешливым взглядом, отрава сочится в лёгкие, и иногда это приносит даже больше удовольствия, чем секс. – Тебе больше нравится сосать или курить? – Фиркл поперхнулся дымом, и, пока он откашливался, Айк умыкнул сигарету из его пальцев и затянулся сам, хитро блестя глазами. Намекать готу второй раз не нужно. Ему, вообще-то, и первый не нужно. Фиркл странно улыбается, пальцы скользят вдоль бедра Брофловски, дразнят, взгляд поблёскивает смесью нарастающего возбуждения и желания оттянуть удовольствие. Сидеть перед Айком на коленях почему-то всегда заводит; тот смотрит сверху вниз с усмешкой, терпеливо поглаживает по растрепавшимся за день волосам и выдыхает дым в лицо. Молчит. Знает, что, если Фиркла подначивать, он нарочно заартачится из упрямости, и останется Брофловски без минета. Этого не хочется обоим. Смит, видя, что его никуда не торопят, устраивается между ног Айка поудобнее, проводя привычные ритуалы, убирает мешающие патлы за уши. Облизывает губы с гаденькой улыбкой, но, вовремя передумав, забирает у Айка сигарету и затягивается, озорно блестя глазами. – В чём-то Фрейд был прав, – бормочет Айк себе под нос, нисколько не удивлённый увиливаниями гота. Фиркл стреляет в него мрачным, заметно возбуждённым взглядом. Прижимает уже затухающую сигарету к бледному запястью, где розовеют несколько таких же ожогов, тихо шипит сквозь закушенную губу, в глазах на секунду темнеет от жгучей боли. Брофловски его никогда не останавливает, хоть и не понимает это сомнительное мазохистское увлечение. За Смитом, самостоятельно причиняющим себе боль, любопытно наблюдать. В конце концов, сам Айк делал ему намного больнее, и в большинстве случаев тот первым просил об этом. Иногда в голове Брофловски мелькают гуманные мысли о том, что причинять мальчишке вред, наверное, не совсем правильно, но эти мысли каждый раз затмевают скулящий ему в ухо умоляющий голос и чужие дрожащие колени.       Смит создан для отсоса, но, когда Айк последний раз сообщил ему это, получил тяжёлым ботинком в колено, и потому молчит сейчас, наблюдая за его стараниями со снисхождением. Фиркл начинает медленно, дразнясь, ведёт языком вдоль члена, перехватывая основание ладонью и с некоторым любопытством поглядывая на Брофловски. Ему до жути нравится кидать на Айка поверхностные, затуманенные взгляды, глядя снизу вверх со смесью ненависти и обожания. Фиркл не знает о существовании золотой середины. – Ты не торопись, не торопись, – канадец тихо посмеивается, прекрасно зная, как на строптивого мальчика-гота влияют подобные фразы. Непреодолимое желание ускориться вопреки словам Айка зарождается где-то внутри, и Фиркл недовольно хмурится. Каждый раз Брофловски начинает свою игру, незаметно управляя его желаниями, что выводит из себя и возбуждает одновременно. Айк запускает пальцы в его растрёпанные волосы, наблюдая из-под опущенных ресниц, не отводит глаз, и его взгляд, по-хозяйски твёрдый и насмешливый, тревожит что-то в животе. Смит ведёт языком вдоль члена, отчего-то боясь взглянуть на Айка, но чувствуя, как пристально за ним наблюдают, обхватывает губами головку, не слишком размениваясь на долгие ласки, потому что безумное возбуждение мешает дразниться даже ради того, чтобы помучить Брофловски подольше. Айк усмехается краешком рта и прикрывает глаза, поглаживая его по голове и готовясь получать привычное удовольствие. Фиркл сказал бы, что оно незаслуженное, если бы мог говорить в своём положении.       Ему нравится брать глубоко и много, слышать шумные выдохи от каждого движения, выводить Айка из равновесия, и Фиркл сходу старается расслабиться и взять глубже, точно зная, как доставить удовольствие. Ощущать расслабление Айка приятно до дрожи. Брофловски слегка давит на его затылок, не слишком сильно, давая привыкнуть, собирает взлохмаченные уже волосы пальцами, наблюдая за тем, как от его прикосновения спина Фиркла выгибается совсем по-кошачьи, а коготки царапают его бедро сквозь штаны. Возможно, гот проигрывает в их привычной игре только потому, что, делая минет, получает даже больше наслаждения, чем когда отсасывают ему. Айку его кинки никогда не понять полностью, но он уже неплохо в них разбирается, судя по всему.        Смит действительно неплох, берёт настолько глубоко, насколько может, а потом ещё немного, и с сомнением поглядывает на Айка из-под полуопущенных ресниц, желая убедиться в некой своей профессиональности; по лицу Брофловски всегда сложно понять, нравится ли ему или это его веселит, но усмешка – хороший признак в любом случае. Сейчас же он щурится и кусает губу, борясь с безумным желанием надавить сильнее, шумно выдыхает, чувствуя, как Фиркл скользит языком к головке и снова принимает так глубоко, как способен, и всё равно недостаточно. Его волосы стягивает цепкая ладонь, Айк давит на затылок, потеряв всякое терпение или притворившись, будто потерял его. Движет им в собственном темпе, глубже и быстрее, без всяких церемоний возит губами по члену. Фиркл издаёт встревоженный глухой скулёж, в горле першит и глаза слезятся, но Смиту плевать. Он беспомощно цепляется пальцами за бёдра Айка, позволяя ему всё, что угодно, и стремительно сходя с ума от возбуждения. Каждый раз всё заканчивается тем, что Смит выполняет чужие садистские хотелки, но он и не против вовсе. Сложно сказать, почему, но он готов позволить Айку пользоваться его телом, как тот захочет, пока его тихий рык звенит в ушах, кожа головы болит от грубой хватки, а некогда стойкая помада мешается со слюной, только от этого Фиркл извивается как течная кошка, послушно подставляясь.       От грубых движений в глазах пляшут звёздочки, и гот не стал бы прекращать это, если бы не чёртовы рефлексы, заставляющие отпихнуть Брофловски от себя и плотно зажмуриться, шумно переводя дыхание. Челюсти сводит. Айк разглядывает его напряжённо, но в глазах остаётся что-то жёсткое, проскальзывающее каждый раз и каждый раз заставляющее беспрекословно подчиняться. Фирклу нравится этот его взгляд со смесью раздражения, заботы и желания наплевательски продолжить свои сомнительные манипуляции с чужим телом. – Всё хорошо? – тёплая ладонь опускается на щёку, пока большой палец стирает смазавшуюся помаду и успокаивающе поглаживает губы. Фиркл спешно мотает головой, успокоившись от одного только прикосновения, и невольно трётся щекой о руку Айка, показывая, что всё в порядке, едва не мурлычет. Макияж течёт и в висках стучит, и всё это до странного приятно и возбуждающе, Айк с непривычной нежностью гладит его щёку, будто не он только что... Именно это Фирклу и нравится – то, как легко переключается тот между двумя образами. Может это не образы вовсе, а две грани личности. Мысль об этом готу тоже нравится. Канадец мешает грубость и нежность, и это сводит с ума, одновременно пугая – чёрт знает, чего ждать от этого отморозка. Это и есть самая интересная часть. – Ладно, хватит с тебя, – Айк устало улыбается и тянет его к себе, приглашающе хлопая по бедру. Прекрасно знает, что, если гота просить словами, сопротивляться он будет долго, но стоит пальцем поманить – Фиркл его, без всякого сопротивления и вопросов. Стоит наградить взглядом, и подчиняться он будет беспрекословно, а если вежливо попросить – сделает всё наоборот. Смит послушно поднимается и усаживается на колени Айка, избегая его взгляда. Платье действительно помялось, а член отчётливо выпирает из-под подола, и Фиркл готов поклясться, лучше бы Айк пошутил что-нибудь тупое, чем смотрел так, с каким-то снисхождением и явным удовольствием, получаемым от ситуации. Его это, судя по всему, забавляет. – Знаешь, было бы прикольнее, если бы ты остался в туфлях, – тянет Айк ему в ухо, пока Фиркл неуверенно повиливает бёдрами, чувствуя, как тот нагло лезет под подол платья, больно сжимая мягкую кожу, и утыкается ему в шею, мурча что-то о том, как очаровательно гот ковыляет на каблуках, и как они компенсируют рост. Смит его, вообще-то, не слушает вовсе – он больше озабочен чужими ручонками, заползшими под резинку надетых под платье шорт. Фирклу даже нравится его положение – он довольно привлекателен со смазанным макияжем, в мятом платье и сползшими чулками. Не хватает тонкой сигареты в руках и устремлённого в пустоту взгляда – вот тогда он сможет играть барышню в глубокой депрессии в каком-нибудь посредственном сериале. Смит тихо охает и отвлекается от мыслей о будущей карьере, потому что Айк, чтобы привлечь внимание, больно кусает в шею, возвращая Фиркла к реальности, заглядывает в глаза и хитро щурится, – Тебе скучно? – Я… – начинает было гот и замолкает, пугаясь того, как вдруг охрип голос, он отводит взгляд и украдкой прокашливается, и стоит ли говорить, какое ехидство читается во взгляде Айка, но он снова только гаденько молчит, ухмыляясь куда-то в шею Смита. Брофловски нравится медлить только чтобы подразнить его, но сейчас его руки оперативно стягивают шорты вместе с бельём, Айк ведёт языком вдоль артерии от ключицы до самого уха, заставляя Фиркла довольно мяукнуть и запрокинуть голову, послушно подставляя чувствительную шею под ласки; он едва не рассудка лишается, стоит парню начать вылизывать его шею и лицо, а Айк не может не пользоваться этой его слабостью, мгновенно делая гота спокойным и послушным, заставляя прижиматься всем телом, ластиться и тихо мурлыкать. От болезненного укуса чуть ниже подбородка в плечи канадца невольно впиваются коготки, губ Фиркла касаются два пальца и он бездумно, почти по привычке приоткрывает рот им навстречу, проводя горячим языком по подушечкам. Поцелуи спускаются к вырезу платья, но чужие пальцы во рту не мешают готу весело фыркнуть, почувствовав, как свободная ладонь Айка опускается на импровизированную грудь и щупает с нескрываемым энтузиазмом как чёртов антистресс. Это его, похоже, действительно заинтересовало. Фирклу, вообще-то, тоже понравился бы парень с женской грудью, так что его можно понять.        Фырканье Смита раздражает. Айк кривится и давит снизу на его подбородок, заставляя запрокинуть голову и одновременно взять пальцы глубже, с силой нажимает на язык, чтобы заткнулся наконец; Фиркл только этого и ждёт. Он аккуратно перехватывает ладонь Айка и вылизывает чужие пальцы уже самостоятельно. Не останавливая манипуляций с грудью, Брофловски рассматривает его с любопытством, остающиеся на пальцах следы помады и горячая слюна явно тревожат, а Смит словно нарочно начинает тихо жалобно постанывать, прикусывая кончики его пальцев и заглядывая в глаза взглядом, не выражающим ни единой мысли. Бесконечное желание.       Чужое бельё в подобном положении снимать довольно сложно, но сейчас ему абсолютно плевать. Жар извивающегося на его коленях тела и горячий язык сводят с ума. Фиркл даже на секунду расстраивается, когда Айк отводит руку в сторону, потому что дай ему волю – вылижет с ног до головы. Длинные пальцы крепко стягивают волосы, Айк редко разменивается на нежные поцелуи, предпочитая брать то, что нравится. Ему, вообще-то, мало что нравится, но отзывчивое чувствительное тело, трущееся о него и жалобно поскуливающее в поцелуй, в этот список определённо входит. От тёмной помады остаётся одно название, рот Фиркла явно устал за вечер, но гот всё равно требовательно жмётся, отказываясь разрывать поцелуй и поглаживая шею и затылок Айка кончиками пальцев. Бабочки в животе давно превратились в отбойные молотки, разрывающие изнутри возбуждением, и неудовлетворённый Смит явно мучается, возится на чужих коленях и трётся пахом совсем не скрываясь, сминая платье ещё сильнее. – Айк… – Фиркл разрывает поцелуй, говоря на выдохе, заглядывает в глаза умоляюще, будто признавая своё поражение, и Айк ради этого взгляда на многое готов. Ухмылка Брофловски тревожит что-то внутри, но гот забывает про неё почти сразу, чувствуя, как чужие руки снова оказываются под подолом платья, и довольно щурится, слегка приподнимаясь на коленях для удобства и точно зная, чего от него хотят. Айк хмыкает куда-то в его ключицы. Ему нравится доводить Фиркла до состояния, когда тот действует почти бездумно, лишь бы получить желаемое, и сейчас Смиту плевать даже на его манипуляторские замашки, он запускает пальцы в волосы Брофловски и бормочет в самое ухо умоляющим голосом, способным убедить кого угодно в чём угодно, – Пожалуйста?        Айк прикрывает глаза и самодовольно фыркает. Фиркл ни за что не произнёс бы этого слова вслух, если бы не был доведён до предела всякого терпения, руки, обвитые вокруг шеи канадца, ощутимо подрагивают, как и колени, в общем-то, а взгляд, пустой и рассеянный, скользит по лицу Брофловски без единой мысли в ожидании его дальнейших действий. Приподнимая его голову за подбородок, Айк по-хозяйски разглядывает поблёскивающие в сумраке комнаты глаза и измученные губы. Гот выглядит опустошённым, а ведь Брофловски его и не касался толком пока что. Фиркл набирает обороты всегда безумно быстро, а расслабляется с трудом, вместо этого брызжа ядом по поводу и без, или, наоборот, принимая любые его условия. Это даже мило в какой-то степени.        Всё же долго его мучить не хочется. Вернее, хочется, но у Брофловски и у самого терпение не железное, особенно когда на его коленях извиваются и требовательно царапают кожу. К тому же Фиркл, видя, что обслуживать его здесь не собираются, запустил наглые ручонки под его футболку и уже тянет вверх, буквально заставляя снять её. Айку редко когда хочется раздеваться, очень зря, между прочим, потому что тело у него весьма неплохое, хотя ему куда больше нравится раздевать партнёра, и потому Смиту насильно приходится вытряхивать его из одежды, тут же скользя ладонями вдоль рёбер за спину, приникая уставшими губами к шее и прикусывая кожу.        Вообще-то растягивать чужую задницу довольно утомительно, но без этого Фиркл просто отгрызёт ему голову или ещё что-нибудь, да и следить за тем, как он довольно извивается на его коленях, любопытно. Возможно, у мальчика-гота есть какой-то сомнительный пунктик на фингеринг, но, судя по его нетерпеливому потерянному взгляду, он с большим удовольствием предпочёл бы член, хотя сейчас его и пальцы, кажется, устраивают, он утыкается в шею Айка и тяжело сипло дышит, впивая коготки в его лопатки и выгибая спину навстречу, мятое платье стесняет движения и мешает вдыхать глубже, но снимать его не торопятся они оба, ведь Фиркл не может просто притворяться девушкой (весьма успешно, надо сказать) так, чтобы не свести это к своим извращенским хотелкам. Айк аккуратно разводит пальцы, заставляя гота мяукнуть в его шею от удовольствия и сильнее прижаться липовой грудью к его торсу. Все мелочи, составляющие отбитое воображение этого гадёныша, сводят с ума и отчего-то жутко бесят, но без странных закидонов Фиркла секс с ним быстро бы наскучил. – Ты слишком громко думаешь, – шипит тот, снова требовательно повиливая бёдрами. Айк со смешком отвечает ему на ухо, что Фиркл, в отличие от него, думать вообще не умеет, за что на шее Брофловски несильно смыкаются зубы, из-за чего тот только фыркает громче, тем не менее слегка ускоряясь. Раз уж котёнку так сильно хочется, он не может отказывать.       Айк поднимается выше по кровати, откидываясь на подушки спиной и насмешливым взглядом ясно давая понять, что напрягаться тут будет не он, на что Фиркл кривится с брезгливым выражением, но тянется к валяющейся у кровати сумке, нервными движениями перебирая кое-как впихнутое туда барахло и бормоча под нос о том, что стоит ходить с рюкзаком и не выёбываться. Находит презервативы, раздражённо метит ими в самодовольно усмехающуюся морду Брофловски. Промахивается. Айк ухмыляется ещё шире и манит сконфуженного гота к себе. За ним, возбуждённым и злым, всегда забавно наблюдать, и под его взглядом гот заводится сильнее во всех смыслах. Иногда сложно сказать, потрахаются они сейчас или подерутся. – Зачем ты носишь презервативы на задания? – Фиркл, снова удобно устроившийся на его бёдрах, награждает Айка мрачным взглядом, и губы Брофловски растягиваются в гаденькую ухмылочку, он с наигранным любопытством заглядывает в блестящие возбуждением глаза в ожидании ответа. Фиркл не сдерживает странной улыбочки. Вообще-то ему нравится при общении с некоторыми персонами копаться в сумке и абсолютно случайно мелькать пачкой презервативов, убеждаясь, что они это заметили. Это обнадёживает взрослых дяденек, заставляя вести себя мило. Перспектива секса с нежно мурлыкающей девушкой в коротком чёрном платье определённо развязывает язык. Смит загадочно молчит и усмехается, но Айк и без него всё это знает, озорно поблёскивает глазами. Забавляет мысль о том, что среди всех окружающих гота мудаков действительная перспектива владеть этим послушным отзывчивым телом есть только у него, ну и, может, у каких-нибудь симпатичных мальчиков-девочек, знакомство Фиркла с которыми продолжится всего вечерок. Чёрт знает, с кем он ночами пропадает. Айку плевать, вообще-то, лишь бы тот спид не подхватил от кого-нибудь, – Ты такая сучка. – Зато твоя, – мурлыкнул Фиркл, всё же расстаяв под его довольным взглядом. Ответ Айку кажется слишком предсказуемым, но он рад, что гот это признаёт и ведёт себя соответствующим образом, забыв про своё раздражение, закусывает губу и аккуратно насаживается на его член, всё же стреляя в Брофловски недовольным взглядом. Ему не слишком нравится поза наездника, не так сильно, как быть вжатым лицом в кровать, или закидывать ноги на чужие плечи, или дрожать на коленях, опираясь о стену, но сейчас Фиркл согласен на всё, что захочет Айк, лишь бы получить обещанное удовольствие, и Брофловски не может не пользоваться этим, лениво растянувшись на подушках и поглаживая чужие бёдра под подолом платья. Он прикрывает глаза и едва заметно улыбается, давая готу время привыкнуть, возле уха раздаётся зажатое тяжёлое дыхание человека, едва ли способного сдерживать свои порывы, гот упирается подрагивающими ладонями в его живот, выпрямляя спину, медленно толкается на пробу и довольно закусывает губу. Ещё раз. И ещё. По его телу проходит довольная дрожь, Айк щурится, внимательно следя за ним и улыбаясь, сильнее сжимает мягкие бёдра и прикусывает губу.        Фиркл, привыкший к движениям, запускает пальцы в его волосы и тянется за поцелуем, но Айк останавливает его строгим «Нет», тут же окидывая обиженную мордашку гота взглядом. Ему не нравится давать Смиту то, что он хочет. Не сразу. Намного интереснее мучить его, выводить из равновесия, следить за рваными толчками. Фиркл кривится, выражая всё своё презрение, отводит взгляд. От тяжёлого глубокого дыхания рёбра выпирают из-под узкого платья, лямка спадает с плеча – он нарочно сделал так, чтобы она спадала, потому что этот гадёныш определённо знает, какими мелочами заставить Айка медленно сходить с ума. Перепачканные смазанной помадой губы распахнуты, встрёпанные волосы лезут в глаза и липнут к уголкам рта, на глазах снова наворачиваются слёзы – возможно, он поторопился с темпом. Так даже лучше. В всхлипывающем от боли и удовольствия Фиркле определённо что-то есть. Ему и самому, похоже, это нравится больше всяких нежностей. Он глухо стонет в такт толчкам, стараясь насаживаться до предела, и снова невольно ускоряется, царапая живот и грудь Айка острыми коготками. – Ты куда-то торопишься? – вкрадчивым тихим голосом интересуется тот, заглядывая в блестящие от слёз растерянные глаза и усмехаясь как-то сухо, раздражённо. Не осталось старой весёлости, только холодное желание получить своё удовольствие и оттянуть чужое. Встревоженно потупив взгляд Фиркл слегка тормозит, чувствуя, как одна рука поощряюще поглаживает бедро, пока вторая не скрываясь ползёт к его шее. Такой Айк – холодный и жестокий, распоряжающийся его телом как хочет – нравится ему намного больше и пугает одновременно. И тем что пугает тоже нравится. Горячие пальцы сжимают шею убийственной хваткой, дышать сразу становится тяжело, а Айк растягивает губы в тонкой брезгливой улыбке, точно зная, что готу больше понравится. Фиркл встревоженно касается пальцами его запястья и так и застывает с рукой на шее, как кролик, которого заглотили наполовину и выплёвывать не собираются, он ловит воздух ртом и упрямо избегает пронзительного взгляда Айка. Такой исход Брофловски тоже не слишком устраивает. – Знаешь что… – с раздражением начинает он, давя на плечо гота, заставляя перевернуться и интуитивно лечь на спину, бесцеремонно задирая его платье и раздвигая бёдра, утыкаяясь в шею, – Достал ты меня.        Фиркл следит за его манипуляциями почти испуганно, но расплывается в довольной улыбке, мгновенно сориентировавшись, скрещивает лодыжки за спиной Брофловски. Его мордашка почти раздражает. Хочется заставить его скулить от боли и умолять продолжать, в голос стонать его имя. О, Айка определённо запомнят в этом блядском мотеле. Шею Смита снова сжимают две ладони, канадец толкается глубоко и грубо и грязно-зелёные радужки глаз Фиркла скрываются под веками одновременно с вырывающимся из глотки хрипом. – Пожалуйста! – почти бездумно выкрикивает он, царапая его руки, но даже не пытаясь ослабить хватку. Так намного лучше. Айк усмехается, начиная с неторопливых аккуратных движений и с особенным удовольствием наблюдая за тем, как даже от этого гота всего перетряхивает, он сипло втягивает воздух ртом и закатывает глаза, жалобно постанывает под ним, подставляясь.       Целует Брофловски жадно, лижет и кусает, не давая и секунды чтобы вдохнуть, даже не желая позволить вдохнуть, узкое платье усугубляет положение, Фиркл начинает ощутимо дрожать под ним, едва-едва отвечает на поцелуй и впивает ногти в запястья, пытаясь убрать его руки хоть на секунду. Вместо этого Айк ускоряется, без всяких церемоний вколачивая хрупкое тело в скрипящую кровать и заставляя гота хрипло всхлипывать в поцелуй. Вообще-то Брофловски не слишком нравится целоваться с языком, но ему любопытно, до какого состояния он способен довести задыхающегося, теряющегося в ощущениях мальчишку, как долго Фиркл будет позволять ему извращаться над его телом и как скоро он кончит от происходящего.       Айк вполне способен одним только удушением довести Фиркла до оргазма или до потери сознания, но глухое жужжание заставляет отвлечься от наслаждения чужой болью. Он отрывается от губ гота и отпускает его шею, не без сожаления наблюдая за тем, как тот судорожно ловит воздух ртом и следит за ним невидящим взглядом, с шеи медленно пропадают красные следы ладоней, а из уголков глаз стекают смешанные с тушью слёзы. – Ты… Ты… – задыхается уже от возмущения он, но беспомощно затыкается под насмешливым взглядом Айка, не способный отрицать то, какое безумное удовольствие получил от этого. Айк тянется за вибрирующим на прикроватной тумбочке телефоном, кидает взгляд на экран и усмехается. Фиркл чувствует себя жалко, – Ты же не… Не смей! – Это босс, – Айк многозначительно вскидывает брови и расплывается в улыбке, отвечая на звонок. Босс, конечно, мудак, и Брофловски едва ли ответил бы ему в подобной ситуации, сославшись на сон или что-нибудь ещё, но сейчас канадец благодарен ему за возможность видеть оскорблённое заплаканное лицо, выражающее желание трахаться и убивать, – Алло?       Фиркл запускает пальцы в волосы и одними губами бормочет что-то о том, как сильно он ненавидит всю эту организацию и Айка лично. Брофловски не слишком вникает в разговор, свободной рукой поглаживая мягкую кожу бедра гота и с любопытством его разглядывая. Смит раздражённо прикрывает глаза, но тут же вскрикивает от неожиданности, чувствуя рваный толчок. Айк отвечает боссу что-то невпопад, внимательно глядит ему в глаза и подносит палец к губам, тихо шикая и игриво улыбаясь. Фирклу хочется или врезать по этой довольной морде или расплакаться от злости, пока Айк возобновляет медленные глубокие толчки, гот затыкает рот ладонью и жалобно постанывает. Для Брофловски это очередная забавная игра из разряда «Выведи мальчика-гота из себя», и Фиркл так сильно ненавидит его сейчас. – Да, я понял. До свид… – начинает Айк с усмешкой, но вдруг округляет глаза, – Нет, я тут вспомнил… – и пускается в бесконечные путаные рассказы, как умеет только он, наращивая темп и не разрывая зрительного контакта с Фирклом так, будто это шоу предназначается только ему. Брофловски опускает ладонь на его член и начинает надрачивать с игривой улыбочкой, весело говоря что-то в трубку и уверяя собеседника в том, что он абсолютно не занят сейчас. Во внутреннем списке дел Смита появляется пункт «Дать этому уёбку крепкую пощёчину». Гот кусает пальцы, лишь бы не заскулить в голос, и Айк нарочно движется так, как надо, чего в обычных обстоятельствах избегает нарочно, чтобы позлить его. – Просит передать, что ты неплохо поработал… ну, если говорить в целом, – как ни в чём не бывало сообщает Брофловски, кидая телефон на подушки. Фиркл молчит. Смотрит невидящим от ненависти и возбуждения взглядом, заставляя Айка заулыбаться шире, – Знаю, знаю, я мудак. Извини, окей? Мир? – и словно в издевательство он протягивает готу оттопыренный мизинец и невинно растягивает губы от уха до уха. – Ты такой уёбок, – это звучит почти восхищённо. Айк понимающе хмыкает и утыкается в его шею, медленно ведя языком вдоль артерии и снова глубоко толкаясь, заставляя Фиркла выгнуться с довольным стоном и возвращая ладонь на его член, быстро надрачивая. Котёнок не зря страдал столько, чтобы теперь не получить обещанного удовольствия. Смит обхватывает его шею одной рукой, второй царапая спину, протяжно стонет в ухо Брофловски, не сдерживаясь. Свободная ладонь Айка возвращается на накладную грудь, тиская её с каким-то странным любопытством. Всё-таки было что-то очаровательное в парне с грудью. Или девушке с членом? Чёрт этих готов разберёшь. – Хорошая девочка, – довольно мурлыкнул он на ухо Фирклу, тут же встречаясь с его растерянным, но довольным взглядом, – А вот мальчик хуёвый.       Айк продолжил бы шутить, если бы Смит раздражённо не втянул его в поцелуй. Брофловски путается пальцами в его волосах, надрачивая быстрее и чувствуя, как Фиркл дрожит под ним всем телом и скулит в его губы, одним только голосом умоляя делать что угодно, но не останавливаться. Айк и не собирается. Он срывается на рваные глубокие толчки, Смит извивается под ним и кончает с жалобным довольным стоном, жмурясь и пальцами стягивая простынь над своей головой. Всё-таки стоит иногда его помучить ради подобной картины. Не каждый день можно видеть его, готового на что угодно, с потёкшим макияжем на смятых простынях. В платье и чулках. Брофловски крепко сжимает его бёдра и делает несколько последних толчков, кончая с довольным рыком и отрываясь наконец от чужого тела. Фиркл, до того блаженно прикрывший глаза, подрывается, не давая ему упасть на кровать, притягивает его к себе за щёки, но вместо поцелуя отвешивает хлёсткую пощёчину, после чего расплывается в довольной улыбке и падает на подушку с чувством выполненного долга. Айк возмущённо шикает, касаясь горящей щеки, и смеряет Фиркла недовольным, но понимающим взглядом: – Заслуженно.