— Слушай, с тобой все в порядке?
Четыре с половиной года отношений — охренеть как много для того, у кого они первые и единственные, и, кто бы что ни говорил про быстротечность чувств, у Гьона они с годами становятся сильнее. В двадцать шесть у него есть слава, уютная квартира в Женеве, друзья, с которыми его объединило Евровидение, и муж. До одури любимый муж, который почти месяц торчит в своей унылой киевской берлоге и не может (не хочет?) приехать в Швейцарию.
Ничего необычного в этом, на самом деле, нет. Карьера у обоих идет в гору, свои отношения они не афишируют, а расстояние между Киевом и Женевой слишком большое, чтобы мотаться туда каждый день. Но Гьон зовет его на Рождество — Андрей не приезжает. Зовет на новогодние праздники, а тот отказывается, ссылаясь на семейные обстоятельства.
Гьон молодец, Гьон все понимает, но сегодня чаша его терпения переполнена.
— Мы —
семья, — произносит он в трубку, вкладывая в это слово максимум смысла и чувств. — И я волнуюсь, потому что ты ведешь себя странно.
—
Семья, — отвечает Хайат с тяжелым вздохом. Первым и главным условием их отношений, начало которых — жесть еще та, — было доверие. Столько лет они были на одной волне и все решали вместе, но в проблему, с которой столкнулся Андрей, меньше всего хочется впутывать Гьона. — Я никогда не забывал, что мы семья. Но с тем, что сейчас происходит, мне нужно разобраться самому. Прости.
Обычно молчание — знак согласия, но сегодня оно выражает укор.
— Я позвоню тебе завтра, — сухо прощается Мухарремай и сбрасывает вызов, еле сдерживаясь, чтобы не выбросить мобильник в открытое окно.
Раньше было проще: они просто жили, встречались и не задумывались о будущем, но в двадцать третьем все парочки, образовавшиеся в их дружной компании, одна за другой начали жениться. Даже Бен с Бласом поженились, хотя Долич как огня боялся штампа в паспорте, а чем они с Андреем хуже? Расписались в начале сентября, закатили тусу для своих и продолжили жить с гордым статусом мужей…
Но именно в этот период что-то пошло не так.
Именно в этот период активизировались сми, которые не то что про свадьбу — про их отношения не знали ничего, но решили, что знают больше всех, и приписывали бедному Хайату романы с половиной Украины. Лишь каминг-аут Мелексеевых отвлек их от него, но легче все равно не стало. Андрей замыкался в себе все больше и больше, и в январе 2025 его замкнутость достигла пика.
Это бесит и пугает одновременно, но Гьон решает дать ему еще немного времени. Через неделю, когда дружная компашка соберется на годовщине Бласа и Бена, он загонит мужа в уголок и потребует объяснений.
Сидеть без дела Мухарремай не может: тревожные мысли паразитируют на нервах, поэтому он отвлекает себя домашними делами. Драит до блеска полы, перемывает гору посуды, накопившуюся в раковине за неделю, вытирает пыль и чувствует себя не творческим человеком, а фанатичной домохозяйкой. В одиннадцать вечера, валясь с ног от усталости, он плетется на кухню с намерением поужинать, но вместо этого испытывает горькое разочарование.
Фиговая из Мухарремая домохозяйка, если о самом главном — вкусном ужине — он благополучно забыл, и теперь печально созерцает пустой холодильник.
До круглосуточного магазина около километра пути, и Гьон, зевая, отправляется за едой, не догадываясь, какую жесть ему преподнесет эта ночная вылазка.
***
— Отпустите меня, умоляю!
Маргарет взирает на них с мольбой, но в глазах Алана видит лишь лед. Слезы бывшей возлюбленной давно уже его не волнуют: эта женщина сделала все, чтобы он ее возненавидел, а когда Алан Роджерс кого-то ненавидит, жизнь этого человека быстро превращается в кошмар.
— А я ведь предупреждал тебя, Мэгги, не связывайся с моими врагами, — говорит он, делая шаг вперед. Перепуганная бывшая еще сильнее вжимается в стену и проклинает тот день, когда связалась с Роджерсом. Кто же знал, что этот респектабельный мужчина окажется такой мстительной сволочью!
— Ал, пожалуйста, давай поговорим.
— Поговорим? — Роджерс приподнимает бровь, глядя на Маргарет, как на дурочку. — Просвяти-ка, о чем мне разговаривать с гнусной предательницей, которая изменяла мне с моим главным конкурентом, да еще и сливала ему информацию?
— Я ничего ему не сливала! — оправдывается Маргарет. — Клянусь тебе, Алан, мы с Рейнхартом сошлись уже после нашего расставания!
— Надо же, — язвит Роджерс, — а у меня совсем другая информация. Впрочем, это уже неважно.
Алан кивает человеку с ножом, терпеливо ждущему сигнала, и тихо шепчет: «Она твоя».
Маргарет не успевает даже пикнуть, как нож убийцы вонзается в ее сердце.
Говорила ему мама — не шляйся по улицам ночью. Раньше это казалось блажью гиперопекающей родительницы, но, случайно став свидетелем преступления, Гьон понимает — как же она была права! «Захотел, блин, срезать путь домой, — думает Мухарремай, боясь даже дышать. — Не надо было сюда сворачивать!».
Каким-то чудом убийцы не замечают человека, прячущегося в спасительной тьме на другом конце переулка, и уходят, расправившись с несчастной жертвой. Гьон не спешит покидать переулок: от шока его трясет, пакеты выпадают из рук, а взгляд устремлен на кровавое пятно, красующееся на платье убитой Маргарет.
Твою мать.
Перед его носом только что зарезали женщину.
Даже трупы сектантов, к которым они с Андреем, Беном, Эрикой, Дади и прочими членами веселой еврокомпашки попали накануне Евровидения 2020, не ужасали так, как ужасает труп Маргарет.
Нужно сваливать отсюда поскорее, но стоит только выйти из темноты, как за углом раздается:
— Погоди, я зажигалку выронил… Какого?!
Вернувшийся в переулок Алан Роджерс ошалело хлопает глазами, столкнувшись нос к носу со случайным свидетелем, и, пока он не опомнился, Гьон бросается бежать.
***
А где-то в одном из параллельных миров альтернативный Гьон Мухарремай пишет будущий хит, переживая о том, как его воспримут поклонники. Никакой передышки — работа, работа и снова работа, потому что после шикарной Répondez-moi он не имеет права их разочаровывать.
— Такими темпами ты в гроб себя загонишь.
— Не загоню, все хорошо, — говорит Гьон всем, кто мешает работать, хотя его состояние действительно оставляет желать лучшего. Из-за огромных кругов под глазами он похож на задолбанного жизнью панду, но перфекционизм пока что побеждает усталость.
Гьону двадцать два, он готовится к Евровидению и не подозревает, что проблемы, которые есть сейчас, после переноса в альтернативное будущее покажутся ему смехотворными.
